– Знаете, вполне возможно, что эти снимки вы действительно нашли в моей квартире. Повторяю – возможно. Может быть, они завалялись среди бумаг, и я перевез их со старой квартиры вместе с хламом...
– Не надо, Григорий Сергеевич. Я ведь предлагал вам подумать. Вы опять торопитесь. Если хотите, подумайте еще. Если готовы отвечать – пожалуйста. На этом снимке Наташа Селиванова. Та самая, которую вы назвали вчера как возможную хозяйку сумочки, как человека, который дал вам валюту для продажи. А сегодня утром Селиванову находят мертвой. В связи с этим должен сказать, что ваши представления о возможном наказании устарели. В записной книжке у Селивановой есть ваш телефон... Доказано, что вы с Селивановой имели деловые отношения...
– Никогда!
– Что к вам приходил от нее посыльный, передавал коробки с дорогими вещами...
– Ложь!
– Посыльный уже дал показания, он живет с Селивановой в одной квартире.
– Но ведь я был здесь! – Татулин вскочил и с горящими глазами подбежал к Кувакину. – Вы подтвердите, что я был здесь, когда погибла Селиванова? Я никак не мог содействовать ее смерти! Я ни при чем! Я невиновен! И ваши намеки, ваши вопросы говорят об одном...
– О чем же? – спросил Демин.
– О том, что вы ходите навесить на меня это дело по формальным признакам, по косвенным, ничего не значащим, случайным совпадениям. Вот!
– Григорий Сергеевич, сядьте на свое место и постарайтесь спокойно меня выслушать. Не спешите отвечать. Я не раскалываю вас, не строю ловушки, просто предлагаю подумать над положением, в котором вы оказались. Смотрите... Вас задерживают с валютой. Спекуляция, нарушение законов нашей страны. Это грозит годом, поскольку раньше за вами такого не наблюдалось. Не попадались, другими словами. Вы утверждаете, что валюту якобы дала Селиванова, что женская косметическая сумочка, в которой находилась вышеупомянутая валюта, принадлежит Селивановой. И в первую же ночь Селиванову находят мертвой. Здоровая, красивая, ни на что не жалующаяся девушка погибает. В ее записной книжке есть ваш телефон. Там вы названы Гришей, уменьшительно-ласкательным именем, что говорит о неких близких отношениях.
– Это надо доказать!
– Помолчите, ради бога! – попросил Демин. – Далее. Находится человек, который показывает, что он передавал вам коробки от Селивановой. Коробки с магнитофонами и транзисторами знаменитых фирм «Сони», «Грюндиг»... Идем дальше. Во время обыска в вашей квартире найдены снимки. На одном из них та же Селиванова, и не только она, причем в том виде, который позволяет сделать недвусмысленные выводы.
– Они мне их подарили!
– Вам? Эти женщины подарили вам свои снимки, где они сняты в столь... странном виде? Вы это хотите сказать?
– Да!
– Все они, видимо, были крепко в вас влюблены?
– Не смею отрицать. – Татулин гордо вскинул небритый подбородок.
– В вас?! – Демин смерил глазами его небольшую фигуру, оглянулся на Кувакина и, не сдерживаясь, расхохотался. – Ну, Григорий Сергеевич, с вами не соскучишься! Ладно... Продолжим. Пусть это заявление останется между нами. В протокол его заносить не станем. А то уж больно оно... смешное. Во время суда зал будет рыдать от хохота, когда это услышит.
– Нет, я настаиваю на своих показаниях, – упрямо сказал Татулин.
– Прекрасно. Мы организуем вам очные ставки с этими женщинами. Мы спросим у них, кто делал эти снимки и действительно ли они дарили их вам в знак горячей любви.
– Да ну вас в самом деле! – спохватился Татулин. – Уж и пошутить нельзя!
– Должен сказать, что время для шуток не очень подходящее, – сказал Демин. – Но продолжим. В вашей квартире найдена также пленка, где эти же снимки в негативном, так сказать, исполнении. Не будете же вы утверждать, что и пленку вам подарили? Нет? И правильно. Не надо. Это такая глупость, что ни в какие ворота не пролезет.
– Мне стыдно, поверьте... Но что делать, приходится хвататься и за соломинку, зная заранее, что она не спасет.
– У меня один вопрос. Но должен предупредить, если ответите сегодня, ответ можно будет истолковать как чистосердечное раскаяние. Если вы ответите на этот вопрос завтра, то раскаяния уже не будет, а для суда это важно. Поэтому, оттянув ответ на одну ночь, вы на несколько лет оттянете свое возвращение к людям. К свободным людям. Советую ответить сейчас.
Татулин обхватил лицо руками и сидел несколько минут скорчившись, словно боялся, будто по его лицу можно что-то узнать, о чем-то догадаться. Крупные, оттопыренные уши, торчащие между пальцами, время от времени тихонько вздрагивали. Наконец он медленно распрямился, затравленно посмотрел на Демина, на Кувакина...
