Она не удостоила его ответом.
Он начал доставать тарелки, чтобы накрыть на стол.
— А где дети?
— С приятелями. — И прежде чем он успел спросить, добавила: — Да, они позвонили и спросили разрешения. — Она привернула огонь под ризотто, взяла со стола приличный кусок масла и, кинув его в стряпню, высыпала туда небольшое блюдце тонко натертого пармезана. Потом все перемешала, выложила ризотто в столовую миску и поставила на стол. Выдвинула стул, села и, ткнув ложкой в сторону Брунетти, сказала:
— Mangia, ti fa bene,[24] — приказание, которое наполняло Брунетти радостью с тех пор, как он помнил себя.
Он положил ризотто себе на тарелку. Он хорошо потрудился, провел день в чужой стране, так кому какое дело, сколько ризотто он съест? Воткнув вилку в центр, он покрутил его, отодвигая ризотто к краю, чтобы оно быстрее остыло. Съел две полные вилки, вздохнул в знак похвалы и продолжал дальше.
Когда Паола увидела, что он уже не умирает с голоду и ест больше ради удовольствия, она произнесла:
— Ты мне не рассказал, как твоя поездка в Америку.
Он ответил с набитым ртом:
— Непонятно. Американцы очень вежливые и говорят, что хотят помочь, но кажется, никто не знает ничего, что могло бы мне помочь.
— А доктор?
— Которая хорошенькая? — спросил он, ухмыляясь.
— Да, Гвидо, которая хорошенькая.
Понимая, что загнал эту особу в нору, он ответил просто:
— Я по-прежнему считаю, что она знает то, что и я хочу узнать. Но она ничего не говорит. Через шесть месяцев она увольняется из Армии, возвращается в Америку и все это будет в прошлом.
— А он был ее любовником? — спросила Паола, коротко фыркнув, чтобы показать, что отказывается понимать, как это доктор не хочет помочь, хотя и может.
— Судя по всему, да.
— Тогда я не уверена, что она сможет просто собрать вещички и забыть о нем.
— Может быть, это что-то такое, чего она не хочет знать о нем.
— Например?
— Не знаю. Объяснить ничего не могу. — Он решил ничего не говорить ей о двух пластиковых мешочках, найденных в квартире Фостера; этого никто не должен знать. Кроме того, тот, кто открыл нагреватель, увидел, что мешочки исчезли, а потом завинтил болты. Он пододвинул к себе миску с ризотто. — Можно я доем? — спросил он. Не нужно быть детективом, чтобы знать, каким будет ответ.
— Давай. Я не люблю, когда остается, и ты тоже.
Когда он покончил с ризотто, она убрала миску со стола и положила ее в мойку. Он сдвинул в сторону две плетеные салфетки, чтобы ей было куда поставить сковородку, снятую с плиты.
— Что ты собираешься делать?
— Не знаю. Посмотрим, что будет делать Патта, — сказал он, отрезая кусок мяса и кладя его ей на тарелку. Кивком головы она дала понять, что больше не хочет. Он отрезал два больших куска для себя, взял хлеба.
— Какая разница, что будет делать Патта? — спросила она.
— Ах, милочка моя невинная, — ответил он. — Если он попробует отодвинуть меня от этого дела, я буду точно знать, что кто-то хочет это дело прикрыть. И поскольку наш вице-квесторе реагирует только на голоса, которые доносятся с высоких мест — и чем выше место, тем быстрее он реагирует, — тогда я буду знать, что тот, кто хочет замолчать это дело, обладает значительной властью.
— Например?
Он взял еще хлеба и подобрал подливу с тарелки.
— Мне становится сильно не по себе, когда я думаю, кто бы это мог быть.
— Кто?
— Точно не знаю. Но если здесь замешаны американские военные, можешь не сомневаться, это дело политическое, значит, подключится правительство. Их правительство. А стало быть, и наше.
— И поэтому — надо звонить Патте?
— Да.
— И поэтому неприятности?
Брунетти не склонен был обсуждать очевидное.
— А если Патта не будет тебя останавливать?
Брунетти пожал плечами. Поживем — увидим. Паола убрала тарелки.
— Десерт будешь?
Брунетти покачал головой.
— Когда придут дети?
Двигаясь по кухне, она ответила:
— Кьяра вернется к девяти. Раффаэле я велела быть к десяти. — Разница в том, как она произнесла эти две фразы, заключала в себе все, что не было выражено словами.
— Ты говорила с его учителями? — спросил Брунетти.
— Нет. Учебный год только начался.
— Когда будет первое родительское собрание?
— Не знаю. Я куда-то сунула письмо из школы. В октябре, наверное.
