— Что говорил, то и говори. Подозреваемые задержаны, а начальник с места происшествия ещё не вернулся. Ты понял меня?
— Так точно, всё понял.
— Не отвлекай меня сейчас пока, а то не дадут потом работать. Сам знаешь…
Не стал объяснять начальник молодому дежурному, что один из трёх этих отморозков — сынок шишки большой областного масштаба. Что закрепляться надо с доказательствами «по горячим следам», пока не слетелись, как вороньё на падаль, кручёные адвокаты и прочие отмазывальщики.
К счастью «слабое звено» обнаружилось довольно скоро. Один из задержанных, которому пошли навстречу и дали чуток похмелиться, живо рассказывал, что убитые в Сосновке пенсионеры являлись ни кем иным, как родными дедушкой и бабушкой одного из его дружков. Имели пожилые люди неосторожность продать в городе квартиру и с внучком не поделиться.
А тому деньги-то во много раз нужнее были! У друзей — «Крузак» и «Мерин», а у него — какая-то «десятка» паршивая. Несправедливость ужасающая. Вот и заявился к старикам на ночь глядя с этими же приятелями крутыми, в том числе и с отпрыском министра. Были, естественно, «кумаренные» для храбрости и «мало что соображали». Денег им не дали, сами — не нашли, а пожилых людей, до последнего не веривших, что такое вообще и в принципе может случиться, застрелили «с досады» из переделанного под огнестрел газового пистолета.
Внучок также долго не ломался, показал к тому же, где пистолет спрятал. А сынуля министерский, кручёный как поросячий хвост, сначала пообещал всех уволить, от милиционеров в ИВС до районного прокурора. Затем — посадить за вопиющее беззаконие и нарушение дарованных ему Конституцией гражданских прав. А когда дошло наконец, что со всех-то сторон он обложен, распустил сопли и тупо свалил всё на подельников.
Такая вот, уважаемый читатель, история о «героях нашего времени»…
Утром в понедельник следователь Савосин просматривал свой лицевой счёт. Батюшки рОдные, двадцать с лишним дел набросано. Вдруг вспомнил — Ёперный театр! Я про человека-то совсем забыл! — молодой старлей грустно посмотрел на своего старшего товарища, майора Петрунина — Городских Падлакова и Соськина допросил, всё на них собрал, а про третьего подельника забыл… Он, по-моему, в Теньковке живёт. Где-то у меня записано…
— Не «Падлакова», а Полякова, и не «Соськина», а Костина — не понял юмора и сморщился Петрунин — И почему я твои дела лучше тебя помню?
— Если такой памятливый, мог бы вовремя напомнить — не успокаивался молодой — Срок-то по делу уж в четверг. Вот так ни хрена себе! Как же я так запамятовал — Савосин механически листал дело, тупо уставясь за спину сидевшему напротив кабинетному напарнику — Что делать-то, Матвеич?… Мотоцикл-то этот по показаниям городских они втроём бомбанули. Теньковского-то уже не отошьёшь. За продлением идти? — в глазах Савосина появилась беспросветная тоска — Прокурор оборётся…
— И оборётся, и телегу прикатит — поддержал морально товарища Петрунин — Не получишь капитана в этом году. Как пить дать.
— Ну так что посоветуешь-то, Матвеич? — совсем загрустил Савосин.
— А чего тут советовать-то — опытный Петрунин щёлкнул пальцем по кадыку — Выставляй участковому пузырь, чехлись на бензин. Чтоб всё бросал и тащил друга этого сюда…Сегодня же.
— А если друг этот в отказ пойдёт? Алиби себе придумает…за неделю не проверишь?
— Если, да кабы — пожал плечами Петрунин — Колоть надо до ж…
К вечеру третий подельник был доставлен к следователю. Двадцатилетний здоровый парень с бритым затылком открыто выражал недовольство встречей с милиционерами — Со мной родители приехали! Они без меня домой не вернутся!
— Ты чего тут расшумелся — Савосин указал рукой на стул — Присаживайся и успокойся. Я пока твой паспорт посмотрю.
Пока следователь сверял личность доставленного, опять одолели мрачные мысли о том, что парень этот явно по-хорошему правду не расскажет и придётся изобличать. А потому дело он в срок закончить не успеет. И придётся идти за продлением. Прокурор начнёт орать, швырять дело и в конце концов заявит, что без приказа о выговоре продление не подпишет. И «капитана» он, Савосин, теперь долго не получит. От мрачных мыслей Савосина отвлёк голос Петрунина — Иван Петрович, если он такой деловой, помести его до завтра в камеру. Пусть там и выступает…
— Почему это меня в камеру? — парень повернулся ко второму следователю — За что!? — в голосе доставленного проявилась скрытая тревога.
— За то самое, Олежек! — Савосин приступил к допросу — Мне ли тебе рассказывать…
— Нет, серьёзно, за что? — Олежек сделал оскорблённое и обиженное лицо одновременно.
