— Вообще-то проколота сонная артерия, — пробормотал Панов, раскладывая кожный лоскут с дырочками поровнее.
— Пусть даже так. А вот второй вопрос посложнее: куда они вытекли?
— Куда? — Боря попытался почесать затылок, но вовремя вспомнил про то, что у него еще перчатки на руках. — Почеши-ка мне репу, Маша, может, я быстрее сосредоточусь. А действительно, куда? — задумался он после того, как я выполнила его просьбу.
— Во-первых, в протоколе ни слова про лужи крови под трупом, — я помахала перед его носом этим лаконичным документом. — Во-вторых, на его одежде и теле никаких следов крови, кроме вот этих самых пятнышек. А кстати, как эти дырки причинены?
— Вообще-то это колотые раны, — пробормотал Панов, вертя лоскут кожи так и сяк, и любуясь им, как шедевром изящного искусства.
— Уже хорошо. Не укусы, значит?
— А черт его знает, — признался Панов, утирая вдруг вспотевший лоб. — Там четыре полулунных ранки, расположенных не по прямой линии, скорее по дуге. Они довольно глубокие, проникают в сонную артерию.
— Это могут быть зубы? — не отставала я.
— Зубы? Человеческие, имеешь ты в виду? Или зверя какого-нибудь?
— Неважно.
— Да. Но если только зубы полые.
— Это как?
— Знаешь, если высверлить заднюю стенку у зуба, получится такой инструмент полулунной формы.
— А зачем высверливать? — поежилась я, не представляя себе индивидуума, добровольно проделавшего над собой такую операцию.
— Ну, мало ли идиотов. Вот вернется Санька, спроси его, что говорит его опыт стоматолога.
— Санька вернется только через неделю, — отмахнулась я. — Лучше я у Щеглова спрошу.
— Бога ради, — Панов все вертел кожный лоскут, видно было, что он уже зациклился на нем, и я спокойно отправилась к Юре выяснить насчет полых зубов.
Марина Маренич, по-женски более скрупулезная, чем Панов, но ни в коем случае не медлительная, еще пока не нуждалась в моем присутствии, хотя мне хотелось с ней поболтать на некоторые отвлеченные темы. Приближался заветный день моего бракосочетания с любимым мужчиной; вдумчиво гулять по магазинам мне было некогда, оставалась робкая надежда, что свадебный наряд, не белый, конечно, с фатой, а что-нибудь поскромнее, мне сошьют в ателье, но стоило мне сунуться в единственное наличествующее в районе моей работы ателье, чудом уцелевшее в окружении бутиков, там быстренько охладили мой пыл тем, что на пошив нарядного туалета им требуется не меньше двух месяцев. И предложили взять платье с кринолином напрокат. Но я отказалась. Добрые люди мне подсказали, что у Марины есть чудная портниха, которая в состоянии сварганить приличный туалет буквально за два дня, поэтому я расслабилась, решила, что времени у меня еще уйма, главное, не забыть за два дня до бракосочетания поговорить с Маринкой.
— Юра, — сказала я с порога, появившись в его кабинете, — ты видел когда-нибудь полые зубы?
Если я рассчитывала ошарашить его этим вопросом, то расчет себя не оправдал.
— Видел сегодня утром, — спокойно ответил Юра, правя экспертное заключение.
— Интересно, где? — заорала я, и Щеглов поморщился.
— Да не вопи ты так. У твоего страшилища как раз такие полые зубы.
— Ты вообще понимаешь, о чем я говорю? — пританцовывала я вокруг него, а он исподлобья наблюдал за моими телодвижениями.
— Понимаю. У трупа, который я вскрыл по твоей просьбе, зубы имеют полость. По крайней мере, клыки.
— А почему ты мне ничего не сказал при вскрытии?
— О Господи, да я вообще не придал этому значения. Вот ты завопила, я и вспомнил. Это же никак не связано с причиной смерти, согласись.
— А где этот труп? Еще в секционной?
— Нет, уже зашили и убрали в холодильник, а что?
— А нельзя его вытащить?
— Знаешь, Маша, — вздохнул Щеглов, — когда ты тут клубишься, я перестаю понимать, на что я сдался. Мне кажется, что это ты руководишь моргом, а я так, зашел случайно. Не была б ты членом семьи сотрудника бюро…
Я схватила его за руку и потащила из-за стола.
— Юрочка, миленький, пойдем, посмотри на труп, который Панов вскрывает.
— Да зачем? — вяло сопротивлялся Юра, пока я волокла его по коридору, благо до первой секционной было не очень далеко.
— Посмотришь и скажешь, могли ли повреждения на трупе быть причинены полыми зубами вампирюги.
— Маша, ты бы сказок на ночь поменьше читала, — посоветовал Щеглов, уже входя в секционную.
Теперь за кожный лоскут с шеи схватился Юра, они с Пановым буквально выдирали его друг у друга и в конце концов приняли решение отсепаровать его к чертовой бабушке совсем и отправить медико-криминалистам на третий этаж.
