— Не о вашем магазинчике я читал, что его грабили очень много раз?
Хозяин угрюмо осклабился.
— Точно, четырнадцать раз за три года. Последние два раза их выносили на носилках. Я набил руку, стал отличным стрелком и держу малышку под рукой.
Он положил сумку с бутылкой и приподнял подол свитера. Безобразная черная рукоятка «люгера» торчала из-за пояса брюк, подпирая обвислое брюхо.
— Я могу вытащить проклятущую штуку быстрее, чем Мак Ди… Договорить ему не удалось. Человек за стойкой хватил его сумкой с бутылкой по зубам. Хозяин попятился назад, захлебываясь кровью и не веря в случившееся.
— Нет… — он пытался визжать, но бутылка ударила его снова, поперек щеки, ничего не сломав, но введя в глубокий шок. Он тяжело рухнул в узкое пространство между стойкой и полками, хныкая от боли и ужаса.
— Возьми ее… возьми деньги… возьми…
— Плевал я на деньги, — заявил пришелец, стоя над ним, улыбаясь изуродованными губами. Он нагнулся, взял револьвер, какое-то время задумчиво взвешивал его на руке и затем засунул за пояс.
— Где ты держишь запасные патроны?
— Патроны? — хозяин был в замешательстве. — Патроны?
Человек пнул его в голову, пониже уже.
— Да, патроны, жирная свинья. Где ты их хранишь?
— Под стойкой. Не убивай меня — пожалуйста, не убивай меня.
— Убить? — фыркнул человек. — Какая глупость! На кой черт мне тебя убивать?
Где-то, в каком то месте, есть только звезды. Скопище звезд. Звезды и ни одного человека, звезды — и ни единого здания… ни единого фонаря. Ничего, кроме неба. Где? В Африке? Азии? Где?
— Глубоко в сердце Техаса, — произнес он. Человек, сидевший рядом в рейсовом автобусе, удивленно покосился на него и пересел.
Это отвратительная ложь, был он в Далласе, и ничего там не было кроме зданий и желтого смога над ними… И жара. А ночью — жесткий ветер с песком и ничего в небе, только пыль. Где-то… Но где?
— У вас есть свободное время? — он перегнулся через проход, обращаясь к женщине, которая только что вошла в автобус, её руки были заняты покупками.
— Я… Я не знаю… где-то в полдень, возможно, — она разглядывала его лицо.
— Благодарю вас, — он загадочно улыбнулся. — Я попал в аварию. На мотоцикле. Брат погиб.
— О, мой Бог… Я сожалею.
— Все нормально.
Старая сука.
Полдень. Звезды здесь наверху, но их не видно. Солнце их сожгло. Но они здесь… Надо ждать, пока придет ночь. Ночи приходят рано. Ночь приходит рано для большинства людей.
Он вышел из автобуса на углу Норьега стрит и Шестнадцатой авеню и стал подниматься по склону в сторону Пятнадцатой. Дождь перестал, и влажные тротуары начали парить. Карабкаться в гору было утомительно, и он не спешил. Женщины, стоящие на углу, могли решить, что у него уйма времени. Приблизившись к ним, он прислонился к стене, чтобы перевести дух. Женщины лениво болтали, временами поглядывая в его сторону.
Около 12. 30 маленький желтый школьный автобус появился с Лаутон стрит и поехал по Пятнадцатой авеню. В автобусе были дюжина первоклассников и второклассников. Все они визжали и прыгали на сидениях. Когда двери открылись, половина двинулась к выходу, спускаясь из дверей по двое, толкаясь и пихаясь, чтобы успеть первыми выйти из автобуса.
— Дейви! Не толкай Мериам!
— Ма! Можно мне на ленч мороженое?
— Может Мери остаться с нами? Может?
Слова мешались одно с другим в общей какофонии пронзительных возгласов. Наконец женщины с детьми ушли, рассыпавшись в разные стороны, словно стайка птиц, которую кто-то спугнул.
А он вошел в автобус, прежде чем водитель смогла закрыть дверь. Пожилая женщина, чье большое тело распирало мешковатые голубые штаны и летную куртку, возмущенно взглянула на пришельца.
— Эй, мистер, вам сюда нельзя.
— Городской автобусный инспектор, мадам, — сообщил он, сверкая улыбкой.
Повернувшись к детям, которые перестали галдеть и стали глазеть на него, он крикнул:
— Привет, ребята!
Шесть ребятишек прокричали в ответ приветствие, а один без всякой на то причины залился слезами.
— Автобусный инспектор? — водитель была переполнена сомнениями. — Я никогда не слышала, чтобы инспектора входили в автобус на середине маршрута. У меня расписание, мистер, и я не могу от него отклоняться.
Он прижался к её боку, вытаскивая «люгер» из-за пояса и грубо ткнул холодным стволом в обвисшую грудь.
