— Мы проверялись, — тихо сказал Грибов, — даже более тщательно, чем обычно.
— А как они тогда вас вычислили? Как машины подсчитали? Как?!
— Не знаем.
— Не знаете… Мне ваше «не знаем» к рапорту не подшить. С меня конкретные причины требуют. И конкретные головы. Такая буча поднялась… Вернее сказать, отец похищенной девочки ее поднял. Мне звонил. И выше тоже звонил. Такого наговорил… Что я передать вам не способен. И правильно наговорил. И что еще наговорит, если они теперь озвереют и, как обещали, ему ее уши пришлют. За контакт с милицией.
Я же вас просил тихо работать, как мыши в погребе. А вы как специально…
Следователи молчали. Словно двоечники, обещавшие исправиться и получившие вместо очередной двойки кол.
— Теперь по оргвыводам. От следствия я вас, естественно, отстраняю. Наказывать за прокол, как и обещал, не буду. По полной программе не буду. По мелочи — не обессудьте. Слишком серьезный случился провал, чтобы обойтись без административных мер. Постараемся ограничиться лишением премий и отнесением присвоения очередного звания где-нибудь месяцев на десять. От всех прочих карательно-воспитательных мер как-нибудь сам отбрешусь. Если, конечно, отбрешусь.
Ну а если не отбрешусь, то мое седалище стряхнут вот с этого кресла. Несмотря на беспорочную двадцатипятилетнюю службу. Те стряхнут, кто давно на нем посидеть мечтает. Ну а ваши седалища, соответственно, с ваших стульев. Вот такие вот дела. Въехали?
— Въехали.
— Ну тогда всю информацию передайте Федорову.
— Но мы… — попытался что-то возразить Григорьев.
— Все. Будем считать вопрос закрытым! Поймите наконец, в дерьме мы — по самую маковку. И вы, и я. Помочь я вам не в состоянии. Сам качаюсь. Помочь себе можете только вы.
В общем, так. Есть у вас три дня. На все про все. Или вы находите преступника, или… все мы переходим на работу в ближайший продмаг. Грузчиками. Если возьмут. Ясно?
— Куда уж яснее.
— Три дня я вас прикрою. А больше — не взыщите. Больше трех дней я в этом кабинете и сам не просижу.
— Разрешите идти? — уже совершенно официальным тоном испросили разрешения проштрафившиеся следователи.
— Идите… Да, и вот что я вам еще советую. По старой дружбе. Постарайтесь встретиться с отцом ребенка. Так сказать, в частном порядке. Поговорите с ним. Объясните. Убедите. Попросите. На колени встаньте, в конце концов… Может, он поймет ситуацию, посочувствует и перестанет терроризировать жалобами начальство. Вы же с ним все это время в контакте были.
Попытайтесь решить это дело миром. Чтобы если не головы на плечах сохранить, то хоть время выиграть. Все поняли?
Следователи обреченно кивнули.
— Ступайте. И дай вам бог…
Следователи развернулись кругом и разом шагнули к двери.
Следователи сидели в машине. Потому что в кабинете не хотелось. В кабинет заходили сослуживцы и молча сочувствовали. Или молча злорадствовали. В зависимости от того, кто заходил.
В машину не заходил никто.
— Как же это вышло-то? — спросил Григорьев.
— Так и вышло. Как обычно выходит. Кто-нибудь один лопухнулся, его заметили, уцепились и размотали всю цепочку
— И обнаружили все засады?
— Да, вес сомнительно. Это же скольких топтунов надо было ставить Чтобы они в глаза не бросились.
— Никак не меньше десятка. Но тогда получается, что их было чуть ли не больше, чем нас. А нас было много.
Следователи замолчали, слушая какую-то дурацкую музыку, кричащую из автомобильного приемника.
— А может, это кто-нибудь из наших? Который знал…
— Скажешь тоже! Наши, они есть наши.
— Сейчас и наши могут стать не нашими. Время такое. Что все продается, что покупается.
— Нет Не верю. Вещдоки попользовать ну или там благодарность принять за смягчение режима содержания — допускаю. Но киднеппинг. Под такую статью никто не полезет. Это уже не погоны… И потом, откуда наши могут знать явно случайных преступников? И во имя чего рисковать? За миллион? Который преступники еще не получили? И неизвестно, получат ли.
— Ну тогда ума не приложу. Если бы они просто об операции что-то узнали, тогда понятно. Но они же каждую засаду указали! По головам.
— Это точно, что по головам…
— Ну и что будем делать? — спросил Григорьев.
— Искать продмаг. Поприличней. Где много платят и мало заставляют грузить.
— Я серьезно.
