– Я отвечу сразу же на первый вопрос, – сказал Анатолий. – Работал Костырев хорошо, даже очень. Уровень подготовки у него был отличный, он обходил даже многих молодых, хотя ему было уже за сорок. А уволился потому, что пить стал сильно. Пил, собака, даже на работе, хотя у нас с этим строго! – Он покачал головой и вздохнул. Потом продолжил: – Я его, честно говоря, даже отпускать не хотел. Неоднократно закрывал глаза на его косяки, прикрывал перед хозяином… Но вечно так продолжаться не могло. Хоть Костырев и после выпитого не терял навыков, все-таки вид пьяного охранника сильно отпугивает клиентов. Вы понимаете меня?
– Ну, еще бы, отлично понимаю, – заверил его Гуров.
– Разговаривал я с ним несколько раз по душам; Валерий каждый раз внимательно слушал, ничего не отвечал и уходил.
– Он не пытался как-то оправдываться, объяснить, почему пьет? Ну, мол, там судьба тяжелая, жена бросила, еще что-то не заладилось…
– Нет! – категорично ответил Кудряшов. – Он никогда ни на что и ни на кого не жаловался. Вообще молчун был. Жены у него не было, насколько я понял. А если и была, то давно. О детях он тоже ничего не рассказывал.
– Вы никогда не видели с ним вот этого человека? – Гуров показал начальнику охраны фотографию Гриши Артемова. – Он не приходил сюда?
– Нет, не видел.
– А вот эту даму? – Крячко сунул ему под нос снимок женщины в легком платье.
Кудряшов вгляделся в него и невольно присвистнул.
– Такая дама вряд ли нашла бы с Костыревым общий язык. Ее лучшие друзья – это бриллианты, как говорится. А у Костырева кишка кишке фиги показывала. Платили мы ему, кстати, очень неплохо, но он так ничего толкового и не приобрел. И на работу ходил в одном и том же. За зиму даже куртку новую не купил, так и носил старую.
«И тем не менее эта дама знакома с Костыревым, – подумал Гуров. – Хотя в том, что ее не видели в ЧОПе, ничего удивительного нет – вряд ли она стала бы являться к нему на работу. Да и снимок сделан летом, а не зимой».
– А почему Костырев был так хорошо подготовлен для работы в охранной фирме? Откуда у него навыки? – поинтересовался Крячко.
– Так он же бывший военный, – сказал начальник охраны. – Боевой офицер, перед тем как прийти к нам, служил в какой-то воинской части. Кажется, даже в Чечне был. Может быть, потому и пить начал. Знаете, оттуда ведь многие возвращаются с подорванной психикой…
– А у него была подорвана психика? – тут же спросил Гуров.
– Ну, это я образно сказал, – ответил Кудряшов. – Вообще-то, никаких психо-истерических выходок за ним не водилось. Он спокойный был и молчал все время. И работу делал так же – спокойно и молча.
– А как он жил в последние месяцы, вы, случайно, не знаете? Не интересовались его судьбой?
– Увы, нет. С тех пор как он ушел, мы не виделись. Я ему, правда, звонил один раз, но он не ответил. Хотя я его перед уходом предупредил, что, если завяжет, обратно возьму. Но на это надежды было мало. Человек, крепко подсевший на алкоголь, обычно катится по наклонной вниз. Теряет работу, потом, бывает, и квартиру, а потом и человеческий облик. Да… С Костыревым произошло еще ужаснее. Неужели его действительно убили? Да, жалко, жалко…
– Так, Станислав, появилась еще одна малюсенькая ниточка, – говорил Гуров, не забывая зорко поглядывать на дорогу и в зеркало заднего вида: машин вокруг было много. – Значит, постарайся теперь выяснить номер части, где служил Костырев. Не думаю, что это сложно, ребята наши наверняка уже собрали о нем приличное досье. И как узнаешь – дуй прямиком туда.
– Ха! А если эта часть находится где-нибудь в Читинской области?
– Тогда, конечно, лететь туда сгоряча не стоит. Вначале свяжись со мной и с Петром, – с улыбкой ответил Гуров.
– А ты думал, я так и разбежался туда лететь?
– Нет, не думал. И вообще, хватит трепаться, давай работать! Кажется, дело пошло́…
Гуров всегда чувствовал, когда нападал на верный след. Каким-то внутренним чутьем, словно нюхом, осознавал это. Прирожденный талант сыщика не давал ему ошибиться.
Высадив Станислава у стен главка, Лев поехал в Боткинскую больницу, где лежал бармен из «Бумеранга» Костя Малышев. Он уже шел на поправку, и его здоровью и жизни ничего не угрожало, как сообщил Гурову лечащий врач, которого тот встретил на лестнице. С Кристианой Вайгель дело обстояло хуже: она лежала в этой же больнице, но по-прежнему находилась в реанимации, и врачи оценивали ее состояние как стабильно тяжелое.
