— Да-да, займусь.
Клаудиа посмотрела через окно на желтый ртутный фонарь у гаража. Казалось, снег падает из точки, расположенной за фонарем, словно его высыпают через воронку прямо в окно, ей в глаза. Крохотные шарики, похожие на мелкую дробь.
— Кажется, метель стихает.
— Предполагалось, что ее вовсе не будет, — сказал Фрэнк. — Идиоты.
Он имел в виду дикторов телевидения, которые рассказывали о прогнозе погоды. Они сообщили, что в округе Оджибве будет ясно и холодно, и вот пожалуйста, идет сильный снег.
— Подумай о том, чтобы оставить все как есть, — попросила она. — Просто подумай.
— Ладно, — ответил он, повернулся и начал спускаться в подвал.
Возможно, он действительно подумает, но решения своего не изменит. Клаудиа снова вспомнила ту фотографию. Она надела спортивную кофту и вышла в прихожую. Фрэнк промочил перчатки для вождения и повесил их на отдушину печки; в комнате пахло мокрой шерстью. Она натянула парку и вязаную шапку с помпоном, взяла свои перчатки, нажала на выключатель в прихожей и, когда над крыльцом зажегся свет, вышла на улицу.
Фотография из журнала. Люди, изображенные на ней, могли быть откуда угодно, например из Лос-Анджелеса или Майами, где делают подобные вещи.
Но нет, они из округа Линкольн, о чем говорят некачественная печать и бумага, такая дешевая, что чудом не рассыпается в руках. И то, что на снимке именно сын Харпера, не вызывает ни малейших сомнений. Если приглядеться, можно различить обрубок пальца на левой руке, тот, что попал в дровокол, и колечко серьги в ухе. Обнаженный юноша лежит на кровати, повернув бедра в сторону камеры, и с тупым удивлением смотрит в объектив. В лице подростка еще угадывались черты того маленького мальчика, что работал на заправке отца.
На переднем плане снимка находился торс плотного взрослого мужчины с волосатой грудью. Картинка мгновенно возникла перед мысленным взором Клаудии; она достаточно хорошо знала мужчин и их физическое устройство, но здесь было что-то не так, что-то плохое… Глаза мальчика, пойманные вспышкой, напоминали черные точки. Когда она присмотрелась внимательнее, у нее возникло ощущение, будто кто-то работающий в журнале подрисовал зрачки фломастером.
Ее передернуло, но вовсе не от холода, и она быстро зашагала по запорошенной тропинке между высоких сугробов, ведущей в гараж и к поленнице. Под ногами у нее было четыре дюйма свежего снега. Утром придется снова расчищать его.
Тропинка привела ее к двери гаража. Клаудиа вошла внутрь, включила свет и рассеянно сбила снег с обуви. Утепленный гараж обогревался дровяной печкой. Четыре больших дубовых полена будут гореть долго и дадут достаточно жара, чтобы температура внутри оставалась выше точки замерзания даже в самые холодные ночи. По крайней мере, проблем с зажиганием не будет. Здесь, в Чекуамегоне, возможность завести машину порой является вопросом жизни и смерти.
Печка все еще была горячей, но дрова полностью прогорели. Фрэнк почистил топку накануне вечером — значит, не придется делать это сейчас. Клаудиа оглянулась на дверь и поленницу за ней. На ночь хватит, но не более. Она бросила в огонь несколько смолистых сосновых веток толщиной с запястье, чтобы пламя разгорелось, затем добавила четыре больших дубовых полена. Этого достаточно.
Клаудиа посмотрела туда, где была поленница, вздохнула и решила, что вполне может принести сейчас немного дров, чтобы они оттаяли к утру. Она вышла во двор, закрыла за собой дверь, но не стала запирать ее и направилась вдоль гаража к навесу, под которым лежали дрова. Взяв четыре дубовые чурки, она, спотыкаясь, добралась до двери гаража, распахнула ее ногой и бросила свою ношу у печки. «Схожу еще разок, — подумала она. — Завтра Фрэнк принесет остальное».
Она снова прошла вдоль гаража в темноту, взяла еще два дубовых полена и вдруг почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок.
Рядом с ней кто-то был!
Клаудиа уронила поленья и схватилась за горло. За гаражом темной стеной высились деревья. Она не видела их, но чувствовала, как отчаянно стучит сердце в груди, а снег тихонько шуршит на крыше. Больше ничего. И тем не менее…
Она начала пятиться. Ничего, только метель, голубой круг фонаря во дворе и засыпанная снегом тропинка. Клаудиа остановилась, пытаясь рассмотреть что-нибудь в темноте, а потом побежала.
Она мчалась к дому, продолжая чувствовать у себя за спиной чье-то присутствие, ощущая, как невидимая рука тянется к ней. Клаудиа схватилась за дверную ручку, резко нажала, толкнула дверь ладонью и влетела внутрь, в тепло и свет прихожей.