— Ну что? — спросила я, не поняв, к какому выводу они пришли.
— Нет, Маша, в данном случае действовал более острый предмет, — покачал головой Юра. — Но в принципе похоже.
— А на повреждения на шее криминалиста похоже? Ты же их видел, Юра, а?
— Видел. Похоже. Но криминалист, слава те, Господи, пока не умер, и его шейку мы на исследование не пошлем. Когда ты успокоишься?
— Ладно, — я не желала успокаиваться, — а теперь скажите мне, столпы науки, каким образом эти люди теряют огромное количество крови, не имея на теле никаких серьезных ран? И куда эта кровь девается, раз ее нет на месте происшествия?
Панов и заведующий моргом переглянулись.
— Напрашивается одно, — наконец вымолвил Юра. — Через эти ранки кровь можно только высосать.
* * *
С Мариной Маренич мне удалось поговорить обо всем, кроме моего свадебного туалета. Вернее, не то чтобы “обо всем”; наша светская беседа вертелась, конечно, вокруг судебно-медицинских тем.
Повреждения на трупе девушки, который вскрывала Марина, были похожи и не похожи на то, что выявил Панов. По крайней мере, дырочки на шее, когда с них смыли засохшие капельки крови, были абсолютно идентичными. Прибежал Боря с кожным лоскутом в руках, они пристраивали его к шее трупа девушки для сравнения и чуть не подрались в ходе высоконаучной дискуссии о механизме причинения данных повреждений. Боря настаивал на том, что это следы зубов, а Марина доказывала, что проколы причинены инструментом.
— Ты что, не видишь, слепня клиническая, — орала она на Борю, — эти дырки один в один. Форма ран, размер один и тот же!
— А если это инструмент, — вопил в ответ Боря, — почему тогда расстояние между ранами не совпадает?
— Да потому что это четыре укола одним и тем же инструментом, балда стоеросовая!
Они пихали друг другу в нос кожные лоскуты, и сопровождали свои действия непереводимой игрой слов, поскольку оба имели репутацию тонких лингвистов, виртуозно владеющих даром убеждения. Но так ни до чего и не договорились, порешили дождаться вердикта медико-криминалистов. А потом с чудовищным энтузиазмом — я только крякала на особо заковыристые речевые обороты, привести которые нет возможности из цензурных соображений, — принялись обсуждать судебно-медицинский диагноз. И вот тут-то полезли противоречия в картине смерти двух объектов исследования, зато отмечалось небывалое единство мнений двух непримиримых авторитетов судебной медицины.
У девушки, помимо повреждения мягких тканей теменно-затылочной области головы, обнаружились еще и повреждения черепа, а затем и внушительный ушиб головного мозга. И смерть несомненно наступила именно от этих повреждений. А я-то уже рассчитывала, что и тут имеет место острая кровопотеря…
— Ничего не понимаю. А как же колотые раны? Тоже ведь в сонную артерию? — обратила я растерянный взор к экспертам.
— Не переживай, Машенька. Из этого тельца тоже кровушки повыцедили, вон, сосуды пустые, — утешила меня Марина.
— Но смерть-то не от острой кровопотери?
— Нет, и я тебе больше скажу — кровь она потеряла посмертно. Литра полтора, уже после того, как ее по головушке приложили.
— Ничего не понимаю, — искренне призналась я и зашелестела страничками протокола осмотра трупа. Покойная девушка прибыла в морг после осмотра, сделанного следователем прокуратуры с участием судебно-медицинского эксперта, поэтому протокол, в отличие от предыдущего, написан был не на одном листе — аж на пяти. Из него явствовало, что найдено было тело несчастной в расселенном доме. Ну, понятно, обстановку расселенного дома в протоколе надо описывать или на двадцати листах, или двумя словами. Девица лежала на лестнице — разбитой, с провалившимися ступеньками, вниз головой. Если она падала сверху, и ударилась затылком, то, скорее всего, так и осталась бы лежать лицом вверх; но лежала ничком. И ее мешковатая одежда была запачкана серой пылью только спереди. И эти колотые раны на шее — откуда они?
— Я тебе объясню, откуда они, — решился наконец Боря Панов. — На них обоих напал вампир и выпил кровь.
— А по голове зачем?.. — уточнила я.
— Я ж тебе сказал — наркоз. Ты попробуй, выпей кровь у живого человека, который еще и сопротивляется. Это только в кино возможно, — подхватив Марину под талию, он запрокинул ее, как партнер в танго, и сделал вид, что сейчас укусит за шею; Маренич закатила глаза и изобразила сладкий обморок. — А в реальной жизни вампир свою жертву по чайнику тресь, жертва с катушек долой, вампир кровь выпивает и был таков. У-у! — для пущей убедительности он теперь навис надо мной, пугая скрюченными пальцами.
