– Что с ним? – в панике закричала она. – Ему плохо? Сердце? Надо вызвать «Скорую»! Что вы стоите?! Вызывайте врачей!
– Уже вызвали, – спокойно сообщил ей один из милиционеров. – Сейчас приедут.
Елена присела на корточки рядом с мужем и попыталась перевернуть его, но милиционеры тут же пресекли ее деятельность.
– Не надо, гражданочка, не трогайте, он без сознания. Пусть врачи сами, а то напортите что-нибудь.
Она хотела было возразить, но тут же услужливое сознание вытолкнуло на поверхность обрывочные сведения о том, что вроде бы в каких-то ситуациях, при каких-то травмах больных трогать нельзя. Или нельзя их переворачивать? В общем, что-то такое нельзя категорически, и Елена испугалась. Причинить мужу вред ей совсем не хотелось.
Ей хотелось помочь. Она сидела на корточках, смотрела на неподвижное тело Левы, и ей казалось, что он лежит очень неудобно, лицом вниз, ему нечем дышать, он задыхается в таком положении. Ну где же врачи? Почему они так долго не едут? Она пристально всматривалась в спину Льва, пытаясь уловить малейшее движение, которое свидетельствовало бы о том, что он дышит, ей все время казалось, что он уже умер, но она гнала от себя эту мысль и бесцельно, но упорно гладила рукой ткань его пальто и руку в том месте, где завернулся рукав. Несмотря на холодную погоду, рука была теплой, и это вселяло пусть призрачную, но надежду на то, что ничего страшного все-таки не случилось, что все обойдется и все будет хорошо. Вот сейчас приедут врачи, перевернут Левушку, сделают укол, помогут ему встать, доведут до квартиры, а там уж она его разденет, уложит, согреет и подаст горячий чай, укроет его потеплее и просидит рядом, держа за руку, до самого утра. А утром все будет как всегда. Лева встанет, побреется, примет душ и, элегантный и красивый, отправится в свой театр.
– Возьмите паспорт мужа, – послышался голос патрульного. – Мы его взяли из кармана, чтобы прописку посмотреть, иначе не нашли бы вас. И еще вот…
Елена с трудом повернула голову и увидела в руках у милиционера бумажник Левы и какие-то документы, кажется, удостоверение члена Союза театральных деятелей и еще какие-то пропуска, а также связку ключей.
– Проверьте, все ли на месте, может, чего пропало. Да вы в бумажник загляните, деньги-то целы?
Елена постаралась сосредоточиться, посчитать, сколько денег в бумажнике, насчитала три с чем-то тысячи, но поняла, что никак не может знать, много это или мало, вся сумма или что-то украли. Вроде бы больших денег у Левы быть сегодня не должно… Но все остальное на месте – и документы, и ключи.
«Скорая» приехала довольно быстро, хотя Елене эти десять минут показались целой вечностью. Из машины вышли врач и медсестра, через несколько секунд появился и водитель, который открыл заднюю дверь и достал носилки. Подойдя к сотрудникам патрульно-постовой службы, он о чем-то коротко переговорил с ними, после чего обе машины – ППС и «Скорая» – включили фары, направив свет на лежащее тело.
Врач приступил к осмотру, и Елена затаив дыхание слушала каждое слово, которое он негромким усталым голосом говорил медсестре:
– Больной без сознания… дышит… пульс скорый, ритмичный, повышенного наполнения.
Медсестра, открыв чемоданчик, уже набирала в шприц содержимое ампул, а врач, близоруко щурясь, устанавливал катетер.
– Что вы будете ему колоть? – в ужасе спросила Елена.
– Противошоковые препараты, сердечные, гормоны, мочегонные средства. Противосудорожные тоже.
– Так что с ним? Сердце? Он никогда не жаловался. Правда, он сегодня выпил, он был на банкете, – зачем-то принялась объяснять Елена. Ей казалось, что если она придумает причину, то само следствие окажется не таким страшным.
– У него черепно-мозговая травма, – сказал врач, слегка повернувшись в сторону Елены. – По голове его ударили, судя по всему. Более точный диагноз установят в больнице, но похоже на ушиб мягких тканей затылочной и теменной области. Вы с нами поедете?
– Конечно, конечно, – забормотала Елена.
В тот момент она совершенно не подумала ни о мобильном телефоне, ни о документах, ни о деньгах. Ничего этого у нее с собой не было, только ключи от квартиры.
Она забралась в машину и села на неудобное сиденье рядом с носилками. На другом, в изголовье носилок, устроился врач.
– Почему он не приходит в сознание? – спросила Елена дрожащим голосом. – Вы же сделали уколы. Они что, не помогли? Так сделайте еще какие-нибудь, что вы сидите?
