Мальчик спустился со второго этажа, пересек влажный газон и укрылся за стволами деревьев. Вор отлично понимал, что переступил черту, но был уверен – если принесет добычу, то старика простят. Остался пустяк, забрать у еврея камни и свалить. Из-за густой листвы Мальчик разглядел окна второго этажа. Прямо под окнами вдоль всего дома тянулся широченный карниз, словно строители работали по заказу скокарей. Именно по нему Мальчик пробрался к окну Губского. Какое окно ведет к Кацу? Снова рисковать? А если налетишь на Мельника? Мальчик отер лицо ладонью и длинно сплюнул. Надо заготовить легенду, решил он, ударил костяшками пальцев по стриженой голове, довольно хмыкнул и вновь направился к зданию.
Юдин и Гуров стояли у номера, который занимал Кац.
– Борис Андреевич, я уже лег спать, отложим разговор на утро, – произнес из-за двери Кац.
– Я не на чашку чая пришел, Анатолий Самойлович. – Юдин сердился, даже ударил ногой в дверь. – Рядом со мной полковник милиции. Нам необходимо с вами поговорить, поверьте, ради вашей же безопасности.
– Лев Иванович, что случилось? – не открывая двери, спросил Кац.
Щелкнул замок, дверь приоткрылась, Гуров вошел первым. Банкир стоял в глубине номера, опустив правую руку в просторный карман махрового халата. Юдин вошел следом, прикрыл за собой дверь, увидев напряженную фигуру Каца, его руку в кармане халата, зло сказал:
– Ты, конечно, молодец, но театр кончай. Губского закололи. Лев Иванович, вы беспокоились о здоровье уважаемого Анатолия Самойловича… – Юдин театрально взмахнул рукой. – Вот! Они здравствуют!
Кацу надоело изображать запуганного неврастеника. Он вынул руку из кармана, в котором, конечно, ничего не было.
– Закололи? – Он пожал плечами. – Так я не буду плакать. Но интересно, за что? Товарищ полковник, это ваша головная боль.
Сыщик осматривал окна, проверял запоры и на слова Каца не реагировал.
– Мне кажется, – продолжал Кац, – нам следует собраться и быстренько покинуть это жилище. Два покойника в одном доме – это слишком. Нас режут два тысячелетия, но мы еще не привыкли. Извините.
– Правда, в этот раз зарезали русских, – усмехнулся Юдин.
– Это по ошибке, – возразил Кац. – Они пришли по мою душу.
– Ну, твоя душа, положим, никому не нужна. Но я согласен, так как и по ошибке быть зарезанным не желаю.
Гуров возился с заевшими шпингалетами и не обращал внимания на препирательства в номере.
– Лев Иванович, я считаю предложение Анатолия Самойловича разумным, нам следует уехать. Вы профессионал, вооружены, получаете зарплату – и не маленькую…
Несмотря на напряженность ситуации, Кац фыркнул и тут же сказал:
– Извините. Зарплата тут ни при чем, давайте решать.
– Согласен. – Гуров спрыгнул с подоконника. – Анатолий Самойлович, позвоните администратору.
Кац снял трубку, дунул, постучал по рычажку, вновь дунул.
– У меня аппарат сломался.
– А он вообще-то работал? – Гуров покрутил пальцем у виска. – Как выражаются ваши друзья, а мои клиенты: «Голуби вы сизокрылые, фраера голубые, кто же вас сейчас отсюда отпустит?»
– Что-то не очень понятно… – Юдин нахмурился. – Что за шутки, началась война, что ли?
Гуров рассердился, он понимал, что не имеет права на такую роскошь, поэтому сердился еще больше. Когда сыщик сдерживался и говорил спокойно, тихо, голос у него становился, мягко выражаясь, неприятным.
– Выпейте-ка, сядьте и расслабьтесь! Ну, кому говорю?
Он ждал, пока признанные авторитеты уголовного мира не устроились у журнального столика, послушно налили бокалы.
– Уютно, комфортабельно? Вам хорошо? – Гуров подошел к окну, глянул в ночь, задернул портьеры. – Вы же собрались отдохнуть? Так отдыхайте! Согласен, вам не дают работать нормально. С одной стороны, я вам сочувствую, с другой – пошли вы к чертовой матери! Я вот сейчас уеду! Меня тронуть никто не посмеет, да и сам я себя в обиду не дам.
Сыщик выхватил пистолет так быстро, что авторитеты не успели даже вздрогнуть.
– Дельцы! Бизнесмены! Совдеповское жулье! Клянусь! – Он постучал себя пистолетом по груди: – Вас зарежут, а мне – не жалко. – И вздохнул. – Не могу… Как говорится, за державу обидно. Много чести для этих, – сыщик указал на окно. – Чтобы я, – он убрал пистолет, – отступил.
Гуровское «я» не прозвучало нескромно-хвастливо, оно, словно гиря, упало сыщику под ноги, казалось, пол вздрогнул.
