Из «Москвича» вылез человек с «дипломатом».
— Когда оставите? — игриво спросила женщина.
— Вот сейчас и оставлю. Немедленно, — решительно заявил Грибов, открывая дверцу. — До свидания. И спасибо за ослепительную компанию.
— И это все? — как-то даже разочарованно спросила женщина.
— Все. Или вы все-таки хотите отдать мне свою машину?
Человек с «дипломатом» остановился на тротуаре, оглядываясь по сторонам. Словно решая, в какую сторону ему пойти.
— Еще раз спасибо за приятную компанию, — поблагодарил Грибов и протянул навстречу женщине руку. В которую та, чуть поколебавшись, вложила свою.
— Был бы признателен за домашний телефон. Дабы поставить в известность о вашем производственном подвиге вашего мужа.
— У меня нет мужа.
— Тогда ваших родителей
— Родителей?
— Тогда вас.
— Но мне нечем писать.
— Печально, что судьба людей порой зависит от отсутствия или наличия под руками банального карандаша.
Человек с «дипломатом» наконец на что-то решился и зашагал в сторону ближайших домов.
— Впрочем, мне довольно будет номеров вашей машины. Которую я, если бы не мое раскаяние, готов был бы угонять каждый день.
Все, теперь нужно было спешить. Теперь не было необходимости изображать болтающего с пассажиркой случайно остановленной машины прохожего.
Впрочем, с очень симпатичной пассажиркой. И с очень легко запоминающимися номерами. Принадлежность которых очень нетрудно установить у знакомых ребят в ГАИ..
Банкир остановил свою машину в десяти кварталах от того перекрестка, где отдал деньги. На той же самой улице.
Он остановил ее и ждал полчаса. А потом еще полчаса
Он выходил из салона и бродил вокруг иномарки И стоял, навалившись на ее капот. И курил сигарету за сигаретой.
Он так ничего и не дождался.
И поехал домой.
Григорьев подрезал его через полтора километра. Он бросил свои «Жигули» поперек дороги и вышел из машины.
— Вы? — спросил банкир.
— Я.
— Что вам еще от меня нужно?
— Узнать, почему вы отдали им деньги.
— Потому что я не верю, что вы способны что-то сделать. Потому что мне нужна живая дочь, а не приговоренные к расстрелу преступники. Или помилованные преступники, которые через пятнадцать лет выйдут на свободу. И будут пить и жрать. Когда моя дочь…
— И где теперь ваша дочь?
— Скоро будет.
— Когда?
— Они велели ждать в условленном месте. Час. И через час возле телефона, если они не подойдут ко мне там. Они обещали пересчитать деньги и, если все будет нормально, сказать, где ее можно забрать.
— И вы им верите?
— Да! Потому что мне больше некому верить. Потому что мне ничего не остается, как верить. И надеяться.
В кармане Григорьева зазуммерил мобильный телефон.
— Это я, — сказал в трубку Грибов.
— А я думал, он.
— Кончай шутить. Я нашел их. Слышишь? Я нашел их. Я повис у них на хвосте.
— Я все понял, — ответил Григорьев. — Я очень рад. Очень. Понял. Надеюсь, тебя не зафиксировали?
— Нет. Все чисто.
— Отлично. Говори адрес… Запомнил. Буду через сорок минут. Жди.
— Это что-то по моему делу? — настороженно спросил внимательно прислушивавшийся к разговору банкир.
— Нет, — ответил Григорьев, — уже не по вашему. Уже по нашему.
Легко сказать — жди. Жди — это еще хуже, чем догоняй. Правда, чуть лучше, чем убегай. Но все равно очень нервно. И очень неудобно, особенно когда приходится ждать в малоприспособленном для этого месте. Например, в мелких, не по росту, кустах. В которых если и возможно стоять, то только скрючившись чуть не в три погибели. Стоять уже полчаса.
Грибов посмотрел на часы.
Вернее, уже тридцать пять минут.
Что и говорить — не повезло с местом. Вокруг располагались личные дома. И заборы, окружающие эти дома. Ничего, кроме заборов и домов. И этих вот чахлых кустов. Больше, как в них, прятаться было негде. В любом другом месте Грибов привлекал бы всеобщее внимание, как муха в стакане тостующего. Приходилось стоять в кустах…
— Песик. Куда ты, песик? — закричал издалека женский голос. — Ну погоди же ты, песик. Ну не тяни так сильно.
Из-за угла ближайшего забора вышла пожилая женщина. С собакой. Породы сенбернар.
— Ну песик. Ну нельзя же так. Ну потерпи маленько.
Но песик ростом с женщину рвался с поводка.