— Ну и как он? — Задавая этот вопрос, Брунетти надеялся, что Паола просто ответит на него, не спрашивая, что он имеет в виду, так как и сам не знал, что он имеет в виду.
— Не знаю, Гвидо. Он никогда со мной не разговаривает, ни о школе, ни о своих друзьях, ни о том, что он делает. Ты был таким же в его возрасте?
Он вспомнил себя в шестнадцать лет, вспомнил, каково это.
— Не помню. Наверное, да. Но потом я обнаружил, что на свете есть девушки, и забыл о том, что нужно злиться и чувствовать себя потерянным и все такое. Мне только хотелось им нравиться. Это было единственно важным для меня.
— А их было много? — спросила она.
Он пожал плечами.
— И ты им нравился?
Он усмехнулся.
— А, да ну тебя, Гвидо, пойди и займись чем-нибудь. Посмотри телевизор.
— Я ненавижу телевизор.
— Тогда помоги мне вымыть посуду.
— Я люблю телевизор.
— Гвидо, — повторила она, не то чтобы раздраженно, но почти, — ну-ка, вставай и не морочь мне голову.
Тут оба они услышали звук ключа, поворачивающегося в замке. Это была Кьяра, с силой распахнувшая дверь и отшвырнувшая школьную сумку. Она прошла из прихожей на кухню, поцеловала родителей и стала рядом с Брунетти, обняв отца за плечи.
— Есть что поесть, мама? — спросила она.
— А разве мама Луизы тебя не угостила?
— Угостила, но это было так давно. Я умираю с голоду.
Обхватив дочку за плечи, Брунетти усадил ее к себе на колени и рыкнул грозным голосом полицейского:
— Ага, попалась. Признавайся. Куда ты спрятала угощение?
— Ну, папа, перестань, — пискнула она, корчась от восторга. — Взяла и съела. А потом опять проголодалась. А с тобой так не бывает?
— Твой отец, Кьяра, обычно выдерживает без еды по меньшей мере час. — Потом Паола спросила уже более добрым голосом: — Фруктов? Сэндвич?
— А если и то, и другое? — попросила девочка.
Когда Кьяра съела сэндвич — большой кусок хлеба с ветчиной, помидором и майонезом, а потом умяла пару яблок, настало время всем идти спать. Раффаэле вернулся к половине двенадцатого, и Брунетти услышал, проснувшись, как открылась и закрылась дверь, услышал шаги сына в коридоре. После чего провалился в глубокий сон.
Как правило, по субботам Брунетти не ходил в квестуру, но в это утро пошел, больше из любопытства — чтобы посмотреть, кто еще там появился. Спешить на работу было не надо, и он неторопливо прошел по кампо Сан-Лука и выпил каппучино у Розы Сальва, в том баре, где, по утверждению Паолы, варили самый лучший кофе в городе.
Потом направился к квестуре, держась параллельно Сан-Марко, но избегая самой площади. Добравшись до работы, он поднялся на второй этаж, где и нашел Росси, разговаривающего с Риверре, полицейским, который, как полагал Брунетти, был на бюллетене. Когда он вошел, Росси взмахом руки подозвал его к своему столу.
— Хорошо, что вы пришли, синьор. У нас есть кое-что новенькое.
— Что именно?
— Взлом. На Большом Канале. Палаццо, которое только что отреставрировали, рядом с Сан-Стае.
— Которое принадлежит тому миланцу?
— Да, синьор. Он пришел туда вчера вечером и застал на месте двух человек, а может, и трех, он не знает в точности.
— И что дальше?
— Вьянелло сейчас в больнице, беседует с ним. Все, что знаю, я услышал от тех, кто выехал по вызову и отвез его в больницу.
— И что они говорят?
— Миланец попытался убежать, но его схватили и сильно избили. Его пришлось отправить в больницу, но с ним ничего особенного. Просто синяки и ушибы.
— А те трое? Или двое?
— Никаких следов. Люди, которые выехали по вызову, вернулись туда после больницы. А грабители, похоже, сбежали, прихватив парочку картин и кое-что из драгоценностей его жены.
— Описание преступников имеется?
— Хозяин видел их не отчетливо, мало что мог сказать, разве только что один из них был очень высокий, а у другого, как ему показалось, была борода. Но, — добавил Росси, поднимая взгляд и улыбаясь, — на берегу канала сидела парочка юных туристов, и они видели, как из палаццо вышли трое. Один из взломщиков нес чемодан. Эти юнцы были еще там, когда прибыли наши люди, и они дали описание. — Он помолчал и улыбнулся, словно был уверен, что Брунетти страшно понравится то, что он сейчас скажет. — Один из них похож на Руффоло.
Брунетти отреагировал мгновенно:
— Я думал, он в тюрьме.
