Андрей скучно прохаживался по кабинету. Ему очень не нравилось допрашивать иностранных граждан уже только потому, что при этом требовалось соблюдать ряд бюрократических процедур.
— Вы знакомы с Верой Геннадьевной Байнарович?
— Да, я знаю одну мадемуазель по имени Вера. Фамилию не помню. У вас, русских, такие сложные фамилии.
— Вот эта? — Андрей положил перед ним фотографию с места происшествия. Запрокинутая голова, неестественно бледное лицо, закрытые глаза.
— Она мертва? — испуганно спросил Анатоль, но мог и не спрашивать — и так все было очевидно.
Куда он приехал? Вокруг одни трупы. Вера. Веселая, непосредственная Вера. Почему с ней случилось несчастье? Она была такой наивной и беспечной, кому она могла помешать? А он даже не попрощался с ней — скорей торопился уехать из этой неуютной страны.
* * *
Виктор был зол на самого себя, за то, что поверил в бредни старого маразматика Ивана Роллера, и за одно на камин, который он только что раскурочил до основания, но ничего в нем не нашел.
Когда Иван Арсентьевич распинался перед внуком о мытарствах семьи Ипатовых, Виктор стоял в, прилегающем к кабинету, чулане и, в отличие от Анатоля, внимательно слушал. Кроме трагической истории, которую в доме знали все, включая пса Тризора, в этот вечер ему стало известно еще одно интересное обстоятельство. Оно заставило сорваться с места и лететь в Россию, чтобы обернуться раньше Анатоля.
Виктор нерешительностью не страдал, он привык действовать, не погружаясь в долгие раздумья и самокопания. В городском архиве он сориентировался быстро. Нашел нужных людей, раздал взятки и совсем скоро узнал точный адрес Юноны. На дело он шел подготовленным: заранее изучил распорядок хозяйки и обзавелся набором отмычек.
По его наблюдению, живущая в двенадцатой квартире женщина, в будни приходила не раньше семи. Когда Виктор закончил с камином, до возвращения хозяйки оставалось три часа. Для отвода глаз он решил инсценировать кражу — отовсюду выгреб все вещи и бросил на пол. Пора было уносить ноги. Прислушавшись к звукам на лестнице и посмотрев в глазок, Виктор выскользнул за дверь. Он спускался тихо, всматриваясь в полумрак — встреча с кем-либо в его планы не входила. Ему повезло — народу в доме жило не много, и никто в этот час по подъезду не шастал. Он глянул сквозь пыльное стекло межэтажного окошка и оторопел: через двор спешными шагами шла Вера. Она нырнула в арку и скрылась. Виктор, опрометью бросился за ней.
«Вот почему в камине пусто!», — догадался он. — «Все верно: эта щучка увязалась за Роллером и все у него выведала».
Виктор следовал за Верой второй квартал, он не хотел себя обнаруживать рядом с домом на Разъезжей. Вера очень удачно зашла в кафе на Невском, и Виктор решил уместным изобразить нечаянную встречу.
— Вера?! — засиял он и упал на свободное кресло за ее столиком. — Никак решила вернуться на родину?
— Да вот, маму хотела навестить, — ответила она севшим голосом — явление Виктора было сродни приходу кариеса: такое же внезапное и неприятное. — А ты здесь зачем? Эрмитаж приехал посмотреть?
— Можно сказать и так. Вот что, нам надо встретиться. Есть о чем поговорить. В твоих же интересах.
— Так говори, я слушаю.
— Не здесь. В пятницу в девять вечера, напротив трамвайной остановки около метро Озерки.
Виктор встал, и, не прощаясь, ушел.
«Откуда он взялся и что имел в виду, когда упомянул о моих интересах?», — Вера нервно стала перебирать в мыслях всевозможные причины, которые могли привести Виктора в Петербург. Его присутствие здесь было крайне не желательным. И без того скверное настроение, стало еще хуже. Она зашла в это кафе, чтобы успокоиться. Взяла кофе экспрессо и свое любимое пирожное с большим количеством белкового крема. После разговора с Виктором кусок в горло не лез. Вера так и сидела за столиком, флегматично ковыряя в тарелке десертной ложкой и раздумывая над словами Виктора, своей дальнейшей судьбой и тем отчаянным поступком, на который у нее хватило духа полтора часа назад. Чем дольше она размышляла, тем больше становилось уверенности в том, что Виктор намекал на ее сегодняшний поход на Разъезжую. Веру охватили тревога и страх. Скованная этими чувствами, она потеряла способность здраво оценивать происходящее. Логика отказала напрочь, остались одни эмоции, которые были не самыми лучшими союзниками в данной ситуации. Очень не хотелось идти на встречу с Виктором. Вера ничуть не сомневалась, зачем он ее позвал — будет требовать деньги за свое молчание. Не прийти — себе дороже. Уж очень она хорошо знала своего приятеля, чтобы отнестись к его слова с наивысшей степенью серьезности. Этот шутить не станет. Спрятаться от него не возможно — из-под земли достанет, но тогда уже будет поздно — обратно же и закопает.
