Визитку она взяла, но осталась у парапета. Ждала, пока Проди сядет в свой «пежо» и уедет со стоянки. И снова она смотрела в туннель, завороженная мерцающими бликами зимнего солнца на черной воде, пока вдали не стих рокот мотора; теперь слышно было только звяканье столовых приборов в баре да еще карканье ворон на деревьях.
25
15:50. Джэнис Костелло стояла на светофоре, мрачно глядя на стекающие по ветровому стеклу струйки дождя. Было темно и тоскливо. Она ненавидела это время года, ненавидела стоять в пробках. Хотя от их дома до подготовительной школы Эмили было рукой подать, Кори обычно отвозил дочь на машине, а на замечание о «парниковом эффекте» разражался обличительной речью по поводу грубого попрания его гражданских свобод. А вот Джэнис с дочерью ходила в школу пешочком, аккуратно рассчитывая время, чтобы потом доложить учительнице Эмили, как прошла разминка.
Но сегодня они поехали, и Эмили была этим обстоятельством заинтригована. Ей было невдомек, что у Джэнис в голове созрел план. Она придумала его ночью, лежа в темной спальне, с колотящимся сердцем, рядом с безмятежно спящим Кори. Она завезет дочь к подруге, а сама наведается к мужу в офис. На переднем сиденье «ауди» лежал пакет с фляжкой горячего кофе и половина морковного пирога, спеленутого двумя бумажными тарелками. На сеансах психотерапии, среди прочего, всплыло и такое: временами Кори не воспринимал ее как жену в традиционном смысле слова. Это при том, что его всегда ждал на столе ужин, а утром кружка чая в постель, что она работала и занималась дочерью. Ему не хватало мелочей. Остывающего на подносе пирога по возвращении домой. Собранного в дорогу завтрака, да еще неплохо бы с любовной записочкой, которая бы его приятно удивила.
— А мы это исправим, да, Эмили? — сказала она вслух.
— Что? — Та заморгала в ответ. — Что, мам, исправим?
— Мама отвезет папочке разные вкусности. Чтобы показать, как она к нему относится.
Зажегся зеленый, и Джэнис нажала на педаль газа. Асфальт был мокрый и коварный. Вдруг ей пришлось резко затормозить из-за ватаги детей, ступивших на «зебру», не глядя по сторонам. Пакет с едой упал на пол.
— Блядь.
— Это нехорошее слово, мама.
— Я знаю, солнышко. Извини.
Она нагнулась, чтобы поднять пакет, пользуясь паузой, и тут сзади кто-то нажал на клаксон. Хотя это была ее машина, купленная на сэкономленные деньги, обивку цвета шампанского выбрал Кори. Во всем, что касалось автомобилей, последнее слово оказывалось за ним. Вообще-то она хотела «фолькс-фургон», но Кори не пожелал держать такую страхолюдину перед домом, и она, уступив, взяла «ауди». Он был помешан на поддержании чистоты в салоне. Стоило их дочери взобраться с ногами на заднее сиденье, как он разражался гневной тирадой на тему, что она вырастет социальной пиявкой, не знающей цену деньгам.
Джэнис водрузила пакет на законное место, и тут из него протекло кофе, оставив на бледно-кремовой обивке длинный коричневатый след.
— Блядь, блядь, блядь.
— Мама! Я же тебе сказала. Не говори так.
— Я пролила чертово кофе.
— Не ругайся.
— Папа придет в бешенство.
— Нет! — взвизгнула Эмили. — Не говори ему. Я не хочу, чтобы папа расстраивался.
Джэнис сдернула пакет с переднего сиденья и положила себе на колени. Первое, что пришло в голову. Горячий кофе тут же залил ее белый свитер и бежевые джинсы.
— Черт! — Она оттянула пальцами обжигающие штанины. А сзади, как можно было ожидать, снова засигналили. И кто-то уже разорялся. — Блядь, блядь.
— Мама, ты не должна повторять это слово!
Она высмотрела впереди местечко у дороги, куда, кажется, можно было приткнуться. Переехав через «зебру», она остановила машину, открыла окно и высунула пакет наружу. Фляжка была большая, кофе все вытекал и вытекал, и конца этому не было видно. Как будто открыли водопроводный кран. Загудел еще один клаксон. На этот раз на стоянке. Водитель включил задние фары, желая выехать, и посчитал, что она перегораживает ему дорогу, хотя там был еще добрый метр.
— Мам, почему они все разгуделись? — Эмили заткнула уши. — У меня уши лопаются!
— Все хорошо, детка. Ш-ш-ш.
Джэнис подала «ауди» назад, чтобы выпустить машину, и тут кто-то забарабанил в ее заднее окно, так что она подскочила на месте. Ду, ду, ду.
— Мамочка!
— Эй! — раздался женский голос. — Вы что, не видите? Здесь переходят дети!
Джэнис заняла место уехавшей машины. Заглушив мотор, она упала головой на руль. Между тем разъяренная мать одного из школьников уже барабанила в стекло со стороны пассажира.