— Биться будем или мириться?! — Савосин резко встал из-за стола — Или ты сейчас чистосердечно всё рассказываешь, вовсю каешься и получаешь условно…Или ты идёшь, как собрался, в отказ, усложняешь нам работу. А мы, в свою очередь, усложняем тебе судьбу. Задерживаем тебя, арестовываем…
— Нечего его уговаривать — гнул своё за спиной Олежки Петрунин — в камеру его до утра, пусть там думает. Да и некогда сегодня — майор сладко потянулся — На рыбалку нам надо ехать, в заливе синтя пошла…
— Что? Какая синтя? — не сразу разобрал парень, заёрзав на стуле — Про чё рассказывать-то?
— Это ты нас спрашиваешь! — взвился уже и Савосин — Ну ты и наглец. Имей ввиду, уговаривать тебя некогда. Нам ещё червяков надо копать! — Олежек притих, подперев подбородок руками и уставившись в пол.
— Ну ладно — смягчился более добрый Савосин — Пад…тьфу ты чёрт, Полякова и Костина знаешь?
— А чё они вам наплели? — грустно кивнул головой допрашиваемый.
— Ах ты ещё и не понимаешь! — уже заклокотал сзади Петрунин — Всё! Хватит! Надоел! Закрывай его, Иван Петрович. Поехали на рыбалку.
— Не, а я чё? Я ж ни чё — Олежек с надеждой посмотрел на Савосина — Я ж спросил просто…
— Дружки твои всё рассказали и показали — Савосин присел на краешек стола — И, между прочим, пустили тебя за «паровоза». Так что, Олежек, не в твоих интересах молчать…
В кабинете повисла тишина. Было ясно, что подозреваемый «поплыл» и сейчас всё расскажет.
— Пусть они там не выдумывают — начал «колоться» Олежек — Сами говорили, только ящик водки возьмём. А как залезли, так и начали хапать всё подряд. А я им говорил ведь, зачем всё тащите…
В кабинете вновь повисла гробовая тишина и уже оба следователя усиленно рассматривали пол у себя под ногами. Первым спохватился Петрунин.
— Ну…и что дальше?
— Так они говорят, это я их в сельмаг привёл? — Олежек вновь вопросительно посмотрел на Савосина, который уже вспомнил про «зависший» недели три тому назад магазин.
— Говорят-говорят, а ты когда их последний раз видел?
— Давно уж, как в магазин слазили…
— Так-так — окончательно помрачнел Савосин. Стало ясно, что в сроки он теперь однозначно не уложится и с очередным званием пролетает — И куда похищенное дели?
— Ну как сказать — по лицу Олежека промелькнула улыбка — Погуляли, дявчёнок угощали — заметив сумрачное выражение лица следователя, засуетился — А пацаны в камере что ли? А у нас ещё полно осталось, у бабушки в бане хранится. Я верну. Родители ещё доплатят… Вы ж обещали мне условно…
— Обещали-обещали — очнулся Савосин — Как же мы не в ту степь-то попали?…
— Какую степь? — не понял парень.
— Такую — Савосин закурил — Что ты ещё натворил, дорогой…в последнее время?
— Да ни чё, вроде…
— А про мотоцикл почему не рассказываешь?
— Какой мотоцикл?…А про мотоцикл — вспомнил Олежек — Так это ж зимой ещё было. Хозяину всё ж уплатили… Вы и про мотоцикл знаете. А пацаны сказали, всё нормально. Во дают. Сами меня на магазин позвали, а теперь ещё и сдали…
После обеда жара стала уже нестерпимой. Сентябрь уж на носу, а тут такое пекло. И на рынке почти не души. До обеда ещё как-никак шла торговля, но только до обеда…
Прибывшие из пригородного села молодожёны Костя и Неля сумели продать у задних ворот рынка три ведра вишни, что у дачников на рассвете увели. Но на четвёртом — дело застопорилось. Не берёт никто и всё тут. И не дорого ведь совсем. Заелись горожане…
— Нет, не могу я больше! — Костик решительно поднялся с пустого ведра, на котором сидел, прячась в тени рыночного забора — Пойду побуду немножко в подъезде — кивнул на близстоящую многоэтажку — Там должно быть по прохладней.
— Ни хрена себе! — обиделась Неля — Он в прохладу пойдёт, а я одна здесь париться должна…
— Заткнись, я сменю тебя потом — Костик медленно побрёл к многоэтажке…
Костя и Неля освободились почти одновременно. Один пять лет отсидел, другая — три, и оба — за воровство. Оба же ещё и по малолетке по разу залетали. Потому было в их судьбах немало общего. Вернулись с колоний своих, мужской да женской, а в городе-то благодать сплошная. Советской власти нет, безработица, воры и спекулянты везде и вовсю командуют. Не жизнь, короче, а малина сплошная. Костя с Нелей, надо заметить, на путь исправления и так вставать не собирались, а уж при таком-то раскладе жизненном… Судьба свела их на одной из квартирок, где марафетиком развлекались, в картишки скидывались, отдыхали, короче, нетрудовые люди. Полюбили Костя и Неля друг друга сразу, прямо на грязной кухне квартирки этой, и с тех пор не расставались. Костик из комнаты общаговской дружка своего в нелину квартиру перебрался, где проживала та с мамашей-алкоголичкой. Всё хорошо у них пошло. Рядом — два вокзала и речпорт ещё. На жизнь с выпивкой украденного у сонных пассажиров вполне хватало. Расписались они даже в ЗАГСе.
