— Очень важные умозаключения, — сказал Йельм и, попрощавшись, ушел.
Дождь отнесло ветром. Не как бы отнесло, а просто-напросто отнесло. Властные весенние ветра лепили на поверхности озера Сальтшён бегущих барашков.
«Апрельская погода», — подумал Йельм.
Он стоял на светофоре на площади Сёдермальмс и глядел на Шлюз, на висяший над волнами призрак ресторана «Гондола», на вагоны метро, скользящие над водой, подобно самой гондоле.
«Вавилонские висячие сады», — подумал Пауль Йельм и тронулся на зеленый свет.
Его «мазда» свернула на Хорнсгатан, проехала мимо недавно возведенной коробки офисного здания, громоздившегося над туннелем Сёдерледстуннельн, и опять остановилась на светофоре.
«Вавилонские висячие сады», — подумал Пауль Йельм и снова тронулся на зеленый свет.
Он проехал мимо горба Хорнсгатспюкельн с одной стороны и церкви Марии Магдалины с другой и опять остановился на красный. Люди перебегали «зебру» на площади Марии по причудливым траекториям, их одежда развевалась на ветру. Йельм увидел двух мужчин, играющих в боулинг на покрытой гравием дорожке неподалеку от кафе «Тиволи», и даже как будто заметил краем глаза, как один из металлических шаров, подхваченный ветром, толкнул в задик крохотную собачку проходившей мимо дамы.
Снова зажегся зеленый. Он еще раз сделал левый поворот, не избежал красного света на следующем перекрестке и свернул на улицу Тиммермансгатан.
На воротах был кодовый замок. Йельм раздраженно и слепо глядел на утопленные цифры. В течение двух минут он стоял, набирая сотни случайных комбинаций. Безрезультатно. Он сделал шаг назад и увидел, что рядом стоит молодая девушка в кожаной куртке с торчащими в стороны черными волосами. Она задумчиво наблюдала за ним.
— Полиция, — пояснил он ей.
— Вы и наши дела так решаете? — произнесла девушка.
Йельм долго смотрел ей вслед, пока она шла вниз по Мария Прэстгордгатан.
— Да, — ответил ей Пауль Йельм и продолжил бешено нажимать на кнопки замка. Наконец загорелся маленький красный светодиод, и внутри замка послышался слабый щелчок. «В этом весь мой сегодняшний день, как в капле света», — подумал Йельм. Вошел, нашел имя на табличке перед дверью и поднялся на четыре пролета.
На почтовом ящике значилась фамилия «Линден». Йельм позвонил. Один раз. Два раза. Три раза. Четыре раза. После четвертого звонка за дверью что-то грохнулось и из-за нее выглянул парень лет восемнадцати с волосами ржаного цвета. Неряшливо висевший на нем спортивный костюм придавал ему какой-то беспомощный вид, волосы стояли торчком.
— Я разбудил вас? — спросил Йельм, протягивая свое удостоверение. — Вы Йорген Линден?
Парень кивнул, пытаясь сфокусировать взгляд на удостоверении, которое раскачивалось возле его носа.
— В чем дело? — невнятно произнес Йорген Линден.
— В серии убийств, — ответил Йельм, протискиваясь мимо него в квартиру.
— Что за черт? — пробормотал парень, волочась за ним и заправляя футболку в штаны. На диване в одной из двух комнат квартиры валялся скомканный плед. Возле дивана лежала стопка одежды, увенчанная кепкой, которую, как показалось Йельму, носили задом наперед. Кепка задом наперед у дивана. Во второй комнате постель была аккуратно застелена. «Две стороны одной медали», — эта избитая фраза пришла на ум Йельму, он двинулся к окну, чтобы впустить в комнату немного воздуха из ухоженного заднего дворика с маленькими недавно посаженными яблоньками и деревянными скамейками.
— Сейчас час дня, — сказал он. — Вы всегда спите так долго?
— Даже еще дольше, — ответил парень. — Вчера припозднился.
— Где вы работаете?
Линден тщательно сложил одеяло и сел на диван.
— Я безработный.
— Вас хорошо научили, как надо отвечать.
— Что вы хотите сказать?
— А вы, видимо, не читали утренних газет?
— Нет.
— Бернард Странд-Юлен убит.
Несмотря на свою молодость, Йорген Линден был самым искушенным в полицейских делах человеком из всех, кого Йельм встретил за сегодняшний день. Ему удалось сохранить на лице выражение смутного невинного смятения. Разве что взгляд стал более ясным. Но за ним скрывалась внутренняя работа.
— Кто? — переспросил он.
— Директор Бернард Странд-Юлен, вы его знаете.
— Нет, не знаю.
Йельм вытащил из кармана джинсов открытку с Дионисом во всей его мужественности и показал ему.
— Как тебе мальчик, а?
Линден смотрел на открытку, не говоря ни слова. Йельм продолжал:
— Это ваша торговая марка или что-то в этом роде? Вы продвигаете ее на рынок? Раздаете их в метро?
