— Это — все?
— Все, кроме медиков из «скорой», — ответил Доукс, перестав на время пожирать меня взглядом.
— Это не наша проблема, — покачал головой капитан. — Кто-нибудь поговорит с ними позже. — Он откашлялся и посмотрел вниз, словно там находился текст невидимого другим сценария. — Итак… — произнес Мэттьюз и снова прочистил горло, — произошедшее вчера… мм… событие на… мм… Четвертой улице получило отклик на высочайшем уровне. — Он поднял глаза, и я подумал, что это известие, видимо, произвело на него сильное впечатление. — На самом высоком, — добавил капитан. — Из этого следует, что вы обязаны держать при себе все, что видели, слышали или предположили в связи с данным событием и адресом, где оно имело место. Никаких комментариев, как публичных, так и приватных. — Мэттьюз взглянул на Доукса, тот ответил ему кивком, и капитан продолжил: — Следовательно…
Он вдруг умолк, осознав, что никакого «следовательно» для нас у него не имеется. Капитану повезло: в этот момент открылась дверь, что и спасло его репутацию хорошего оратора. Мы все, как по команде, повернули головы.
Проем двери заполнял здоровенный мужчина в прекрасном костюме. Галстука у него не было, а три верхние пуговицы рубашки оставались расстегнутыми. На левой руке поблескивал перстень с бриллиантом. Вьющиеся волосы уложены в художественном беспорядке. По виду ему можно было дать лет сорок, и время не пощадило его нос. Правое надбровье и бровь мужчины пересекал шрам, а второй шрам тянулся вниз по скуле. Но эти шрамы казались не столько уродством, сколько своего рода наградой и украшением. Он с радостной улыбкой обвел нас взглядом пустых голубых глаз, продолжая торчать на пороге, выдержал театральную паузу, а затем, обратив взор в торец стола, спросил:
— Капитан Мэттьюз?
Наш капитан имел достаточно внушительные размеры и даже сумел сохранить мужественный вид, но по сравнению с человеком в дверях он казался не только крошечным, но и женственным. Как мне показалось, капитан это почувствовал. Однако он по-мужски выпятил подбородок и с достоинством ответил:
— Да. Это так.
Здоровяк подошел к Мэттьюзу и протянул руку:
— Счастлив познакомиться, капитан. Я — Кайл Чатски. Мы говорили по телефону.
Тряся капитану руку, он осмотрел сидящих за столом, и его взгляд, прежде чем снова обратиться на капитана, задержался на Деборе. Но уже через мгновение Чатски резко повернул голову и посмотрел на Доукса. Ни один из них ничего не сказал, не мигнул, не протянул визитную карточку, но я не сомневался, что они друг друга знают. Ничем этого не выдав, Доукс уставился в стол, а Чатски вновь обратил свое внимание на капитана.
— У вас прекрасное управление, капитан Мэттьюз. О вас, парни, я слышал только превосходные отзывы.
— Благодарю вас… мистер Чатски. Не желаете присесть?
— Спасибо, с удовольствием, — ответил Чатски, сопроводив свои слова широченной, чарующей улыбкой. Он занял свободное место рядом с Деборой. Она на него не взглянула, но я, сидя напротив, увидел, как краска, начав подниматься от шеи, залила всю ее мрачную физиономию.
И в этот момент я услышал, как тонкий голос в глубине мозга Декстера, откашлявшись, поинтересовался: «Простите на минуту, но что, черт побери, здесь происходит?»
Не исключено, что кто-то тайком подсыпал в мой кофе ЛСД, поскольку день начался с того, что я вдруг стал ощущать себя Декстером в Стране Чудес. С какой стати мы здесь собрались? Кто этот покрытый шрамами амбал, заставивший нервничать капитана Мэттьюза? Откуда он знает Доукса? И скажите мне, ради всего святого, светлого и колючего, почему лицо Деборы обрело столь несвойственный ему красный цвет?
Я часто оказывался в таких ситуациях, когда мне казалось, будто все, кроме Декстера, успели прочитать инструкции, в то время как бедняга Декстер не может сообразить, как связать А и Б. Это обычно имеет отношение к человеческим эмоциям, которые люди прекрасно понимают. Но не Декстер. Он, происходя из иной Вселенной, не способен ни прочувствовать, ни понять подобного. Дожидаясь, когда все вернется на знакомый путь, я могу лишь ловить намеки, указывающие на то, как следует поступить и какое выражение лица принять, чтобы оно соответствовало ситуации.
Я взглянул на Винса Мацуоку, с кем, пожалуй, был ближе, чем с другими сотрудниками. И не только потому, что мы по очереди приносили пончики. Он, как мне казалось, тоже ведет жизнь притворщика. Создавалось впечатление, будто Винс постоянно смотрит сериалы, чтобы научиться тому, как надо улыбаться и что следует говорить. По части притворства Винс был не таким талантливым, как я, и выглядел не очень убедительно. Тем не менее я ощущал с ним некое родство душ.