— Ну хорошо, хорошо, иди погуляй. Григорьев почувствовал нехорошее. Интересно, куда она хочет отправить погулять своего «песика»? Если кругом ничего нет.
Бабушка отправила погулять песика в кусты. В единственные, которые здесь были.
«Все! — понял Грибов. — Сейчас меня будут кушать. А то, что не смогут скушать, надкусают». И зажмурился.
Но сенбернар не собирался никого кусать. У сенбернара были другие задачи. Противоположного свойства.
Сенбернар подбежал к кустам и, радостно поскуливая, задрал заднюю ногу. Грибов почувствовал, как в его ботинки ударила мощная струя.
«Интересно, зачем простым гражданам содержать таких больших собак? — подумал он. — И еще интересно, сколько литров воды они выпивают за сутки?»
— Песик! Иди ко мне, песик! — позвала бабушка.
«Иди. Иди, песик! Иди к… бабушке…» — попросил про себя Грибов.
Но пес не желал уходить. Пес стал принюхиваться, чем там пахнет в кустах. Но в кустах уже ничем интересным не пахло. Только собачьей мочой.
— Иди ко мне. Смотри, что я тебе дам…
Сенбернар вильнул хвостом, грозно тявкнул и побежал к своей хозяйке получать кусочек сахару.
Грибов переступил на сухое.
«Если уволят из органов, в грузчики не пойду. Пойду в собачники, — твердо решил он про себя. — Или в ветеринары…»
На подходах никого не было. Стараясь не высовываться, потерпевший от четвероногого недруга снял ботинки, снял и выжал носки. И низ брюк. Стало чуть суше. Но ничуть не лучше.
Ну, теперь все! Теперь приедет Григорьев, и все их отделение и еще несколько отделений будут рассказывать эту историю много лет.
Теперь Грибову уже почему-то не хотелось, чтобы напарник приехал как можно скорее. Теперь он был совсем не против, чтобы тот задержался.
Ну не собачья ли работа! Не будь те собаки лишний раз помянуты!
Григорьев приехал через десять минут.
Он остановил «Жигули» в названном месте, с озабоченным видом вылез из салона, поднял капот и склонился над мотором. Грибов негромко свистнул. Григорьев, шаря глазами по земле, пошел искать какую-то понадобившуюся ему для ремонта мотора проволоку.
И подошел к кустам.
— Ты здесь?
— Здесь.
Григорьев протиснулся внутрь зарослей.
— Ну, что там у банкира?
— Ничего хорошего. Кроет нас почем зря.
— А деньги?
— Отдал. Считает, что это поможет спасти дочь.
— Это вряд ли. Им теперь девочку возвращать не резон. Деньги уже у них. А физиономий их, кроме нее, никто не видел. Зачем им рисковать?
— Я ему то же самое говорю. А он знай свое талдычит: «Мне денег не жалко. Мне дочь нужна».
— Дурак.
— Да нет, просто сильно расстроенный.
— Слушай, а чего здесь так псиной пахнет?
Грибов недоуменно пожал плечами. И на вопрос не ответил.
— Ну и куда девался наш клиент?
— Видишь дом?
— Вижу.
— Пятьдесят минут назад зашел вон в ту калитку.
— Один?
— Один.
— С «дипломатом»?
— С «дипломатом».
— И больше не выходил?
— Нет. Замер, как хорек в норке.
— И что мы теперь будем делать?
Грибов показал на забор. И показал пальцами шаги.
Григорьев осмотрелся.
Забор был высокий — метра три. Капитальный. Из плотно пригнанных друг к другу досок. Ни дырочки, ни щелочки. И без сигнализации, если судить на первый взгляд.
— Сигнализации нет. Я к самому забору подбирался, — подтвердил Грибов.
— Значит, говоришь, нет… А если охрана?
— А мы аккуратно, на цыпочках.
— На цыпочках?.. — Григорьев поморщился. — Слушай, давай в сторону отойдем, а то так псиной несет — не продохнуть.
— Не поможет, — уверенно заявил Грибов.
— Почему?
— Здесь везде так пахнет.
— Умеешь же ты места выбирать.
Снова внимательно посмотрел на забор. Который предстояло форсировать.
— Может, наших предупредим? На всякий случай.
— Уже предупредил, — ответил Грибов. — Попросил дежурного, чтобы он, если мы через три часа не перезвоним, послал по этому адресу оперативную машину.
— А почему не сразу?
— Потому что незачем сразу. Нет веских причин. Но есть официальное отстранение от дела
— Да. Ложный вызов нам не простят.
— Не ложный — тоже
— Ну что? Давай попробуем подойти поближе?
Подойдя, увидели все то же самое — ровный, без дыр и удобных уступов капитальный забор.