— Клаудиа?
Она закричала.
Фрэнк стоял, держа в руке тряпку, испачканную в краске, и смотрел на жену широко раскрытыми от удивления глазами.
— В чем дело?
— Господи!
Клаудиа расстегнула молнию парки и принялась возиться с застежками капюшона. У нее дрожали губы, и она не могла выговорить ни слова.
— Господи, Фрэнк, у гаража кто-то есть, — наконец сказала она.
— Что? — Он нахмурился, подошел к кухонному окну и посмотрел на улицу. — Ты видела его?
— Нет, но, клянусь Богом, там кто-то ходит. Я почувствовала, — сказала она и, схватив мужа за руку, принялась всматриваться в окно. — Позвони в «девять-один-один».
— Я ничего не вижу, — ответил Фрэнк.
Он прошел через кухню, наклонился над раковиной и посмотрел в сторону фонаря во дворе.
— Так ты ничего не увидишь, — сказала Клаудиа, закрыла дверь на замок и шагнула на кухню. — Фрэнк, клянусь Богом, там кто-то…
— Хорошо, — согласился он, со всей серьезностью восприняв ее слова. — Пойду посмотрю.
— Давай лучше позвоним…
— Я сам, — ответил он. — В такую метель сюда не станут присылать копа, учитывая, что ты никого не видела.
Он был прав. Клаудиа прошла вслед за ним в прихожую, с удивлением прислушиваясь к собственному лепету:
— Я положила в печку дрова, потом обошла гараж, чтобы принести еще. На завтрашнее утро…
«Это совсем не я», — подумала она.
Фрэнк сел на скамейку в прихожей, снял свои «Тони Лама», надел костюм для езды на снегоходе, натянул зимние сапоги, зашнуровал их, затем застегнул молнию на куртке и взял перчатки.
— Я сейчас вернусь.
В его голосе прозвучало раздражение. Но Фрэнк хорошо знал жену, она была не из тех, кто паникует из-за пустяков.
— Я с тобой, — выпалила она.
— Нет, ты подождешь меня здесь, — сказал он.
— Возьми оружие.
Клаудиа бросилась к верстаку и вытащила ящик, в глубине которого, спрятанный за циркулем, лежал «смит-вессон» триста пятьдесят седьмого калибра, заряженный патронами «магнум».
— А вдруг это Харпер? А вдруг?..
— Боже праведный, — произнес ее муж, качая головой.
Он грустно улыбнулся и вышел, натягивая на ходу лыжные перчатки.
На крыльце на него набросились снежные вихри и принялись швырять в лицо колючие твердые шарики. Фрэнк повернулся к ним вполоборота. Если не смотреть прямо по ветру, костюм для снегохода защитит его. Но так он ничего не видел и ничего не слышал, кроме ветра, со свистом проносящегося по нейлону капюшона. Продолжая отворачиваться, Фрэнк спустился по ступеням и вышел на занесенную снегом тропинку, ведущую к гаражу.
Убийца стоял рядом с поленницей, прислонившись плечом к углу сарая и повернувшись спиной к ветру. Когда Клаудиа вышла во двор, он попытался добраться до нее, но не рискнул включить в темноте фонарик и запутался в кустах. Пришлось остановиться. Когда она убежала в дом, Убийца чуть было не повернул назад, к своему снегоходу, решив, что возможность упущена. Каким-то образом женщина почувствовала его присутствие. Да и время поджимало. Он взглянул на часы. У него было всего полчаса, не больше.
Но, немного поразмыслив, Убийца осторожно высвободил снегоступы и направился к темному силуэту гаража. Лучше добраться до Лакортов на кухне, где можно покончить сразу с обоими. У них наверняка есть оружие, так что придется действовать быстро.
Под мышкой у Убийцы был кольт «анаконда», сделанный под патрон «магнум» сорок четвертого калибра. Он украл этот револьвер у человека, который так ни о чем и не узнал. В прежние времена Убийца нередко промышлял воровством и добывал множество отличных вещей. «Анаконда» была настоящим сокровищем, каждый ее изгиб и выемка несли определенную функцию.
Тесак, напротив, казался почти изящным в своей простоте. Самодельный, с грубой деревянной ручкой, он больше походил на мачете, только с более тонким лезвием и квадратным концом. Раньше им срубали стебли кукурузы. Лезвие было покрыто патиной ржавчины, но Убийца заточил его на шлифовальном камне, и оно засверкало серебром и стало тонким и таким острым, что им можно было бриться.
Прекрасное орудие убийства. Впрочем, Убийца взял его с другой целью. Тесак наводил ужас. Если нужно будет прибегнуть к угрозам, чтобы получить снимок, или придется причинить девчонке боль, но не убивать ее, тогда это как раз то, что требуется.
