— И кто же это такой? — насмешливо спросил Пшёнов.
— Он из того отдела, куда приходили анонимки на вашего шефа. Так вот, капитан Ростовцев разобрался во всех махинациях…
Пшёнов радостно перебил.
— Наконец!.. Я же говорил, что этот Живидзе…
— Нет, не Живидзе, — теперь перебил его Борис, — а вы, Пшёнов, вы! — Вынул мобильник, набрал номер. — Заходите.
Дверь открылась, вошёл капитан Ростовцев. Представился.
— Капитан Юрий Ростовцев, из отдела борьбы с экономическими преступлениями. Гражданин Павел Пшёнов, вы обвиняетесь в подделке документов и получении прибыли с помощью незаконных махинаций.
— Какая прибыль? Какие махинации? Ни под одним документом нет моей подписи.
— Правильно. Вы действовали очень хитро: подавали Живидзе договора и акты непременно на двух страницах. Он ставил подпись в конце документа, на второй странице, после чего вы заменяли первую страницу на другую, на которой уже фигурировали иные цифры, завышенные в разы. Договор внушал доверие: бланк фирмы, печать, подпись директора — вам грузили, вы получали всё и делили: указанное в договоре количество приходовали для фирмы, а разницу, исчисляемую десятками, а то и сотнями тонн, сбывали налево. Незаконную прибыль клали в карман, часть её делили между соучастниками.
— Это поклёп! — закричал Пшёнов, чуть не выпрыгнув из кресла. — Как вы докажете?!
— Утром в вашей квартире был произведен обыск, найдены замененные вами страницы: вы их не уничтожали — ведь их надо было вернуть в договора, для отчёта. Арестованы два ваших сообщника, которые тут же во всём сознались, очевидно, вы им мало отстёгивали. И в вашем компьютере найдена новая анонимка, которую вы, очевидно, не успели пропустить через принтер.
— Это подстава! Я буду писать жалобы!
— Пишите, у вас теперь будет для этого много времени, — вмешался Пахомов, — только теперь вам придётся их подписывать.
Он поднялся и подошёл к Пшёнову.
— Вы были правы: я, как очень глупый следователь, шёл по ложному пути, но вышел на очень хитроумного мерзавца. Вы пытались посадить своего шефа, который доверял вам, как другу. Рыли для него яму, а попали туда сами — это вам наказание не только за махинации, но и за подлость.
— У меня есть право на звонок адвокату!
— Позвоните из прокуратуры. — Пахомов повернулся к Ростовцеву. — Капитан, уведите его, а я проветрю помещение.
Ростовцев увёл Пшёнова. Вошла Тамара.
— Я всё слышала? Он получит срок?
— Да. И, думаю, немалый.
— Значит, у меня освободилась вакансия. Вы не хотели бы меня опять допросить, только уже с пристрастием, где-нибудь в гостинице или у меня дома?
— Спасибо за предложение, но допрос не нужен: с вами и так всё ясно.
— Вы мне обещали свидание.
— Оно у нас обязательно будет, в прокуратуре: вас вызовут, как свидетельницу.
В пятницу, в девять утра, в кабинет Лукопереца, предварительно постучавшись, заглянул Пахомов.
— Товарищ полковник, вызывали?
Лукоперец приветливо махнул рукой.
— Заходите, майор, садитесь.
«Что-то он непривычно ласков — быть разносу», — подумал Пахомов и, чтоб оттянуть время, спросил:
— В коридоре я столкнулся с бывшим уголовником, он вышел из вашего кабинета, если не ошибаюсь, он был медвежатником, его звали Жора Шпрот?
— Не ошибаетесь. Лет двадцать назад я, ещё будучи капитаном, посадил его на пять лет. И, представьте себе, с тех пор он завязал.
— И через пятнадцать лет пришёл сказать за это спасибо?
— Пришёл просить, чтоб я его опять посадил, хотя бы на полгода.
— Интересный мужик! Сам просится в тюрьму? Чего вдруг?
— У него одновременно забеременели жена и обе любовницы, и все решили рожать — он в панике, говорит, готов повеситься.
Борис рассмеялся.
— Ему можно посочувствовать! И вы ему помогли?
— Конечно.
— Как?
— Дал телефон хорошей акушерки, она моих близняшек принимала. — Он кивком головы указал на самую большую фотографию внучек, стоящую на его письменном столе. — Сегодня им исполнилось по три годика. — Достал из ящика два новых, не распакованных мобильных телефона. — Это для них. Подарки. Как вы думаете, в три годика ещё не рано?
— Думаю, уже поздно. Сегодня наши дети рождаются сразу с мобильниками в руках. Надо было купить каждой по барабану.
— Это ещё зачем?
— Ничто так не создаёт покоя в доме, как ребёнок с барабаном, а если их ещё двое!..
— Опять ваши шуточки, майор!.. Впрочем, сегодня я вам всё разрешаю. Больше того, я даю вам три дня отдыха: нынешняя пятница плюс суббота и воскресенье.
— Вот это сюрприз! С чего бы вдруг?
— Это не сюрприз, товарищ майор, это педагогический приём.
— Не понял?
— Это, чтобы вас совесть мучила, потому что вы эти отгулы не заслужили: дело нашего Сантехника тянется уже почти год и превращается в «висяк».
— Нет, нет, товарищ полковник, клянусь, я его найду! Из-под земли достану! А не верите — не давайте отгулы!
— Хочу верить, поэтому отгулы даю! Отдохните и с новыми силами ищите Сантехника. А когда поймаете его, обещаю сразу отпустить вас во внеочередной отпуск.
— Это всё в честь дня рождения ваших внучек?..
— Нет. Просто я вами доволен. Хотя Сантехника вы ещё не нашли, но вышли на злостного мошенника. Открываю секрет: отдел борьбы с экономическими преступлениями на следующей неделе выдаст вам премию, а мне благодарность.
— Это за Пшёнова?
— За него. Мерзкий тип.
— Мерзейший! Обманывал своего шефа, искал любую возможность навредить ему, искал, искал и перестарался: привлёк внимание к себе.
— Так и должно быть. Как в песне, помните: «Кто ищет, тот всегда найдёт». Так и у нас прокуратуре: Кто ищет, того всегда найдут!
Выйдя из кабинета, Пахомов пробормотал:
— Из него стали просто сыпаться афоризмы! Его уже можно выпускать в передаче «Дежурный по стране», вместо Жванецкого!
В кабинет Пахомова ворвалась крашеная блондинка лет под пятьдесят. В мольбе протянула к нему руки.
— Товарищ майор! Выслушайте меня!
Вслед за ней в дверях появился дежурный.
— Почему впустили? — сердито спросил Борис. — Я же предупредил вас, что уезжаю.
— Товарищ майор! Она меня оттолкнула и прорвалась к вам. Что, мне её насильно выставить?!
— Нет, нет! Пожалуйста! — снова взмолилась блондинка. — Выслушайте меня!
— Простите, но я должен уехать.
— Уделите мне хотя бы пять минут! Умоляю!
— Я же вам объяснил: у меня нет времени. Договоритесь с дежурным на завтра. И не ко мне: у меня Убойный отдел, а вам надо…
— Именно к вам! — перебила она его. — Это вопрос жизни и смерти! Пожалуйста! Хотя бы пять минут!
Пахомов сдался.
— Хорошо, говорите.
— Нет, нет! Это личное. Без него! — она указала на дежурного.
— Хорошо. — Пахомов кивнул дежурному. — Оставьте нас. — Дежурный вышел. Борис повернулся к посетительнице: — Садитесь и рассказывайте. Только чётко и покороче!
— Хорошо, я быстренько. — Она подтащила стул почти вплотную к столу, за которым сидел Пахомов, и плюхнулась на него. — Ой, с чего же начать? Значит так: я из Магнитогорска. Бухгалтер в одной солидной фирме. Наш главный офис — в Москве. Прилетела с отчётом, всё сдала, настроение хорошее, спустилась вечером в ресторан — меня в гостинице поместили. Значит, села я за столик, заказала шницель с картошечкой и бокал вина, по такому случаю. И тут ко мне подсел парень, красавец, брюнет, кудрявый, а глаза, как у Джека Николсона!.. Помните: «Из гнезда кукушки»?
— Помню, помню, продолжайте!
— Значит, разговорились, он виски заказал, мы выпили, я захмелела. Он проводил меня в номер, ну и…
— И остался до утра?
— Поймите, мне уже сорок восемь — за мной никогда никто так не ухаживал!.. Он заказал в номер Шампанское и конфеты. Говорил, что влюбился, что всегда мечтал о такой, как я…
— И вы не устояли?
— Да. Решила, что, наконец, встретила настоящую любовь…
Она расплакалась.
— Чего же вы плачете? Радуйтесь!
— Я радовалась. До утра. А утром он потребовал деньги: за виски, за шампанское и за любовь… Так и вписал: за ночь любви.
— Куда вписал?
— В счёт. Вот, посмотрите, — протянула ему какой-то листок бумаги. Пока он его рассматривал, она причитала: — Мне так стыдно! Я отдала ему все деньги, которые у меня были. Он сказал мало, требует ещё. А мне завтра улетать!..
— И много требует?
— Я отдала ему двести долларов — требует ещё восемьсот, у него такса такая: тысяча долларов за ночь с выпивкой. Велел до вечера найти деньги и отдать ему. Паспорт отнял, угрожал, что если не отдам, мужу письмо пошлёт, и снимки.
— Какие снимки?
— Он меня в постели фотографировал, говорил: на память. — Плач перешёл в рыдания. Она стала причитать: — У меня муж хороший, две дочки, одна замужем, ребёнка родила. Я ведь уже бабушка! Господи, как стыдно! Как Стыдно!