— Вы что, не могли припарковать свой драндулет возле «зебры»?
У Джэнис дрожали руки. Это катастрофа. Если она до четырех, то есть в течение восьми минут, не перехватит мужа, он уедет на свидание с Клер. Но она не может показаться в офисе в таком виде — и явиться без кофе не может. А тут еще бедняжка Эмили разрыдалась, будучи не в состоянии что-либо понять.
— Не надейтесь, стерва, что вам это сойдет с рук. Джэнис подняла голову и увидела в окно гренадершу с пылающим лицом. На ней были необъятных размеров твидовое пальто и вязаная непальская шапочка из тех, что нынче продавались на каждом углу. Вокруг нее толпились дети в таких же шапочках.
— Стерва! — Она хлопнула ладонью по оконному стеклу. — Я не удивлюсь, если ты пьешь бензин литрами!
Джэнис сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, прежде чем вылезти из машины.
— Я извиняюсь. — Она перешла на тротуар и, поставив на асфальт текущий пакет, оказалась перед женщиной. — Я не собиралась пересекать «зебру».
— Когда у тебя такой драндулет, учиться вождению необязательно.
— Я ведь извинилась.
— Фантастика. В школе нас уговаривают ходить домой пешком, но разве можно узаконить эту практику, когда по дорогам разъезжают такие оторвы!
— Послушайте, я извинилась. Чего вам еще надо? Крови?
— От кровопийцы слышу! Из-за таких, как вы, наши дети проливают кровь. Если они не погибнут под гусеницами ваших тракторов, то задохнутся от всякой дряни, которую вы выбрасываете в атмосферу!
Джэнис вздохнула.
— Ясно. Сдаюсь. Что вы предлагаете? Кулачный бой? На губах женщины заиграла диковатая улыбка.
— О, это в вашем стиле. Вы будете драться перед детьми, я вас правильно поняла?
— Вообще-то… да, правильно. — Джэнис сорвала с себя пиджак, швырнула его на багажник и сошла на мостовую. Школьники бросились врассыпную, сталкиваясь друг с другом, кто хихикая, кто в панике. Женщина попятилась к двери ближайшего магазина. — Вы сумасшедшая?
— Да. Я сумасшедшая. Настолько сумасшедшая, чтобы убить вас.
— Я вызову полицию. — Женщина прикрыла лицо руками, стоя в дверном проеме. — Я… я вызову полицию.
Джэнис ухватила ее за лацканы и приблизила к ней лицо.
— Слушайте меня. — Джэнис хорошенько ее встряхнула. — Я знаю, как это выглядит со стороны. Я знаю, что вы про меня думаете, но я не такая. Эту машину выбрала не я. Это выбор моего гребаного мужа…
— Не смейте ругаться в присутствии…
— Моего гребаного мужа, которому нужен был гребаный статусный автомобиль, при том что я имела глупость оплатить эту чертову игрушку. И, к вашему сведению, я хожу пешком со своей дочкой в школу и из школы каждый божий день. Да, я хожу с ней пешком, а эта идиотская машина за целый год накрутила всего две тысячи миль. А еще, чтоб вы знали, у меня выдался ужасный, ужасающий день. Короче. — Она прижала женщину к стене. — Я принесла вам свои извинения. Теперь очередь за вами.
Женщина тупо на нее уставилась.
— Ну?
Женщина быстро глянула направо-налево, проверяя, слышат ли ее дети. Лицо у нее было в мелких капиллярах, как будто она проводила все время на холоде. Возможно, у нее дом без центрального отопления.
— О господи, — пробормотала она. — Если для вас это так важно, я извиняюсь. А теперь отпустите меня, я должна отвести детей домой.
Джэнис еще секунду смотрела ей в глаза. Потом мотнула головой, дескать, иди, и разжала пальцы. Развернувшись и вытирая руки о свитер, она вдруг увидела, что к ней приближается мужчина в нелепой, закрывающей все лицо маске Санта Клауса и наглухо застегнутой лыжной куртке. «Рождество еще не скоро», — успела подумать она, и в этот момент мужчина запрыгнул в ее «ауди», хлопнул дверью и рванул по совершенно пустой улице.
26
Джэнис Костелло была, пожалуй, одного возраста с мужем — ее выдавали морщинки вокруг рта и около глаз, — но когда она открыла детективу дверь, приглашая в свою элегантную, выложенную кафелем прихожую, она показалась ему гораздо моложе. Бледнолицая, с черными как смоль волосами, забранными сзади в пучок, в джинсах и мешковатой домашней рубашке голубого цвета она выглядела как подросток рядом со своим пижонистым супругом. Даже опухшие от слез глаза и нос не делали ее старше. Кори хотел взять ее под локоть, чтобы проводить в огромную кухню-столовую, но Кэффри заметил, как она вырвала руку и двинулась вперед с высоко поднятой головой. Однако по ее неуклюжей походке нетрудно было догадаться, что она испытывает физическую боль.
