Обдумав, с кого лучше начать, Лев еще раз заглянул в дело, затем взял телефонную трубку и, набрав номер, произнес:
— Добрый день. Соломатин Дмитрий Константинович?
— Да, слушаю, — ответили на том конце трубки.
— Полковник Гуров, главное управление МВД. У меня к вам есть несколько вопросов срочного порядка — не хотелось бы вызывать вас повесткой, тратить ваше и свое время. Может быть, встретимся в неофициальной обстановке?
Повисла пауза. Потом собеседник уточнил:
— А чего конкретно касаются ваши вопросы?
— Не волнуйтесь, вам они ничем не грозят, — успокоил его Гуров. — Так, небольшие уточнения, по поводу инцидента, произошедшего с вами четыре года назад. Вас ведь тогда ограбили, верно?
Собеседник снова умолк, потом сказал:
— Но все давно закончилось. Почему вы сейчас интересуетесь?
— Дмитрий Константинович! — Гуров был сама доброжелательность. — Ей-богу, по телефону неудобно об этом говорить. А я не хочу вызывать вас повесткой. Иду вам же навстречу.
Соломатин посопел немного, после чего проговорил:
— Я сейчас на работе. Можете подъехать ко мне. Покажете на входе свое удостоверение — охрана вас пропустит.
— Замечательно, — улыбнулся Гуров. — Вы по-прежнему работаете в фирме «Аркос»?
— Да, офис на Покровском бульваре.
— Я понял, буду в течение часа, — сказал Гуров, после чего запер свой кабинет и спустился вниз. Сев в свой автомобиль, полковник направился в офис фирмы «Аркос», занимавшейся производством безалкогольных напитков. Цех, в котором велось производство, располагался по другому адресу, на самой окраине Москвы, центральный же офис, где восседал один из учредителей ОАО «Аркос», находился практически в центре столицы и представлял собой несколько кабинетов на четвертом этаже старинного дома.
На входе стоял охранник в форме. Гуров молча протянул ему свое удостоверение, тот так же молча кивнул, отодвигаясь, и Гуров прошел к лестнице. Дмитрий Константинович Соломатин оказался высоким, крепко сбитым черноволосым мужчиной с усами, лет сорока пяти. Его карие глаза настороженно смотрели на полковника из-под кустистых бровей. Он предложил Гурову сесть в кресло, сам же остался стоять.
— Буду краток, Дмитрий Константинович, — раскрывая папку с делом, начал Лев. — Четыре года назад вы были ограблены. Преступника, по счастью, взяли с поличным на месте преступления, потом он предстал перед судом и получил заслуженный срок. Похищенное вам вернули.
Соломатин слушал молча. Когда Гуров закончил фразу, он утвердительно кивнул, давая понять, что все верно.
— Однако, — продолжал Гуров, — на суде не всплыл тот факт, что на самом деле преступников было трое. Трое, Дмитрий Константинович, — подчеркнул он, внимательно глядя на Соломатина. — Меня сейчас совершенно не интересует мотив наказания этих двоих. Я просто хочу узнать подробности этого дела. Словом, чтобы вы рассказали мне правду. Мы с вами не у меня в кабинете разговариваем, а на вашей территории. И разговор этот неофициальный — я не собираюсь ничего фиксировать документально. Впоследствии вы можете от всего отказаться, хотя обещаю, что никакого «впоследствии» не будет. Скажу вам даже больше — участникам этого дела, избежавшим наказания, вы не навредите. Им уже ничего не грозит. Немного позже, если хотите, я объясню вам почему. Могу открыть причину даже сейчас, если вы по-прежнему отказываетесь говорить.
Гуров замолчал, следя взглядом за лицом Соломатина. Замдиректора слушал полковника, слегка нахмурив густые брови. Потом как-то невесело усмехнулся и сказал:
— Нет, отчего же… Я могу рассказать. Тем более что мне-то уж точно это ничем не грозит. Был суд, виновные наказаны. Не понимаю только, зачем вам это надо теперь? Хотя если вы даете слово…
— Слово офицера, — заверил его Гуров.
— Хорошо, слушайте. Я тогда за город собирался, да у меня, как на грех, машина сломалась, пришлось вернуться. Теперь получается — на счастье…
…Рассказ Дмитрия Константиновича занял минут пятнадцать, и картина, описанная им, выглядела так, как примерно и представлял себе Гуров. Неожиданно для себя, Соломатин разговорился, вспомнив детально все, что произошло четыре года назад.
— Пожалел я их тогда, — со вздохом закончил он свой рассказ. — Особенно девчонку. Молодая совсем, глупая. Пожалел. Не ради денег, не подумайте, — у меня у самого дочь подрастает.