– Да какое сознание, – устало махнул рукой врач, которого Елена только теперь, хотя и с трудом, разглядела. Он был немолодым и некрасивым. – Больной в коме.
– Как – в коме?! – ахнула она. – И когда теперь… ну, когда он…
– Этого никто не знает. Мозг – штука чрезвычайно сложная и чрезвычайно мало изученная. Никто вам никаких прогнозов не даст. Может быть все что угодно. Он может прийти в себя через минуту, а может и через год, и через пять лет. Если вообще выживет. Я вам советую быть готовой ко всему. Черепно-мозговые травмы – вещь очень коварная.
Они приехали в больницу, добрались до приемного покоя, потом Леву осматривали невропатолог, реаниматолог, нейрохирург, они о чем-то совещались вполголоса, и Елене, сидевшей в коридоре, были слышны только отдельные слова:
– Внутричерепная гематома… томограмма мозга… кровь на биохимию… сахар обязательно… анализ мочи… ЭКГ…
Потом вышел один из врачей, молодой, энергичный, совсем не сонный, несмотря на то что был пятый час утра, и объяснил Елене, что нужно проверить наличие внутричерепной гематомы, потому что если она есть, нужно оперировать немедленно, а если ее нет, больного можно сразу помещать в реанимацию, потому что состояние его стабильно. Леву увезли на обследования, а Елена так и осталась сидеть в коридоре перед приемным покоем, потому что ей никто не сказал, где еще можно подождать. Она совершенно растерялась, и сама ни у кого ничего не спросила. Примерно через час она робко постучала в приемный покой, и ей объяснили, что муж уже в реанимации с предварительным диагнозом «ушиб головного мозга, кома». Реанимация находится в другом корпусе на восьмом этаже. Она, конечно, может туда пройти, но дальше коридора ее не пустят, в реанимацию никого не пускают, не положено.
Но Елена, конечно, пошла. И ее, конечно, не пустили. Она просидела там до десяти утра, раскачиваясь и обхватив себя руками, потом попросила в ординаторской разрешения позвонить, и за ней при-ехал брат, Вадим Вавилов.
Дома она поспала два часа, переоделась, собрала сумку, в которую положила две бутылки воды и пакет с бутербродами, и снова отправилась в больницу. На восьмой этаж. В коридор перед дверью в реанимацию. Она будет тут сидеть до тех пор, пока Лева не придет в себя, пока она не увидит его, не поговорит с ним, не убедится, что с ним все будет в порядке.
Так она и провела все шесть дней, уезжая домой на ночь. Врачи гоняли ее, завотделением сердился, говорил, что ей надо ехать домой и вообще заниматься своими делами и не мешать, что здесь все профессионалы и обойдутся без нее, что она все равно ничем помочь не может. Но она упорно сидела, потому что не было сил жить как-то по-другому. Сил вообще не было ни на что, кроме этого тупого сидения в коридоре.
За эти шесть дней ей говорили разное: и что муж может самостоятельно дышать, сердце стабильно, есть глотательный рефлекс, и что больной стал беспокойным, у него были однократные судороги, и что у него поднялась так называемая мозговая температура, которая плохо сбивается. То наступало какое-то улучшение, и Елене говорили, что появилась реакция на прикосновение – дрогнули веки, появилась реакция на боль инъекций, то снова становилось хуже. Елена каждый день спрашивала врача, какое лечение проводят ее мужу, но спрашивала больше для проформы, потому что в медицине все равно ничего не понимала и ответы оценить не могла. Но и ответы, естественно, были такими же формальными, как и вопросы: лечение проводится антигеморрагическое, противосудорожное, противоотечное, гормональное, антибактериальное и так далее.
Она спрашивала об этом, потому что не хватало смелости спросить совсем о другом и не хватало мужества выслушать возможный ответ. Разве важно, чем и как Леву лечат? Куда важнее понимать, что с ним будет? Каким он будет? И будет ли вообще? Но спросить об этом у Елены душевных сил не было.
В конце коридора замаячила знакомая спортивная фигура – Никита Колодный, актер, которому Лева дал наконец одну из двух главный ролей в новой пьесе. А по сути – не одну из двух главных, а действительно главную, потому что дело не только в объеме роли, во времени нахождения на сцене, но и в драматургии образа, а она в этой роли куда интересней, чем в другой, тоже большой роли Зиновьева, которого будет играть Миша Арцеулов. Миша… Миша.
– Ну как, Леночка? – Никита подошел и расцеловал Елену в обе щеки. – Есть новости? Как Лев Алексеевич?