Лютеранская община хотела перевести ее в свою, местную, больницу, но, так как Кристиана находилась без сознания после проведенной операции, трогать ее не решились. О том, чтобы беседовать с ней, не могло быть и речи. Хотя сейчас Гурова больше интересовал бармен, отделавшийся, можно сказать, легким испугом по сравнению с другими.
– Привет, Костя, – сказал он, проходя в палату и усаживаясь на стул. – Лежи, лежи, у меня к тебе разговор короткий, – добавил он, видя, как Малышев приподнялся с подушки. Плечо его было забинтовано, но лицо выглядело вполне нормально, почти как у здорового человека. Только было несколько бледным, что объяснялось, видимо, потерей крови. – Скажи-ка мне, вот этот рыжий журналист, Артемов, он вроде к вам частенько захаживал, так?
– Ну да, – кивнул бармен.
– А при нем всегда была камера?
– Да! Камера у него крутая, я сразу внимание обратил. Он всегда с ней приходил.
– Костя, вспомни абсолютно точно: а в тот день, пятнадцатого, он тоже был с камерой? – Гуров пристально посмотрел на парня.
– Точно, – даже не думая, ответил Малышев.
– Ты совершенно в этом уверен?
– Тут и вспоминать нечего. Он прибежал очень довольный, сразу занял столик и принялся копаться в своей камере, просматривать какие-то кадры.
– А почему за обед не принялся?
– Так он ждал кого-то. Я так понял, того мужчину, что к нему подсел.
– Так, так, уже теплее, – закивал Гуров. – Вот этого мужчину, да? – показал он на фотографию Костырева.
– Да. Вообще-то, такие люди к нам не заходят, и я еще удивился, что Артемов ждал именно его. Но мужчина вел себя прилично, был трезв и адекватен – с какой стати я буду вмешиваться? Если бы он буянил или приставал к посетителям, тогда другое дело.
– Ага… А Артемов, говоришь, выглядел довольным?
– Да, но при этом еще и нервным. Или в нетерпении, что ли, не могу точно подобрать слово. А когда пришел вот этот человек, он сразу несколько успокоился, сделал заказ на двоих и достал блокнот.
– Блокнот? Ты точно видел? – в упор посмотрел на него Гуров.
– Зачем я стану сочинять? – обиделся Малышев. – Вы спрашиваете – я отвечаю!
– Ладно, ладно, не обижайся. Просто, понимаешь, дело такое, что я не могу позволить себе ошибиться. Но после перестрелки у Артемова не нашли ни камеры, ни блокнота, – Гуров уже рассуждал вслух. – В кафе после случившегося зашла только молодая пара, которая вызвала милицию… При них никакой камеры не было. Даже если предположить, что до них заходил кто-то еще и, увидев дорогущую камеру, просто позарился на нее, этот человек не стал бы брать блокнот Артемова, зачем он ему? – Лев снова посмотрел прямо на Малышева. Тот неуверенно повел плечами и поморщился от боли. – Лежи, лежи! – спохватившись, повторил он. – Это я просто сам с собой веду беседу. Скажи вот что: когда стрелявший бросил автомат на пол, а ты упал, не видел, что он делал перед тем, как покинуть кафе?
Костя наморщил лоб, вспоминая, потом уверенно ответил:
– Нет. Во-первых, я уже сознание начал терять. Во-вторых, мне из-за стойки ничего видно не было.
– Ясно, ясно, – в задумчивости произнес полковник.
– Я только, знаете, что вспомнил? – сказал вдруг Костя.
– Что? – нахмурился Гуров.
– Я, кажется, видел этого человека. Того, кто стрелял.
– Где? – Лев сразу напрягся.
– У нас в кафе, за несколько дней до стрельбы. Дня за два-три. Он приходил и ужинал у нас, это было уже ближе к вечеру.
– Один раз? – уточнил Гуров.
– При мне – один. Но мы работаем посменно. Я вспомнил, потому что он еще спросил у меня, где туалет, и прошел туда. Правда, он был без бороды и без темных очков, но я почти уверен, что это он. Что-то такое в фигуре, манерах, походке… Походка уж больно характерная, хотя описать не могу.
– Так, а фоторобот составить можешь? – оживился Гуров. – Мы привезем сюда компьютер и нашего специалиста, так что не волнуйся, тебе никуда ехать не придется!
– Боюсь, что нет, – разочаровал его Малышев. – Я несколько раз видел в фильмах, как это происходит, и всегда удивлялся. Какие брови, какой подбородок? Ну, как я могу сказать, какой у человека был подбородок? Я же запоминаю лицо в общем, а по отдельности разбирать его на носы-губы не смогу.
– Очень жаль.
– Я могу и ошибаться. То есть на сто процентов утверждать, что это он, не буду, – стал оправдываться бармен.
– Возраст хотя бы какой? Рост, вес?
– Возраст уже где-то за пятьдесят. Одет был солидно, но просто. Довольно высокий, под метр восемьдесят, но пониже вас. И в плечах пошире. Я бы даже сказал, полноватый. Если я его увижу вживую – думаю, что узнаю.
