В аккуратно положенной возле канцелярского телефона трубке терпеливо сопел мой вежливый абонент.
— Слушаю, Швецова, — сказала я ему.
— Мария Сергеевна? — раздался неуверенный, чем-то смутно знакомый мне бас. — Это; Константин.
— Какой Константин? — среди моих близких друзей не числилось никакого Константина, кроме Мигулько, но его голос я бы сразу опознала.
— Ну… Это… В общем, Бородинский…
— А-а! Чем могу быть полезна?
— Мария Сергеевна, — чувствовалось, что Бородинскому не по себе, он прямо-таки выдавливал из себя слова, — надо бы повидаться… Может, подъедете в «Европу»? Я машину пришлю…
— А по какому поводу?
— Не хотелось бы по телефону… — промямлил Барракуда. — Ну, так я заберу вас? Пообедаем и о делах поговорим…
— Нет, Константин Алексеевич. Если надо поговорить, приезжайте в прокуратуру.
— В прокуратуру?! — переспросил Костя с таким ужасом, что мне стало его жалко. Но я была непреклонна. Ему надо, значит, приедет.
— А что такого?
— Я — в прокуратуру?!
Эти мафиози — как дети, раздражаясь, подумала я.
— Обещаю, что вас не съедят, — заверила я Барракуду вслух.
— А может, все-таки в «Европе»? — сделал он последнюю отчаянную попытку.
— Вы что, боитесь? — подковырнула я его.
— Да нет… Но как-то не в кайф…
Тем не менее договоренность о месте и времени встречи была достигнута на моих условиях.
Вернувшись в кабинет, я поведала мужчинам о звонке и предложила в течение получаса очистить кабинет.
— Может, диктофончик сюда засунуть? — обвел кабинет глазами Кораблев, но я решительно отказалась.
— Зачем?
— Ну мало ли…
— Не надо. Вдруг он поймет, что я его пишу, и замкнется, неудобно получится.
Когда мужики вымелись, я навела приблизительный порядок в кабинете, обновила макияж и стала ждать гостя.
Костя на цыпочках вошел в кабинет, аккуратно притворил дверь, обвел взглядом стены и поежился.
— Ой! Неуютно как-то, — робко сказал он.
— Ну уж! В тюрьме, что, уютнее?
— Ой! Ну вы скажете, — смущенно хохотнул Барракуда. Он подошел к столу и потрогал столешницу за уголок. — Можно?
Получив от меня разрешение, он присел на краешек стула. Я про себя посмеивалась: не каждый день доводится наблюдать самого страшного питерского киллера, изо всех сил демонстрирующего хорошие манеры. При этом он явно старался искренне. Я отметила, что после освобождения Барракуда изменил вызывающему стилю Версаче, одет он был в очень хороший и явно недешевый деловой костюм, но смотрелся уже не как нувориш с карманами, полными баксов, а как настоящий бизнесмен или даже дипломат, переросший кайф от дорогих игрушек. Костюм, солидно-классический, сидел на ладной Костиной фигуре с небрежным шиком, рубашка была ровно на один тон светлее костюма, мятая по-модному, галстука не было вовсе, хотя раньше он нацепил бы на шею что-нибудь шелковое, расписное, и из нагрудного кармашка высунул бы блестящий краешек.
— По моим подсчетам, вам еще сидеть и сидеть, — не удержалась я, впрочем, без ехидства, и Костя расплылся в улыбке.
— Ой, не говорите. Если бы не добрые люди, я бы там состарился, в застенках-то.
— И как вам удалось оказаться на свободе? Сколько там было по приговору? Двадцать пять?
— Двадцать три. Разве ж можно такие сроки людям давать! Это садизм какой-то.
Я не стала комментировать соразмерность Костиного приговора содеянному. Из пяти или шести убийств доказанными остались только два, Бог ему судья.
— А все же? Вы ведь еще даже трети не отсидели.
— По состоянию здоровья вышел, — сказал Костя, ухмыльнувшись. — Я же болен тяжело.
Он повел рельефными плечами и блеснул идеальным рядом белоснежных зубов.
— У меня же гепатит С, — пояснил он, пока я любовалась его сияющими волосами, как всегда, красиво уложенными (этим он и в тюрьме не пренебрегал), его чистой смуглой кожей, могучей шеей и прочими признаками недюжинного здоровья.
— Гепатит С? — я удивилась. — При вашем здоровом образе жизни?
— Ну да. Я пока сидел, в камере героинчиком баловался от нечего делать, вот и подцепил, через шприц.
— Значит, по здоровью? — я вспомнила про другого горчаковского подследственного, мошенника. У него был рак легких в последней стадии, но суд отказал в изменении ему меры пресечения с мотивировкой, что лечение он может получать и в местах заключения.
— Ну да. Правда, обошлось мне это — ого-го, во сколько, — поделился со мной Барракуда. — Полмиллиона отдать пришлось, у, е., понятно. Они там теперь в евро считают, не в баксах; даже, прямо как в автосалонах.