В данный момент Винс выглядел встревоженным и напуганным. Он постоянно пытался безуспешно сглотнуть. Здесь я не нашел никакой подсказки.
Камилла Фигг являла собой олицетворение внимания. Она сидела, уперев взгляд в противоположную стену. Лицо ее было бледным, но на щеках присутствовали ярко выраженные красные пятна округлой формы.
Дебора, как я уже упоминал, съежившись на стуле, делала все, чтобы темно-бордовый цвет ее лица побыстрее стал ярко-красным.
Чатски шлепнул ладонью по столу, оглядел всех и сказал со счастливой улыбкой:
— Я хочу поблагодарить вас за сотрудничество в этом деле. Чрезвычайно важно, чтобы все хранилось в тайне до тех пор, пока не начнут работать мои люди.
Капитан Мэттьюз снова откашлялся и произнес:
— Гм… Я… мм… полагаю, вы хотите, чтобы мы продолжали стандартные следственные процедуры… допрос свидетелей и все такое.
— Нет, — покачал головой Чатски. — Я желаю, чтобы ваши люди немедленно и полностью вышли из игры. Чтобы это дело, с позиций вашего управления, умерло. Прекратило бы свое существование. Исчезло. Но больше всего я хочу, капитан, чтобы этого вообще не было бы.
— И вы берете на себя все расследование? — спросила Дебора.
Чатски посмотрел на нее, и его улыбка стала еще шире.
— Совершенно верно.
Он улыбался бы моей сестре бесконечно, если бы не офицер Коронелл — коп, который сидел на веранде рядом с блюющей и плачущей пожилой леди.
— Постойте, постойте! — воскликнул он с изрядной долей враждебности в голосе, что сделало его едва заметный акцент более явственным.
Чатски повернулся к нему, продолжая улыбаться. Коронелл явно нервничал, но радостный взгляд гостя выдержал с достоинством.
— Вы хотите, чтобы мы перестали заниматься своей работой?
— Ваша работа состоит в том, чтобы охранять и служить, — промолвил Чатски. — В данном случае это означает, что вы будете охранять тайну и служить мне.
— Откуда это дерьмо? — возмутился Коронелл.
— Не имеет значения, откуда и какого рода это дерьмо, — спокойно произнес Чатски. — Но вы сделаете так, как хочу я.
— Кто вы, к дьяволу, такой, чтобы мне приказывать?
Капитан Мэттьюз побарабанил по столу кончиками пальцев и проговорил:
— Хватит, Коронелл. Мистер Чатски прибыл из Вашингтона, и я получил инструкцию оказывать ему всяческую помощь.
— Но он же не из треклятого ФБР, — не сдавался коп.
Чатски хранил улыбку. Капитан Мэттьюз втянул воздух, чтобы произнести речь, но тут Доукс, склонив голову в сторону Коронелла, бросил:
— Заткнись!
Тот метнул взгляд на Доукса, и в этом взгляде я увидел готовность вступить в драку.
— Лично у меня нет желания лезть в это дерьмо, — продолжил сержант. — Пусть в нем копаются его люди.
— Это неправильно, — сказал Коронелл.
— Забудь, — посоветовал Доукс.
Коронелл открыл рот, Доукс вскинул брови. И офицер, слегка поразмыслив, предпочел «забыть». Сделать это его, вероятно, убедило выражение лица под вскинутыми бровями.
Капитан Мэттьюз покашлял, предприняв попытку взять управление на себя.
— Еще вопросы? Нет? В таком случае, мистер Чатски, если мы еще чем-либо можем вам помочь…
— Да, капитан. Я буду весьма благодарен, если вы позволите мне позаимствовать одного из ваших детективов. Он мне нужен для связи с управлением. Этот человек поможет мне ориентироваться на местности и ставить точки над i.
Все, словно сговорившись, обратили взгляд на Доукса. Все, кроме мистера Чатски. Тот повернулся в сторону сидящей рядом Деборы и спросил:
— Как вы на это смотрите, детектив?
Должен признаться, что столь неожиданное завершение совещания у капитана Мэттьюза застало меня врасплох. Но теперь я знал, почему все вели себя как лабораторные крысы, брошенные в клетку льва. Никто не любит, когда вдело вмешиваются федералы, и единственная радость заключается в том, чтобы как можно сильнее затруднить их работу. Но Чатски, видимо, был таким тяжеловесом, что мы лишились даже этого крошечного удовольствия.
Причина покраснения кожного покрова Деборы продолжала оставаться для меня тайной, но это не моя проблема. Моя проблема совершенно неожиданным образом немного прояснилась. Вы вправе решить, что Декстер тупица, поскольку не связал все концы раньше, однако, когда монета все же упала, у меня возникло сильное желание хлопнуть себя полбу. Не исключено, что пиво в доме Риты вызвало в моем мозгу короткое замыкание, сильно ослабив умственные способности.