Линден все еще хранил молчание. Он смотрел в окно. Поднявшийся штормовой ветер заставлял кучевые облака прямо-таки мчаться по небу. Йельм упрямо продолжал:
— Переворачиваем открытку, и что же мы там видим? «Сейчас мы уходим. Ты всегда можешь позвонить». А дальше номер именно этого телефона. — Йельм указал на беспроводной аппарат на стене возле окна. — А что же вот это такое? Оказывается, еще не конец. Маленький постскриптум. «Ты самый большой козлик Брюсе». И вполне корректная подпись — «DS». Думаю, что сличение почерков с записной книжкой на столике у телефона выявило бы кое-что интересное.
Йельм опустился в кресло напротив Линдена.
— И тогда большой козлик Брюсе кинулся на тролля, поднял его на рога и забросил так далеко, что тролль исчез навсегда. А козлик побежал на сетер. Там было столько сочной травы, что козлики наелись до отвала и с трудом дошли домой. И если их толстые бока еще не опали, то они живут и здравствуют по сей день.
Йорген Линден все еще молчал. Йельм продолжал:
— Детская сказка. Я читал ее своим детям лет десять назад. Каждый вечер. Что это за тролль, которого забросили так далеко, что он исчез навсегда на яхте класса Swan? Тролль бедности? Тролль воздержания? Вы все еще пасетесь на том сетере?
Линден закрыл глаза, но молчал.
— Мой сын всего на пару лет младше тебя. Надеюсь, что на пару. Отвечай здесь и сейчас, или я заберу тебя в полицию: что это за тролль, которого преследовал большой козлик Странд-Юлен-Брюсе?
— Во всяком случае, это не тролль бедности, — медленно проговорил Линден. — Он не любил повторений. Не хотел потом больше никогда нас видеть. Я продержался усилием воли два месяца, не больше. С наркотиками кончено. Я чист.
— И никаких рейв-парти, и никакого экстази?
— Это другое. Оно не вызывает зависимости.
— Конечно, — Йельм откинулся назад в кресле. — Если ты будешь и дальше продолжать заниматься проституцией, тебе довольно быстро потребуется именно то, что вызывает зависимость. О’кей, сейчас у меня больше нет на тебя времени. Самый важный вопрос: оказывал ли ты когда-либо какие-нибудь услуги человеку по имени Куно Даггфельдт из Дандерюда?
— Не всегда знаешь, как их зовут…
— Он выглядел вот так, — сказал Йельм, вытащив фотографию статного мужчины, боровшегося за то, чтобы с честью носить свои полные пятьдесят лет, и несколько дней назад потерпевшего в этой борьбе решительное поражение. «Ничто так не выявляет тщеславие, как смерть», — подумал Йельм, уверенный, что это какая-то цитата.
— Нет, — сказал Йорген Линден. — Я не знаю его.
— Точно? Сверьтесь-ка с вашим внутренним списком.
— Я запоминаю их, поверьте мне. Я помню их всех.
— Все стадо козликов Брюсе… О’кей, имя и адрес вашего сутенера?
— Прошу вас…
— При других обстоятельствах я бы наверно разыскал тебя на улице, взял за шкирку, как котенка, и отправил бы домой к родителям…
— Это было бы непросто.
— …но сейчас ситуация иная. Все, что мне нужно, это как можно больше информации о Даггфельдте и Странд-Юлене. Мне необходимо узнать имя и адрес твоего сутенера.
— Вы представляете, что он со мной сделает, если узнает, кто его выдал?
— От меня он этого не узнает, я гарантирую.
— Юхан Жезл. Я не знаю, настоящее ли это имя, и его адреса у меня нет, только номер телефона.
Линден написал номер телефона на клочке бумаги и отдал его Йельму.
— И последнее: сексуальные предпочтения Странд-Юлена как можно подробнее.
Йорген Линден умоляюще посмотрел на него и заплакал.
«Язык силы», подумал Пауль Йельм, уже не понимая, что чувствует.
Дождь с градом бил в оконное стекло в течение долгих десяти секунд. Затем он унесся прочь.
«Апрельская погода», — подумал Йельм и простодушно чихнул.
Часы показывали уже два, когда Йельм позвонил в дверь виллы в Нокебю. Он прослушал первые пятнадцать нот оды «К радости», трижды проигранные внутри какого-то дома, и посетовал на глухоту Бетховена. Он немного запутался, сверяясь с полицейской картой, и свернул на проселок вместо того, чтобы взять напрямую по Дроттнингхольмсвэген к мосту, соединяющему Нокебю с «большой землей». Он все еще проклинал свою глупость, когда стоял на большой террасе на Грёнвиксвэген, ожидая, что кто-нибудь откроет ему дверь. Прямо позади виллы находился пустой участок земли, спускавшийся к озеру Мэларен, тому самому, которое называют красивейшим из всех; точнее — к заливу между островами Черсён и Нокебю, между Стокгольмом и Экерё. Вилла не принадлежала к числу новых дворцов, но вполне соответствовала своему местоположению в этом западном статусном оазисе, над которым апрельское солнышко позволило себе распустить свои любопытные лучи.