— А если серьезно, то поедем в гости к банкиру. Другого выхода на преступника, кроме как через него, у нас нет. Будем пасти его, пока шантажист снова не объявится.
— Ну да. Пустит он нас после всего этого на порог.
— Один раз пустит. У нас там магнитофон остался. А больше… а больше нам и не надо.
Банкир был дома. И уже не был так предупредителен, как раньше. Он не выкатывал столик с закусками. Он молча слушал извинения следователей. И не принимал извинений.
— К сожалению, в этой ситуации мы не могли ничего поделать. План операции был продуман очень хорошо Но сработала какая-то случайность Мы не знаем, какая случайность, но она сработала…
Но банкир не слушал объяснений. Он не хотел слушать объяснений. Потому что объяснениями ничего поправить было нельзя.
— Случайность? Какая случайность… — тихо говорил он. — Я же спрашивал вас, начальство спрашивал, возможно ли все это сделать незаметно. Мне обещали. Мне гарантировали. Говорили, что опыт… А теперь все насмарку. Теперь они могут пойти на крайние меры. Понимаете — НА КРАЙНИЕ! Которые… Зачем я связался с милицией? Зачем?
Жена банкира ничего не говорила. Жена банкира плакала.
— Я понимаю. Но в таких делах без помощи милиции обойтись все равно невозможно. Рано или поздно…
— Уйдите, пожалуйста. Уйдите из моего дома.
— Я, конечно, понимаю ваше горе.
— Уйдите! Оставьте нас в покое. И заберите наконец свои железки.
И банкир отбрасывал по столу магнитофон так, что отлетали соединительные провода.
— Заберите! И уйдите! Пожалуйста…
— Мы, конечно, уйдем. Но без этой аппаратуры мы не сможем установить местоположение преступников…
— Не надо нам устанавливать местоположение. Нам надо им деньги отдать. Там, где они скажут. И получить дочь. Живой получить. Вы понимаете! Живой!
Вторая, необязательная часть визита явно не задалась. Смягчить забросавшую кляузами высокое начальство потерпевшую сторону не удавалось. Впрочем, и не должно было удаться. Потерпевшая сторона имела право на эмоции. Она рисковала потерять не стулья. Она рисковала потерять гораздо большее.
Со второй частью можно было заканчивать. И переходить к обязательной первой…
Григорьев сгреб со стола бесполезный уже магнитофон, сбросил его в портфель, еще раз попытался извиниться.
— Мы постарались сделать все, что возможно…
— Я знаю, что постарались… — ответил как эхо банкир. Вторую часть фразы: «Только мотайте отсюда побыстрее», — он не произнес. И так все было понятно.
Григорьев вздохнул и встал. Но очень неудачно встал. Потому что зацепился за собственную ногу. И, падая, сильно наклонился в сторону банкира. И наверное, упал бы, если бы не уперся в него. Он уткнулся в банкира и постарался сгладить свою неловкость. Он попытался превратить банальное падение мордой в ковер в жест доброй воли.
— Мы сочувствуем вам. Держитесь! — сказал он и приобнял банкира за плечи, одновременно упершись ему лбом в грудь.
Фраза прозвучала фальшиво. А уж объятия…
Банкир двинул плечами, пытаясь стряхнуть с себя чужие руки.
— Извините. Мы сделали все, что могли. И мы вам действительно очень сочувствуем…
Банкир показал глазами на дверь.
— Там без замка. Одна щеколда.
Следователи вышли на уже знакомую им лестничную площадку. И спустились к машине. Все было, как несколько дней назад, когда прозвучал звонок вымогателя. Только теперь все было спокойно. И безнадежно.
— Ну как? — спросил Григорьев, садясь в машину.
— Мелодраматично. До слез. Ты, часом, в драмкружке не подвизался? — ответил Грибов.
— Я серьезно.
— Ну а если серьезно…
Грибов включил автомобильный приемник. И прокрутил шкалу настройки. Стали слышны голоса. Но не дикторов, заполняющих очередную музыкальную паузу. Стали слышны голоса банкира и жены.
— Ну успокойся. Успокойся, — монотонно твердил муж.
— Я не могу… Не могу… — всхлипывала жена.
— Я тоже не могу, — отвечал муж. — Так больше не могу. Достали они меня. Все говорят, обещают, клянутся, а толку — нуль. Еще одна такая неудача, и они убьют ее. Из-за них. Из-за того, что засадить пару мерзавцев за решетку им важнее, чем спасти жизнь нашей девочки! Миллион им хочется сохранить. И погоны генеральские… Грибов убавил звук.
— Если серьезно, то операция прошла успешно.