– Какой вопрос? – спросил чуть слышно.
– Чья сумочка?
И Татулин снова согнулся, положив лицо в маленькие ладони.
– Я понимаю ваши колебания, – сказал Демин. – И готов помочь. Не говорите, давно ли у вас эта сумочка, просто скажите, чья она. Хозяйка ведь всегда может заявить, что она ее выбросила...
– Хм, – горько усмехнулся Татулин. – Не в лоб, так по лбу... Какая разница... Что помер Данило, что болячка задавила.
– Итак, ее фамилия?
– Знайте, я чувствую себя предателем... Ужасно неприятное ощущение.
– Селиванова уже ничего не чувствует. И, очевидно, ее ощущения перед смертью были не лучше ваших. Вы один хотите отвечать за ее смерть?
– Что вы?! Просто мне хотелось...
– Фамилия, имя, отчество, – перебил его Демин.
– Ирина Андреевна Равская.
– Валюта тоже ее?
– Да. Понимаете...
– Это ее телефон в вашей записной книжке?
– Да.
– Адрес?
– Видите ли...
– Адрес мы можем узнать в ближайшем справочном бюро. Итак?
– Улица Парковая, двадцать седьмой дом... квартира шесть.
Татулин вдруг тонко захихикал, принялся пожимать плечами, часто перебирал пальцами, расстегивал пуговицы на рубашке, снова застегивал, потом захныкал...
– Чего это он? – удивился Демин.
– Устал, – усмехнулся Кувакин. – Отдохнуть хочет. Он отдохнет, и снова все будет нормально, верно, Григорий Сергеевич?
– Да... Да... Конечно... Я отдохну... Я очень устал.
Выйдя из здания, Демин и Кувакин невольно замедлили шаг, вдыхая холодный свежий воздух. Машина, занесенная снегом, была почти не видна на фоне серого здания.
– Ну, – проговорил Кувакин. – Что скажешь? Татулин – главарь?
– Не похоже... Суетлив, трусоват... Игрунчик.
– Кто же? Равская?
– Надо посмотреть.
– Значит, к ней?
– Что у нас в активе? – спросил Демин. – Мы готовы разговаривать? Козыри есть?
– Показания Татулина, по-моему, дают основания допросить ее по существу. Спросим, откуда валюта... Да и так ли уж важно, что она скажет? – Кувакин открыл дверцу машины. – Поехали, Валя, не будем терять времени. Вполне обоснованные догадки мы уже можем строить, – сказал он, когда машина выехала из ворот.
– Догадки мы и раньше могли строить сколько угодно. Нам нужны факты, документы, показания, соответствующим образом оформленные и закрепленные юридически, – гнусаво протянул Демин, передразнивая кого-то, кто любил делать такие замечания. Кувакин сразу узнал, кого имел в виду Демин, рассмеялся. – Парковая, Володя, – сказал Демин водителю. – Парковая, двадцать семь.
Они с трудом пробирались в потоке машин, подолгу стояли на перекрестках, ожидая зеленого света. Мокрый снег, покрывающий дорогу, был уже настолько разъезжен, что превратился в жидкую грязно-серую кашицу, и прохожие старались идти подальше от проезжей части.
– Пообедать бы, – обронил шофер, не отрывая взгляда от дороги. – Кушать хочется.
– Да, неплохо бы, – поддакнул Демин, думая о своем. – А знаешь, Коля, не верю я этому Татулину. Уж больно легко он раскололся.
– Легко?! А пять допросов перед этим ты учитываешь? Он измордовал меня до последней степени. Когда тебе удалось так легко описать его будущее, когда он увидел, что оказался замешанным в преступлении, о котором и думать не мог... По-моему, он дрогнул. Хаханьки кончились. То-то его повело так в конце, совсем поплыл мужик.
– И все же, и все же, – с сомнением пробормотал Демин. – Как ты представляешь себе ход его мыслей?
– Очень четко представляю, поскольку мы с ним об этом не один час беседовали. Он попался с валютой и решил все взять на себя. Не из благородства, конечно, не из желания спасти друзей, об этом не может быть и речи, не тот человек. Ему было выгодно никого не впутывать в дело, потому что тогда уже речь шла бы о сознательном, продуманном групповом промысле. А сегодня он понял, что его система защиты лопнула, что отделаться символическим наказанием ему не удастся. Дохнуло серьезной опасностью, скажем так.
– Я вот думаю, не Равская ли звонила сегодня Селивановой... Та назвалась Ириной. Равская тоже Ирина... Голосок у нее был этакий... хозяйский...
– Хочешь проверить? – Кувакин улыбнулся. – Остановимся у первого же телефона-автомата, и ты позвони ей.