— Но от денег все-таки не отказались? — заметил Гуров.
Соломатин снова протяжно вздохнул, потом вдруг слабо улыбнулся:
— Мы, кажется, договаривались о неофициальной беседе, которая мне ничем не грозит?
— Я держу свое слово, Дмитрий Константинович.
— Ну так вот… Такие дела. — Соломатин развел руками, словно говоря, что Гуров должен его понять, и вдруг неожиданно эмоционально добавил: — Но к тому уроду у меня не было ни жалости, ни сочувствия! Не было и нет по сей день! Мне сразу стало понятно, что он собой представляет! Он все равно бы кончил тюрьмой — прямо рвался в нее всеми силами! Так что мне его не жаль.
— Все понял, спасибо вам за откровенность. — Гуров поднялся с кресла.
— Не за что, не за что, — пожимая протянутую им на прощание руку, кивал Соломатин. И только когда Гуров уже взялся за дверную ручку, спохватился: — А почему все-таки вы меня расспрашивали об этом?
— Потому что, боюсь, те события могли стать причиной нового преступления, совершенного совсем недавно, — ответил Гуров и, не вдаваясь больше ни в какие подробности, вышел из кабинета.
После беседы с Соломатиным оставался еще один человек, которого Гуров очень хотел бы послушать, — Виктор Станиславович Конышев, до сего момента ни словом не обмолвившись ни о чем подобном. Ну это можно понять — Конышеву и в голову не могло прийти, что то, что он считал пройденным и забытым этапом, может вдруг всплыть сейчас, после убийства его дочери, на которое Гуров теперь уже смотрел под иным углом.
Делиться своими соображениями Лев пока не стал ни с Орловым, ни с Крячко. Сначала нужно было поговорить с Конышевым, а потом уже делать выводы и выстраивать новые версии. И полковник из офиса Соломатина направился прямиком к Конышеву домой. Он был убежден, что тот явно не поехал сегодня в контору. Тело Маргариты находилось в морге судебно-медицинской экспертизы. Эксперты уже потрудились над ним и передали все результаты следствию, а это означало, что тело Маргариты можно забирать для захоронения. И похороны должны были состояться завтра. Кстати, никаких наркотических веществ и даже следов алкоголя в крови Маргариты обнаружено не было. Одним словом, Гуров не стал звонить Конышеву, а отправился прямиком к нему домой. Однако по дороге в Сокольники неожиданно раздался звонок от самого Виктора Станиславовича.
— Лев Иванович… — Голос звучал тускло и вяло — наверное, Конышев сегодня тоже принял какой-то седативный препарат.
— Да, слушаю.
— Нам надо поговорить, это очень важно. Возможно, вчера я не отдавал себе отчета в том, насколько это важно — я вообще был оглушен. Я и сейчас, конечно, не в самом лучшем виде, но считаю своим долгом сообщить эти… эти сведения.
— Отлично, Виктор Станиславович, я скоро буду, — заверил его Гуров.
Конышев встретил Гурова, одетый в костюм, в котором он обычно ездил в свою контору — видимо, этот человек даже не в самые приятные минуты своей жизни соблюдал порядок и следил за своим внешним видом. Костюм, правда, выглядел не слишком свежим и даже помятым, из чего полковник сделал вывод, что Виктор Станиславович, скорее всего, в нем и заснул.
Он подал полковнику руку для пожатия, после чего пригласил его в комнату, двигаясь какой-то шаркающей походкой. Гуров сел в кресло, обдумывая, с чего лучше начать — со своих вопросов или дать Конышеву возможность поделиться тем, чем он хотел. На ходу решив, что второе предпочтительнее, полковник сказал:
— Так о чем вы хотели мне сообщить, Виктор Станиславович?
Однако Конышев почему-то медлил с ответом. Он сидел в кресле, обеими руками вцепившись в подлокотники, и о чем-то напряженно размышлял. Потом неожиданно резко спросил:
— Что там с этим наркоманом? Он уже сознался?
— Пока нет, — развел руками Гуров. — И, честно говоря, я сомневаюсь в том, что признается.
— Куда он денется! — уверенно заявил Конышев. — Все улики против него!
— Я бы так не сказал, — покачал головой Гуров. — Орудия убийства так и не нашли. А это главная улика.
— А может быть, он ее голыми руками задушил! — воскликнул Конышев.
— Эксперты утверждают, что душили удавкой, — возразил Лев. — И потом, деньги. По словам Емельяненко, Маргарита обещала дать ему денег.
— Да он вам что угодно наплетет, чтобы шкуру свою спасти! — с ненавистью процедил Конышев.
Гуров подавил вздох и внимательно посмотрел на него:
