Мельник наконец выбрался из собственных штанов, бросил их на пиджак, повернулся лицом к Гурову, подхватив ладонями обвисший животик.
– Ну, герой-оперативник, доволен?
Гуров, упрямо набычившись, толкнул Мельника в кресло, начал обыскивать одежду, вытащил зажигалку, спросил:
– А это к чему, вы же не курите?
– Необходимая самооборона, бандиты кругом шастают, – быстро ответил Мельник. – Осторожнее, отравишься. – Он повернулся к стоявшему в стороне Юдину. – Принеси мне халат, исчезни и закрой за собой дверь.
Получив халат, Мельник облачился, плотно подпоясался, налил себе изрядную порцию коньяка, хитро глянул на продолжавшего стоять Гурова и сказал:
– Присаживайтесь, Лев Иванович, торговаться будем.
Высокие договаривающиеся стороны консенсуса не достигли, зашли в тупик, переговоры велись, не в пример парламентским дебатам, вежливо, единственную вольность, которую позволяли себе лидеры фракций, это переходы с «вы» на «ты» да замену порой имен и отчеств на вполне литературные слова типа «мент» и «бандит».
Программа Мельника была проста и сводилась к следующему: он забирает бриллианты, после чего они с Гуровым едут в Москву и расстаются у квартиры, за дверью которой находится необходимая сыщику дискета с картотекой преступной организации и ее агентуры.
– Какая гарантия, что я получу картотеку? – спрашивал устало Гуров.
– А где сегодня гарантии? – всплескивал ручонками Мельник. – Лев Иванович, если я обману, вы шепнете, сами знаете кому, и Георгия Акимовича похоронят без оркестра. Это я должен требовать гарантии, что, получив желаемое, вы опять же не обмолвитесь ненароком, но я в подлости вас не подозреваю. Я ставлю жизнь, а вы? Свои паршивые погоны?
– Больше, чем жизнь, – я рискую именем и честью.
Гуров лишь изображал заинтересованность, торг велся несерьезный, программа противника была слишком уязвимой. Мельник не мог отдать картотеку и оставить за спиной подручных, плюс Каца и Юдина. Бандит был человек широкий, но даже для его размаха кладбище становилось великовато. Да и чисто технически исполнить такое захоронение – никаких рук не хватит. Значит, Мельник блефует, тянет время, которого у него становится все меньше и меньше. Сидя под дулом пистолета, чего он ждет?
Казалось, сыщик полностью контролирует все вокруг, но струна не умолкала, гудела тревожно, порой больно повизгивала. Гуров устал, украдкой вытирал потные ладони, пил мелкими глотками воду и, соблюдая протокол, излагал встречный вариант.
– Хорошо, на свой страх и риск я вам разрешаю забрать камни. Насилия я не потерплю, так вам их не отдадут, но это не мои заботы. Затем мы вдвоем едем за дискетой. Я ее прогоняю на компьютере, если она мне нравится, забираю. После этого вы прячете чертовы камни где хотите, и мы отправляемся в прокуратуру. Я человек служивый, здесь убили двух человек, явиться к начальству с двумя трупами на шее и с пустыми руками я не могу.
Сыщик отлично понимал, что в его программе дыр еще больше, чем в платформе противника, и срывы Мельника воспринимал философски.
– Даже самый умный мент остается просто ментом! Ты что, ненормальный? Куда я дену бриллианты? И хотя я к мокрым делам отношения не имею, какой мне резон соваться в прокуратуру. Предъявлять мне нечего, отпустят, но мне это надо?
Мельник разговорился, и пусть он не верит, что они могут договориться, его нервную болтовню можно использовать.
– Мы, Георгий Акимович, изначально в неравных условиях, – сказал Гуров, глядя в несимпатичное лицо противника. – Бриллианты, которые вы хотите получить, – в соседней комнате, а дискета с картотекой – неизвестно где, и у меня нет уверенности, что вы знаете ее местонахождение.
Глазки Мельника мигнули, он неуверенно кашлянул, понял, что выдал себя.
– Я знаю номер телефона. По номеру даже наша милиция в состоянии определить адрес. Или нет?
– А какая гарантия, что вы знаете и что это номер компьютера?
Мельник помолчал, затем взглянул торжествующе и спросил:
– Я вас, Лев Иванович, вижу впервые? Так? А могу сказать, что вы служите в розыске около двадцати лет, полковник, среди своих в авторитете, работали в МУРе, сейчас в распоряжении отдела кадров министерства, живете в двухкомнатной малогабаритной квартире на Бронной. Хватит?
– Убедительно, – согласился Гуров.
– Слушайте, вам эти бриллианты ни к чему… – Мельник запнулся, склонил голову набок, оглядел сыщика. – Нет, вам лично очень даже пригодятся. Хотя менту такой кусок не проглотить. Так ты их себе и не возьмешь, ты их оприходуешь и сдашь любимой партии. А она!.. – Он впервые рассмеялся.