— А вы не боитесь мне такое говорить? — это я спросила из приличия, нельзя же было проглотить такую информацию и не выразить к ней своего отношения.
— Да ла-адно, — протянул Барракуда. — Ну, сказал я вам. И чего вы сделаете?
— И то верно.
Мы помолчали, я не стала педалировать вопрос о причине его визита. Костя еще раз пошатал стол, ухватившись за краешек столешницы, и спросил, не надо ли мне подарить приличную мебель в кабинет. Я вежливо отказалась, сославшись на то, что он и так поиздержался на освобождении. Он покивал головой, опять помолчал, потом на секунду зажмурился и решился:
— Марь Сергевна, я чего пришел-то…
— Теряюсь в догадках.
— Это… В общем, заказали меня.
— Заказали? — я с интересом глянула на него. Сам по себе этот факт у меня удивления не вызвал, заказать Костю могло пол нашего города и еще человек сто в Москве. Меня удивило, что он с этой новостью пришел ко мне.
— Ну да, — продолжил он, смотря в окно.
— Вы хотите сделать заявление?
— Я что, идиот? Посоветоваться пришел.
— А что я вам могу посоветовать? Защитить вас в частном порядке я вряд ли смогу. Усильте охрану или уезжайте.
— Чего? — Костя отвел взгляд от окна и прищурившись стал смотреть на меня. Все-таки иногда он туговато соображал. — А-а, вы не поняли. Меня не в этом смысле заказали.
— А в каком?
— Ну, это… В общем, посадить меня хотят.
— Опять?! — я не смогла удержаться от улыбки. Бедный Костя, уже почти все свое состояние отдал за волю, и вот опять маячит призрак тюрьмы! Так никаких денег не напасешься.
Костя глянул исподлобья.
— Вам смешно?
— Извините, Константин Алексеевич.
— Просто Костя, — поправил он меня. — Не приперло бы меня, я бы к вам не пришел.
— Ну, рассказывайте.
И Костя рассказал мне фантасмагорическую историю про то, как некто заказал его посадку. Начал он с того, что после освобождения, естественно, впал в определенную эйфорию…
— Ну, разгуляево там, понятно; по кабакам мотался, стриптизерок снимал… А когда первый хмель прошел, чувствую — кто-то меня ведет.
— В каком смысле? — уточнила я.
— Нюхом чую, кто-то мне в затылок дышит. Такое чувство, будто я под колпаком.
Я поверила Барракуде: чутье у него было звериное; только благодаря этому чутью Костя был еще жив, хотя желающих грохнуть его с каждым годом все прибавлялось. Правда, пару пуль он все-таки получил, но опять же благодаря нюху на опасность ему удалось выйти из передряг с минимальными потерями; в моменты покушений он всегда выпрыгивал из машины за секунду до того, как туда бросали гранату, и падал на землю в полуметре от дорожки, вспаханной автоматной очередью.
— Сначала думал, на мушку взяли, — монотонно продолжал Костя. — Потом чувствую, не то. Пасут меня, но если бы хотели шлепнуть, давно бы уже мне мозги продырявили. Нет, думаю, что-то тут не то.
Передвигался Костя по городу на своем бронированном «Мерсе», с тремя парнями из остатков его команды, большая часть которой продолжала существовать на деньги налогоплательщиков в условиях лишения свободы. Общался с ограниченным кругом лиц, постоянно менял номера мобильных телефонов, поэтому, если не знать, куда он собирается, то засечь его где-то было большой проблемой. Первой «ласточкой», поначалу принятой Костей за случайность, стал эпизод со стриптизершей из ночного клуба.
Во время очередного кутежа приглянулась ему пышногрудая девушка, согласившаяся за умеренную плату скрасить его холостой досуг. Из клуба он отвез ее на одну из своих съемных квартир и всю ночь наслаждался приватными танцами. Утром обласканная девица, заработавшая за эту ночь приличную сумму, поцеловала Костю на прощание и ушла. А через два часа, пока Костя еще нежился в постельке, в дверь позвонили.
— Поверите, Мария Сергеевна, про эту хату никто, кроме пары моих ребят, не знал. И вдруг звонят. Хорошо, у меня пушки с собой не было, а то бы я еще, упаси Господи, ментов положил бы… Тьфу-тьфу-тьфу, даже думать об этом не хочу!
На вопрос «кто там?» ему ответили: «Милиция». Вежливый участковый («Ничего не могу сказать, Мария Сергеевна, мент мне не хамил, культурно так объяснил, что девка на меня заяву накропала, и надо пройти к нему в участок, дать объяснение. Даже кичей не грозил, только документы проверил»), обращавшийся к нему по имени-отчеству, показал заявление от стриптизерши о том, что та была насильно увезена с места работы мужчиной по имени Константин, против воли содержалась в его квартире до утра («адрес знает визуально») и подверглась сексуальному насилию.