Порой человек сам не знает, лукавит он или искренне обманывается. В данном случае сыщику было не «за державу обидно», просто он не мог из-за внутренних распрей уголовников отказаться от выполнения задания. Он обязан добыть дискетку с записью картотеки, которая, как Гуров убедился, на самом деле существует. Кац смотрел на Гурова грустными мудрыми глазами и решал, открыться этому человеку или попытаться выскочить из ловушки самостоятельно.
– Не дури, Анатолий Самойлович, – сказал Юдин. – Началась война между Губским и Мельником, нас тут проглотят, не пережевывая. И что старика прихлопнули, значения не имеет. Сдавайся.
– Когда вы, Борис Андреевич, рекомендуете мне сдаться, я не очень понимаю, что вы имеете в виду. – Кац вздохнул.
– Слушай, не валяй дурака, объясни полковнику, из-за чего сыр-бор разгорелся, и Лев Иванович поможет нам выбраться из полымя, – сказал раздраженно Юдин. – Ну, я кретин, ну надо мне все это? И ты, сыщик, сто раз прав, мы не финансисты, а пуганые жулики плохого розлива.
– Не согласен. – Кац выставил ладони. – Но если и так, то нас такими сделали они. – Он кивнул на Гурова. – Извините.
– Вот придурок, ты не на съезде, где можно болтать до одурения! – Юдин выбросил свое плотное тело из кресла, схватил телефонную трубку, приложил к уху, бросил, взглянул на дверь, подошел к окну.
Гуров наблюдал за происходящим и решал, что может выжать из этой ситуации он, сыщик угро.
– Анатолий Самойлович, извини, ты умница. – Юдин говорил ласково. – Я не такой трус, но обидно, черт побери! Столько сделано! И пропасть ни за понюх табаку. Какие-то дебилы разобьют наши умные головы! Я ведь и сам могу изложить суть дела, но ты это сделаешь лучше. Я тебя прошу…
– Ну, насчет понюшки табаку?.. – Кац покачал головой и вздохнул. – Хорошо, попробую. Уважаемый Лев Иванович, я предлагаю вам сделку.
Юдин схватился за голову, застонал.
– Спокойно. У каждого человека есть цена, существует она и у полковника. – Кац замолчал, причмокнул, скосил глаза на кончик носа. – Я вас понимаю, Лев Иванович, и поэтому денег либо что другого материального не предлагаю. Но ведь у вас есть свой профит в этом деле? Конечно, есть. Мы можем помочь в решении ваших проблем?
Умен, подумал Гуров, кивнул, предлагая продолжать.
– Вы поможете нам, – подвел итог Кац, – мы – вам, как говорится, нет проблем. Итак, вы поможете нам доехать до Москвы?
И, словно откликнувшись на сделанное предложение, под окнами взревели автомобильные моторы, через несколько секунд заурчали миролюбиво и, удаляясь, умолкли.
«Двое уехали, сколько осталось? – думал Гуров. – Мою машину они, конечно, вырубили. Остался „Мерседес“ в гараже. Мельник решил устроить перестрелку? Он хитрый и осторожный, сам оружие в руки не возьмет, значит, к нему прибыло подкрепление. Если Мельник решится на открытое столкновение, я теряю свой дипломатический иммунитет. Один-то я отсюда уйду, здесь останутся трупы, Мельник исчезнет, и все плохо. Уж не говоря о том, что придется писать роман с продолжением, объясняя происшедшее. Вся работа насмарку. Романов?.. У него должна существовать автономная связь. Романов? Пачка „Мальборо“? Чушь, надо решить иначе. Хорош я, интеллигент, высоконравственный человек, о жизни этих двоих даже не думаю».
Юдин смотрел в окно, Кац себе под ноги, затикали настенные часы, они шли не останавливаясь, только раньше их не было слышно.
– Жизнь прекрасна своей непредсказуемостью. – Гуров нервно зевнул. – Интересно, кому пришла первому эта мысль в голову? Полагаю, приступом брать они нас не будут, потому время у нас пока есть. Анатолий Самойлович, изложите популярно, каковы причины происходящего. Когда человек обращается к врачу, то обычно объясняет, что у него болит.
– Я точно не знаю, только догадываюсь.
– Борис Андреевич, вы пересядьте и поглядывайте за окнами. – Гуров указал Юдину на кресло, подошел к бару, переставил бутылку, налил себе бокал. – Почему я хочу выпить в самый неподходящий момент? – Он кивнул Кацу. – Ну, чего молчите? Догадывайтесь! Естественно, вслух.
Кац перестал изучать свои туфли, поднял на Гурова грустные черные глаза, обрамленные длинными, казалось крашеными, ресницами, смущенно улыбнулся и сказал:
– Люди любят деньги.
Гуров умел слушать, но тут не выдержал и обронил:
– Свежая, интересная мысль.
Анатолий Самойлович покраснел, хотя, возможно, сыщику лишь показалось.
– Видите ли, любая истина, произнесенная вслух, звучит пошло. – Кац снова вздохнул. – Странно, но факт, я впервые разговариваю с сотрудником милиции и чувствую себя прескверно.