Гуров согласно кивал, упрямо повторял:
– Здесь убили двух человек, я не могу вернуться к начальству с пустыми руками.
– А дискета? За мою сеть тебе все простят, еще висюльку на мундир приколют. Ты рассуди по совести… – Это слово Мельник выплюнул мокрыми губами. Неожиданно для себя это слово ему понравилось, и он повторил: – По совести! Я никого не убивал, вы знаете, это факт. Я чистенький, будто вчера из купели.
Гуров не сдержал улыбки, оглядел вынутого из купели, отметил, что новорожденный нервно косит и жирные щечки у него мелко подрагивают, бросил взгляд на часы, на еще темные, но уже начавшие запотевать от утреннего тумана окна.
– А я крещеный, чего улыбаетесь, полковник? – Мельник распахнул халат, показал крест.
Гуров сидел в кресле, откинувшись, находясь в шаге от стола, на котором стояли бутылки и бокалы. Сыщик взглянул на крест – наверняка золотой, в центр которого был вправлен круглый тусклый камень, – и вспомнил похожий крест, хранившийся в шкатулке у отца. Маленькому Леве Гурову не разрешалось лазить в эту шкатулку, а он лазил, осторожно трогал портретик незнакомой женщины с маленьким ребенком на руках, два кольца, цепочку с крестиком.
Гуров подвинул кресло, наклонился вперед.
– Можно взглянуть?
Мельник беззвучно шлепнул губами, тоже нагнулся, вытянул крестик, сколько пустила цепочка. Сыщик внимательно посмотрел на крест, струна под горлом тренькнула и лопнула. Гуров выпрямился, застыл на мгновение и упал в кресло. Отвлекшись на секунду воспоминаниями детства, Гуров не заметил, как Мельник, держа свой крест в левой руке, протянул к его лицу правую и большим пальцем нажал на перстень, который был у него на указательном пальце. Из перстня брызнула невидимая струйка, коснулась лица сыщика, и прения сторон закончились.
Мельник тихо взвизгнул, запахнул халат, опрокинулся в кресло, не веря в удачу, смотрел на бесчувственное тело, даже пнул под столом ногу сыщика, затем быстро глотнул из бутылки, взглянул на закрытую дверь спальни и бросился к входной двери, дрожащей рукой повернул ключ, хотел крикнуть и не смог.
За час с лишним, которые они провели за столом переговоров, Мельник несколько раз был на грани нервного срыва. Перстень этот он получил в подарок от иностранца, который прилично говорил по-русски, очень интересовался деятельностью Корпорации и планировал установить с ней контакт. Мельник иностранцу не понравился, он решил с ним дел не иметь, вышел на других людей, но, прощаясь, подарил перстень, объяснил, как им пользоваться. На перстень и сделал ставку Мельник, явившись сюда якобы на переговоры. Он хорошо помнил, что руку необходимо поднести к лицу жертвы на двадцать-тридцать сантиметров, и знал, куда следует нажать. Казалось, все было очень просто: протянул руку и сорвал банк. Но мент сидел, чуть отодвинувшись от стола. Да если бы он даже сидел ближе, все равно под его холодным твердым взглядом Мельник не решился бы протянуть руку к его лицу. Он был убежден, что просто не успеет этого сделать, лишь начнет движение, как руку перехватят, и мент заинтересуется перстнем, на который пока внимания не обратил. И приходилось ждать, что-то говорить, выдумывать и с каждой минутой терять силы и уверенность в успехе.
Мельник отлично видел, что Гуров смеется над переговорами, держит ситуацию в руках и ждет рассвета. Мельник уже совсем отчаялся, когда сыщик неожиданно заинтересовался крестом, приблизился и буквально сунулся под удар. В последнее мгновение, уже протягивая руку, нажимая пальцем на перстень и сдвигая его камень в сторону, Мельник испугался: не сработает, брызнет без результата. Тогда мент изготовит из него отбивную и упрячет к черту за пазуху. Но перстень изготовили не по госзаказу, и госприемку он не проходил – сработал мгновенно.
Мельник стоял в коридоре, пытался подтянуть отпавшую челюсть. Степан и Толик уже подбегали, и челюсть сама встала на место. Мельник плотнее запахнул халат, словно император, отдавая войскам приказ, протянул руку и произнес:
– Мента я обезвредил. Этих двоих вынуть из спальни, не калечить, только связать.
Охранники рванулись в номер, чуть не сорвали дверь в спальню, донесся возглас Каца, глухой удар. Мельник, не обращая на такие мелочи внимания, прошел в номер и начал одеваться. Он прекрасно помнил, что иностранец, надевая ему на палец перстень, сказал: мол, человек, которого вы угостите, гарантированно не будет вам докучать минут тридцать.