— Заткнись ты, глупая старая сука. Поехали, или я размажу твою жирную задницу по всему автобусу.
Это была крупная, внушительная женщина с серьезным характером, женщина, не терпевшая, когда кто-нибудь несет вздор, но когда она заглянула в его лицо, то увидела только одно — смерть.
— Хорошо, — прошептала она. — Куда ехать?
— Просто веди машину. Я скажу, что делать. Езжай аккуратно и не напрягайся. Попытаешься что-нибудь выкинуть, — у тебя будет автобус полный мертвых детей.
— Не пугайте их. Пожалуйста, не пугайте их.
— Все зависит от вас, мадам, — он уселся и вытянулся на свободном переднем кресле. «Люгер» он спрятал под куртку.
— Кто из вас знает песню, ребята?
Они разом принялись выкрикивать названия.
— "Старина Макдональд", — прокричал он им, — Я её знаю. И запел, его грубый, скрипучий голос потонул в шуме движущегося автобуса:
У старины Макдональда была большая ферма, ое, ое, ое, ох…
И на этой ферме несколько цыплят, ое, ое, ое, ох…
День для Гарри Кэллагена начался неплохо. Едва в половине девятого он вошел в офис, как зазвонил телефон. На связи был дежурный сержант. На Парк Стейшн, в центре Хай Эшбери, ночной патруль задержал кое-кого, кто может заинтересовать Гарри: крупный рыжеволосый подросток попался на карманной краже у Голден Гейт Парк.
— Наш грабитель с Буэна Виста — прокричал Гарри Ди Джоржо, направляясь к дверям. — Ничего удивительного, что о нем в последнее время не было слышно. Он переквалифицировался в карманника!
Да, то был он, в лучшем виде. Но Гарри понадобилось полдня, чтобы убедить его в этом. В конце концов парень раскололся, захныкал и чертовски сожалел, что прикончил старика. Гарри оформил документы по обвинению в убийстве.
Он пил кофе с одним из детективов на Парк Стейшн, когда позвонил лейтенант Бреслер. Голос Бреслера был неясен и приглушен, как будто тот прислонил трубку ко рту.
— Ты закончил, Гарри?
— О, да. Он раскололся.
— Отлично… отлично. Послушай Гарри… мэр хочет тебя видеть. Прямо сейчас.
— Мэр — меня?
— Как и я, Гарри. Я… Я встречу тебя у ротонды… перехвачу, когда ты будешь там проезжать. Поторопись!
Гарри устремился в центр с включенной сиреной. Бросив машину в красной зоне, он поспешно зашагал в Сити Холл. Бреслер встретил его у ротонды; он смотрелся чужаком среди мраморных лестниц и балюстрад. Лейтенант выглядел обеспокоенным и определенно не своей тарелке.
— Что случилось, Эл?
— Опять Скорпион, Гарри.
Лицо Гарри даже не дрогнуло, ни следа ухмылки " — Я же вас предупреждал!"
— Что на этот раз?
— Мы ещё не знаем. И это скверно. Мэр получил от него сообщение. Специальной доставкой в девять утра. Он его тебе прочитает, но сначала я хотел переговорить с тобой.
Бреслер застыл, ступив одной ногой на широкую мраморную лестницу
— Я хочу, чтобы ты выполнял то, о чем он тебя попросит, Гарри. Я хочу, чтобы ты сыграл точно по задумке… прямо с самого начала.
Гарри только простонал. И это можно было расценивать по всякому.
Они поднялись по широкой лестнице бок о бок, в полной тишине. Затем Бреслер сказал:
— Я получил утром бумаги из Спрингфильда, Масачузетс, из 192 отделения полиции. Они полагают, что наш Скорпион — это Чарльз Девис… сбежавший душевнобольной. Он совершил преступление, когда ему было четырнадцать, убив родителей и младшую сестру из дробовика. А пять лет назад исчез и с тех пор о нем не было слышно. Это было давно, но они считают, что это он.
— Итак, у него есть имя, — сурово буркнул Гарри. — И что?
— Ничего, — отрезал Бреслер. — Я думал, ты заинтересуешься.
— Единственно, что меня интересует, это что его честь хочет сообщить!
Он зашагал по лестнице, перепрыгивая через две ступени, и Бресслер с трудом поспевал следом.
Мэр приветствовал Гарри коротко, но сердечно. Он был не из тех людей, кто таит камень за пазухой, несмотря на то, что никогда не забывал промашки или скверный поворот событий. Избиратели поручили город его заботам, избрав его подавляющим большинством голосов, небывалым в истории города. Он провел Гарри через запутанную анфиладу офисов, ориентируясь там, как рыба в воде. Всюду чувствовалась лихорадочная активность. На каждом телефоне висело по человеку, четыре помощника мэра сидели за длинным столом в конференц-зале, пересчитывая пачки двадцатидолларовых купюр.