— Да? — сказал Пафнутьев. — Слушаю.
— Павел Николаевич? Добрый вечер... Неклясов беспокоит. Вовчик.
— Слушаю тебя, Вовчик.
— Вы все еще хотите со мной говорить?
— Да надо бы...
— Значит, наши желания совпадают, — усмехнулся Неклясов. — О чем будем беседовать?
— О женщинах.
— Обо всех? Вообще?
— Нет, об одной. И в частности.
— Как я вас понимаю, Павел Николаевич... Как понимаю... Когда пропадает близкий, нужный, любимый человек... Это печально. Но все в человеческих силах, все можно исправить. Вы со мной согласны?
— Конечно, Вовчик, конечно. Сегодня мне остается только соглашаться.
— А завтра?
— Будет день, будет пища, — уклончиво ответил Пафнутьев. — Повидаться надо, Вовчик. Нам с тобой есть о чем поговорить.
— Мы же говорим, а?
— Повидаться надо, — повторил Пафнутьев жестко.
— Мне страшно, — засмеялся Неклясов. — Мне говорили, что человек вы чреватый, доверяться вам опасно.
— Не надо мне доверяться. Доверься своим ребятам. Встретимся у Леонарда. Через полчаса. Приду один. Не возражаю, если твои ребята за мной приедут. Чтобы тебе уж совсем спокойно было. Ну? Подойдет твоя машина, меня отвезут к Леонарду. Там у тебя все схвачено. И потолкуем.
— Поторгуемся? Отдашь Ерхова?
— Можем и поторговаться, — уклонился Пафнутьев от прямого ответа.
— А у Леонарда уже двадцать твоих оперативников за столиками сидят? — усмехнулся Вовчик.
— Никого там нет. Я не буду рисковать Викой. И Леонард не будет рисковать. Он же знает, что шутить с тобой нельзя, что его голова первой покатится.
— А почему не по телефону? — продолжал упрямиться Неклясов.
— Есть причины.
— Понял, — сказал Неклясов. Пафнутьев наверняка мог утверждать, что ничего, кроме возможного прослушивания, в голову Неклясову не пришло.
— Ну? Высылаешь машину? Неклясов молчал. Потом спросил:
— Хвоста не будет?
— Если будет хвост, не будет встречи. Только и всего.
— Высылаю... Мой «мерседес» знаешь?
— Все они одинаковы, — усмехнулся Пафнутьев, зная, что слова его не понравятся Неклясову: у того «мерседес» был не такой как у всех, большой какой-то, посольский, что ли.
— Не все, — поправил Неклясов. — Мой узнаешь. Через пятнадцать минут он перед твоими окнами фарами помигает. Садись и... Ни о чем не думай. Ужин за мной.
— Ну что ж, — Пафнутьев помедлил. — Поужинаем. — Он почувствовал, что снова настаивать на том, что встреча должна состояться только у Леонарда, было бы ошибкой, слишком налегать было нельзя, но, подхватив разговор об ужине, он тем самым еще раз заставил Неклясова подумать о Леонарде.
— Если аппетит будет, — рассмеялся Неклясов.
— Будет! — заверил Пафнутьев и положил трубку. И посмотрел на Андрея. Тот как сидел в кресле, так и остался сидеть, не сделав за весь разговор ни одного движения.
— Ну что? — спросил он.
— Вроде согласился... Но сам знаешь, все, что касается Неклясова, непредсказуемо, невнятно и истерично. Обещал подослать машину за мной.
— Когда?
— Через пятнадцать минут. Давай так... Ты выходишь прямо сейчас и, не ожидая неклясовского «мерседеса», дуешь к Леонарду. Если подозревают хвост, они его не увидят. И все сделаем по плану. Я постараюсь затащить его в кабинет Леонарда. Авось что-нибудь получится.
— А если он повезет в другое место?
— Значит, операцию отменяем.
— Но тогда у него будет уже два заложника?
— Что делать... Винтовка у тебя есть, патроны тоже... Начинай отстрел.
— С кого начинать? — улыбнулся Андрей. — С Неклясова?
— Думаю, что лучше с его окружения... Оголить его немного. А там решай сам, по настроению. Сможешь?
— Не привыкать, — Андрей поднялся, направился в прихожую. Пафнутьев как заправский гардеробщик подал ему куртку, помог надеть, протянул кожаную кепку.
— В машину сразу не садись... Попетляй по дворам. Не исключено, что его люди уже где-то здесь.
— Авось, — Андрей вышел и, не оглядываясь, побежал по лестнице вниз.
Пафнутьев в раздумье походил по квартире, прикидывая — как бы подготовиться к встрече с Неклясовым. Начал было вязать кожаные ремни, чтобы сунуть под пиджак пистолет, но тут же оставил эту затею — люди Неклясова наверняка обыщут. Нож? И от ножа отказался. Выключив свет, Пафнутьев подошел к окну. Единственный фонарь, который висел на столбе под его окнами, высвечивал светлый круг. Снег подтаивал, и следы прохожих получались четкими, в слабом свете фонаря они вообще казались черными. Но долго любоваться ему не пришлось — в светлый круг на снегу медленно, бесшумно въехала большая черная машина и остановилась. Фары погасли, потом вспыхнули снова, опять погасли.