* * *
В душе Элины Сырниковой наступила запоздалая весна. Не смотря на недавние передряги, к ней вернулось забытое приподнятое настроение. Причиной тому, были простые, но очень долгожданные слова, произнесенные Николаем. «Давай поженимся», — сказал он за ужином. Эла смутилась, словно юница. Она не смогла донести до стола чашку с чаем, который только что заварила — так и замерла посреди кухни. А Колясик продолжал жевать ватрушку, словно предложил пойти на выходных в парк кормить уток, а не в загс.
Торжество запланировали на следующую субботу. Жених пожелал обойтись без «глупой напыщенности»: гостей, марша и прочей мишуры, которые влекли за собой прорву расходов. Он считал, что бракосочетание должно быть простым и бюджетным: заскочить мимоходом в кабинет заведующей и получить документ. Элина, вообразившая себе нарядное платье, букеты, поздравления и праздник в ресторане, расстроилась, но не надолго: какой бы ни была свадьба — пышной или скромной — она все равно выходила замуж. И это было главным.
Эла хлопотала всю неделю. Устроила генеральную уборку, купила новые занавески и люстру в гостиную. В ее понимании, после свадьбы должна была начаться другая жизнь, для которой следовало обновить обстановку. Элина разорилась на шелковый костюм с люрексом, который ее стройнил и очень ей шел. Николай приобретение невесты не одобрил — обновка слишком дорого стоила. Аргумент о том, что костюм был приобретен в качестве подвенечного, только подлил масла в огонь. Про запланированный поход в салон красоты Эле пришлось благоразумно промолчать.
В пятницу, накануне свадьбы, Сырникова суетилась как никогда. Она увидела в журнале, который листала в очереди к парикмахеру, свадебные букеты. Они были чудо, как хороши — настоящие произведения искусства. Эла загорелась. Она решила, что у нее непременно будет букет, вне зависимости от того, захочет этого Коля или нет.
Эла закупила кучу, что требовалось для изготовления букета: специальную порт-ручку, зеленую скотч-ленту, прутья лозы, бисер. Тщательно подобрала самые красивые цветы, листья и ветки. Она не стала обращаться к услугам флориста не только из-за их высокой стоимости. Эле хотелось самой создать букет и это занятие ей очень нравилось. Розовые гортензии, утонченные ирисы, нежные фрезии и милые альстромерии — получилось нечто восхитительное. Безусловно, у нее был талант флориста. Элина любовалась цветочной композицией весь вечер, жаль, что Николай не оценил ее стараний. Придя домой с бутылкой пива он лишь криво усмехнулся. Жених уже был навеселе, поэтому особо не ворчал по поводу разбазаривание семейного бюджета.
Аромат цветов, прическа, новые туфли на высоком каблуке, которые она сто лет не носила — все эти милые элементы завтрашнего праздника делали Элу счастливой.
В таком радостно-взволнованном настроении ее застали внезапные гости. Около девяти вечера, когда Элина крутилась на кухни вокруг теста для пирогов, а Колясик блаженно вытянул ноги на диване, и смотрел туманным взором телевизор, раздался звонок в дверь. Канареичная трель прозвучала лебединой песней семейному счастью Элины. Увиденное в глазок равнодушное лицо Шубина, отозвалось в сердце хозяйки недобрым предчувствием.
— Онищенко Николай Дмитривич здесь находится? — скорее констатировал факт, чем спросил майор. Не дожидаясь приглашения, Шубин и еще двое сотрудников вошли в квартиру.
Эла осталась в пустой квартире одна при новом костюме, туфлях и прическе. На кухонном столе стояло брошенное дрожжевое тесто, в спальне благоухал роскошный букет. Еще несколько минут назад все эти прелестные штучки радовали и дарили мечты о женском счастье. Теперь они стали бессмысленными и только раздражали. Зачем им, черствым милицейским людям, нужно было явиться и все разрушить? Кому от этого стало лучше? Сестру все равно уже не вернешь, тем более, что еще не понятно, как все было на самом деле и кто виноват в ее гибели. Элина ни столько сокрушалась по поводу ареста Николая, сколько страдала от того, что стало не за кого выходить замуж. Она была согласна повести в загс хоть телеграфный столб, если бы тот смог оторваться от бетона и пойти.
