— Главное, чтоб не дуло и не капало, — ответил Пафнутьев.
— О! — рассмеялся Неклясов. — Это я обещаю. Будет тепло и сухо.
— Мокроты не предвидится, значит?
— О! — опять рассмеялся Неклясов и даже обернулся, чтобы наградить Пафнутьева своей жутковатой улыбкой. — Вы же знаете, Павел Николаевич, что мокрыми делами я никогда не занимался. Разве что в крайнем случае, по необходимости, для пользы дела! — он опять обернулся, стрельнув в темноте белками глаз.
— Разберемся, — пробормотал Пафнутьев, споткнувшись в темноте коридора.
— Будем вместе разбираться, — и Неклясов открыл дверь, из которой брызнул яркий насыщенный свет. Переступив порог, Пафнутьев с облегчением убедился, что это был служебный кабинет Анцыферова. Сам Леонард сидел за столом, разговаривал по телефону и при появлении гостей, не прощаясь, положил трубку на рычаги.
— Рад видеть тебя, Паша, — сказал он с вялой улыбкой и протянул руку. Пафнутьев крепко пожал руку, она оказалась довольно влажной, видимо, и Леонарду такие вот гости доставляли не много радости.
Пафнутьев выбрал себе место у стены, как раз напротив окна, Анцыферов снова уселся за стол, Неклясов вышагивал вдоль кабинета нервно и возбужденно, два его охранника расположились по обе стороны двери. Дверь явно была стальная, хотя стальной лист замаскировали, обклеили какой-то мебельной бумагой. Окно было небрежно задернуто шторой. В узкую щель Пафнутьев рассмотрел мощную решетку, по нынешним временам дорогую, кованую, из толстых металлических заготовок квадратного сечения. В пересечениях стержни были схвачены петлями, которые делали решетку вообще неприступной. К тому же решетка была украшена металлическими листьями, спиралями, завитушками. Сквозь нее не то что сам не протиснешься — руку не просунешь. И еще одну подробность заметил Пафнутьев — решетка была внутри комнаты, она служила еще и украшением, а уже за ней — двойные рамы со стеклами.
Анцыферов нервничал точно так же, как когда-то в кресле прокурора — передвигал бумаги на столе, время от времени выбрасывая руку вперед, смотрел на часы, но не видел, что они показывают, потому что через минуту опять выбрасывал руку, опять всматривался в стрелки. Неклясов, побегав по кабинету, пристроился у стола, поглядывая на всех улыбчиво, словно ожидал какого-то радостного события, ради которого и прибыл сюда.
— Значит, так, — заговорил, поколебавшись, Анцыферов, — Паша... Послушай... Эти ребята обратились ко мне с просьбой предоставить помещение на часок... Я не знал, что встреча будет именно с тобой...
— Да все ты знал, Леонард! — воскликнул Неклясов. — Не надо нам пудрить мозги.
— Вовчик, мы же договорились! — Анцыферов был сбит с толку, не хотелось, ох, не хотелось ему показывать Пафнутьеву свои отношения с Неклясовым.
— Никогда ни о чем не договаривайся с Вовчиком! — расхохотался Неклясов. — Вовчик обязательно тебя подведет.
— Я уже это понял, — проворчал Анцыферов.
— Этого недостаточно, — уже без улыбки, ощерившись в гримасе, назидательно произнес Неклясов. — Этого недостаточно, Леонард! Напоминать тебе об этом нужно постоянно. Понял?
— Осознал, — ответил Леонард, хотя бы столь невинным словцом пытаясь перед Пафнутьевым показать свое достоинство, независимость, но Неклясов закусил удила и не пожелал дать ему даже этой поблажки.
— И тебе придется доказывать мне это постоянно, — Неклясов ткнул указательным пальцем в полированную поверхность стола, — Понял? Спрашиваю — понял?
— Ладно, Вовчик, ладно, — пробормотал Леонард. — Проехали.
— Хорошо, — сжалился Неклясов. — Ты что-то хотел сказать?
— Я хотел сказать, что готов оставить вас двоих... Ведь вам надо поговорить без свидетелей? О чем, не знаю, но можете чувствовать себя здесь совершенно спокойно.
Неклясов долго с подозрением смотрел на Анцыферова, прикидывая, как ему поступить, потом перевел вопросительный взгляд на Пафнутьева — что, дескать, делать с ним будем?
— Пусть идет, — сказал Пафнутьев.
— Ладно, Леонард, иди, — разрешил Неклясов. — Только не надо, опять же повторяю, пудрить мозги. О том, что Вовчик похитил бабу у начальника следственного отдела уже знает весь город. И ты тоже знаешь. Катись!
Анцыферов суматошливо, с облегчением поднялся, что-то смахнул со стола, обернулся на остающихся в кабинете людей и вышел в дверь, как-то пятясь, выдавая полную свою зависимость от Неклясова. Один из амбалов поднялся, тщательно запер дверь и снова сел на свое место, не проронив ни звука. Неклясов пересел на место Анцыферова, во главу стола, на главное место в кабинете. Пафнутьев остался сидеть у стены напротив окна.