— Все ясно, — вслух проговорил Пафнутьев и направился в прихожую одеваться.
Дверь он закрыл на два оборота, ключ сунул в неприметную щель под подоконником, поднял воротник, словно так ему было безопаснее, словно воротник в чем-то предохранял его. Куртку застегивать не стал, так с распахнутыми полами и подошел к машине. Передняя дверца предупредительно открылась, и Пафнутьев, не раздумывая, не спрашивая ни о чем находящихся там людей, сел рядом с водителем.
— Крутой ты мужик, Павел Николаевич, — услышал он сзади голос Неклясова. — Не боишься, что окажешься в одном помещении с супругой?
— Нет, не боюсь.
— Почему? — в голосе Неклясова было не столько любопытства, сколько обиды.
— Есть основания.
— Поделись.
— Пусть уж лучше они при мне останутся. Куда едем?
— По твоему адресу едем, Павел Николаевич. Ты же хотел поужинать у Леонарда?
— И ты крутой мужик, Вовчик, — усмехнулся Пафнутьев, наградив Неклясова немудреным комплиментом. И в то же время почувствовал облегчение — значит, задуманное может состояться.
— А может, здесь и побеседуем?
— Как скажешь, дорогой, как скажешь.
— Что-то ты настойчиво звал на ужин... Вот я и подумал — не иначе, как пакость какую затеял, а? — Неклясов, невидимый в темноте машины, говорил почти в самое ухо Пафнутьеву.
— Жену умыкнул, кормить некому... Вот и хочется хоть раз в день поесть прилично.
— А, раз так, — ухмыльнулся Неклясов. — Приятное с полезным, да? Ну ладно, поехали, — Пафнутьев краешком глаза увидел, как тощая ладошка Неклясова легонько коснулась плеча водителя.
Машина плавно тронулась с места, проехала вдоль улицы до перекрестка, и тут Пафнутьев почти с ужасом увидел, что едут они совсем не к ресторану Леонарда, едут в противоположную сторону.
— Есть тут у меня неплохое местечко, мало кто знает о нем, туда и заскочим, — Неклясов замолк, ожидая, видимо, как откликнется Пафнутьев на это неожиданное решение. Но Пафнутьев не проронил ни слова. Только чуть наклонился вперед, чтобы хоть немного быть подальше от Неклясова, от его голоса, от мокрых губ. — Не возражаешь?
— Поехали, — устало проговорил Пафнутьев. — Что тебе до моих возражений...
— Тебе что, все равно? — Он, казалось, удивился вполне искренне.
— Поехали, — повторил Пафнутьев устало, потому что кончались у него силы, кончалась выдержка. Слишком много было событий за прошедший день, слишком много нервотрепки, ожиданий, волнений. — Езжай куда знаешь...
— К Леонарду, — сказал Неклясов водителю, и Пафнутьев почувствовал, что тот где-то сзади, в большой просторной машине, откинулся на спинку сидения. — Там смех, веселье и суета, — пропел Неклясов слова из какой-то песенки, которую Пафнутьев слышал давно и только теперь вот понял, что помнит эти слова.
«Мерседес» миновал парадный вход в ресторан, залитый светом разноцветных букв, окутанный какими-то светящимися нитями с пылающими точками, проехал мимо искусственных елочек, усыпанных лампочками, и, въехав в темный двор, остановился у неприметной двери.
— Приехали, Павел Николаевич, — куражливо пропел в темноте машины Неклясов. — Пожалте выходить.
В «мерседесе» что-то слабо щелкнуло, и Пафнутьев, нажав на рычаг, открыл дверь. Всю дорогу он несколько раз пробовал толкнуть дверь — она была заперта. Едва он ступил на заснеженный асфальт, рядом неслышно вырос детина, всем своим видом давая понять, что шутить здесь не надо, что шуток не поймут и потому вести себя следует спокойно, рассудительно. Пафнутьев хотел было повернуться, чтобы захлопнуть за собой дверь, но наткнулся на грудь уже другого парня, который в темноте показался ему совсем уж громадным, это был какой-то сгусток темноты, но настораживающий, таящий в себе опасность.
— Прошу, — Неклясов распахнул дверь, и Пафнутьеву ничего не оставалось, как пройти в полутемный узкий коридор. Стальная дверь тут же захлопнулась за ним, а один из неклясовских охранников остался стоять у двери, — Как вам здесь нравится? — спросил Неклясов обернувшись, и Пафнутьев увидел в неверном желтоватом свете лампочек его нервное худое лицо, блеснувшие неестественно белые, какие-то неживые зубы.