— Начнем? — спросил Неклясов.
— Только вдвоем, — сказал Пафнутьев.
— Нет, эти ребята останутся здесь. — Неклясов покачал головой.
— Так серьезные дела не делаются, — упорствовал Пафнутьев. — Отсюда мне некуда деться. Оглянись... Полуподвал, на окне решетка, стальная дверь, пусть они посидят минут двадцать, полчаса за дверью.
— Оружие есть? — спросил Неклясов.
— Нет.
— Точно?
— Все равно не поверишь... Пусть ощупают, — усмехнулся Пафнутьев.
— Пусть ощупают, — согласился Неклясов и кивнул телохранителям в сторону Пафнутьева. Тот встал, сделал шаг вперед, чтобы к нему можно было подступиться со всех сторон, поднял руки. Два амбала подошли к нему, заглянули под мышки — нет ли пристегнутого пистолета, похлопали по поясу со всех сторон, провели руками вдоль ног и, отойдя, снова сели на свои места.
— Все в порядке, Вовчик, — сказал один из них.
— Ну что ж, Паша... Пусть будет по-твоему, — медленно произнес Неклясов, не сводя с Пафнутьева напряженного взгляда, будто ожидая, что тот не выдержит и как-то выдаст себя. Но Пафнутьев с обычным своим сонно-равнодушным лицом смотрел на Неклясова, никак не выражая своего отношения к происходящему. — Ладно, ребята, — повернулся Неклясов к своим телохранителям, — Подождите в коридоре... Далеко не отлучайтесь.
— А у тебя? — спросил Пафнутьев. — Оружие осталось?
— Конечно.
— Может, и ты отдашь?
— Я лучше себя чувствую, когда при мне что-нибудь есть... И потом, Паша... Ты чего-то не понимаешь... Место тут мое, ребята мои, оружие тоже при мне... А ты... Ты сейчас в таком же положении, как и твоя жена. В полной моей власти. Согласен?
— Ну что ж... Может быть.
— Не может быть, а так и есть. Называй вещи своими именами.
— Не возражаю, — кивнул Пафнутьев, понуро сидя у двери. — Назовем вещи своими именами. Но только когда останемся с тобой вдвоем.
— Валяйте, ребята, — сказал Неклясов и кивком головы отправил обоих амбалов за дверь. Едва они вышли, Пафнутьев поднялся и опустил дверную щеколду. Неклясов вскинулся было, но, увидев, что Пафнутьев снова вернулся на свой стул и уселся все с тем же безнадежно-безразличным видом, спокойно подошел к двери и откинул щеколду.
— Пусть будет так, ладно?
— Что ты хочешь? — спросил Пафнутьев.
— Ерхова. Отдай мне этого подонка и забирай свою бабу. По рукам?
— Но Ерхов не мой... Как я могу отдать его или не отдать?
— Не надо меня дурить, Паша... Мы оба понимаем?, что происходит, знаем, на что способны.
— Хорошо, — Пафнутьев почувствовал, как в нем заворочалось что-то несуразное, злое, неуправляемое. — На что способен ты?
— На все, — сказал Неклясов и доверчиво улыбнулся. — Без исключений. Я тебе об этом уже сказал. По телефону... Помнишь? Мы о твоей бабе говорили... Помнишь?
Пафнутьев помолчал некоторое время, словно бы осознавая услышанное, повернул голову к окну — ему показалось, что там кто-то промелькнул. Тогда он поднялся, подошел к шторам, раздвинул их на секунду и тут же снова с силой соединил, чтобы не оставалось даже самой малой щели. Неклясов, наблюдавший за ним сначала с подозрением, успокоился, увидев, что Пафнутьев просто хочет плотнее задернул" окно.
— Что там? — спросил он.
— Не люблю, когда шторы плохо задернуты, — пояснил Пафнутьев и снова сел на свое место — не то сонный, не то недовольный, во всяком случае заподозрить в нем какие-то резкие устремления, какой-то взрыв... Нет, таких оснований не было. — Ерхов мне не принадлежит, — повторил он.
— И баба твоя мне не принадлежит, — улыбнулся Неклясов. — Но ведь я могу поступить с ней плохо, верно?
— Ты уже поступил.
В этот момент в дверь постучали, один из телохранителей заглянул в нее.
— Что там? — крикнул Неклясов капризно.
— Вовчик, у вас порядок? — спросил амбал.
— Отвалите... Все отлично.
— Что-то они у тебя слишком уж нервные, — сказал Пафнутьев.
— Значит, так, — Неклясов положил на стол свои тощие дергающиеся руки. — Слушай, начальник, меня внимательно... Не все происходит в мире так, как тебе хочется. Здесь я командую, понял? И не надо ничего говорить поперек. Я согласился встретиться только для того, чтобы назвать свою цену. И я назвал. Будешь рыпаться, я ее удвою.
