Она поджала губу и подняла брови:
— Не знаю. Я подавала заявления в некоторые больницы. Всегда есть частная практика. Или я могу вернуться в училище. Я не особенно думала об этом.
— Это из-за смерти сержанта Фостера?
Она ткнула пальцем в стетоскоп, посмотрела на него, потом опустила глаза на свою руку.
— Доктор Питерс, — начал он, чувствуя неловкость оттого, что по-английски это походит на начало официальной речи, — я не знаю точно, что происходит здесь, но знаю, что сержант Фостер не был убит при неумелой попытке ограбления. Это было преднамеренное убийство, и тот, кто убил его, имеет какое-то отношение к американской армии или к итальянской полиции. И я полагаю, что вы знаете кое-что о том, что привело к этому убийству. Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мне о том, о чем знаете или догадываетесь. Или о том, чего боитесь. — Эти слова прозвучали тяжело и искусственно.
Когда он выговорил их, она посмотрела на него, и он увидел, как в глазах ее промелькнула та же тень, что он заметил в тот вечер на острове Сан-Микеле. Она попыталась заговорить, но замолчала и опустила глаза на стетоскоп. Спустя долгое время она покачала головой и произнесла:
— Полагаю, вы неверно истолковываете мою реакцию, мистер Брунетти. Я не понимаю, о чем вы говорите, когда утверждаете, что я чего-то боюсь. — А потом добавила, чтобы убедить и себя, и его: — Я ничего не знаю о том, почему могли убить Майка, или о том, кому понадобилось его убивать.
Он посмотрел на ее руку и увидел, что она согнула черную резиновую трубку, которая вела к плоскому диску на конце стетоскопа, так что резина от напряжения посерела. Женщина перехватила его взгляд, посмотрела на свою руку и медленно разжала трубку. Трубка распрямилась, и резина вновь стала черной.
— А теперь прошу прощения, мне нужно навестить еще одного пациента.
— Ну конечно, доктор, — сказал он, поняв, что проиграл. — Если вам придет в голову что-нибудь, о чем вы захотите сообщить мне или о чем вам захочется поговорить со мной, меня можно найти в квестуре Венеции.
— Спасибо, — сказала она, встала и двинулась к двери. — Вы хотите дочитать статью?
— Нет, — сказал он, поднимаясь. Потом протянул ей руку. — Если вам что-нибудь придет в голову, доктор…
Она взяла протянутую руку, улыбнулась, но ничего не сказала. Он смотрел ей вслед, когда она шла по коридору и затем вошла в соседнюю комнату, откуда доносился грудной напевный женский голос — кто-то, похоже, разговаривал с больным ребенком.
У госпиталя его ждал водитель, погруженный в чтение журнала. Когда Брунетти открыл заднюю дверцу, он поднял голову:
— Куда ехать, синьор?
— А та столовая сегодня открыта? — Он сильно проголодался и только сейчас сообразил, что уже второй час.
— Да, синьор. Забастовка прекратилась.
— А кто участвовал в забастовке?
— CGL, — объяснил водитель, назвав самый крупный из коммунистических профсоюзов.
— CGL? — изумленно повторил Брунетти. — На американской военной базе?
— Да, синьор, — сказал водитель и рассмеялся. — После войны сюда нанимали людей, которые хоть немного говорили по-английски, и разрешали организовывать профсоюзы, не обращая на них никакого внимания. Но когда они поняли, что CGL — это коммунисты, стали отказывать в приеме на работу тем, кто был его членом. Но избавиться от тех, кто еще работает здесь, они не могут. А многие из CGL работают как раз в столовой. Кормят там вполне прилично.
— Ну ладно, поехали туда. Это далеко?
— А, две минуты, — ответил водитель, отъезжая от тротуара и направляя машину в очередной подковообразный поворот, который вывел их на улицу с односторонним, как показалось Брунетти, движением.
Они проехали мимо двух больших статуй. Раньше Брунетти их не замечал.
— Это кто? — спросил он.
— Кто этот ангел с мечом — не знаю, а вот другая — это святая Варвара.
— Святая Варвара? А что она здесь делает?
— Она покровительница артиллерии, синьор. Помните, ее отца поразила молния, когда он хотел отрубить ей голову?
Хотя Брунетти воспитывали как католика, он никогда не испытывал особого интереса к религии, и ему трудно было не запутаться в разных святых, точно так же, как, по его мнению, язычникам было трудно помнить, какое божество за что отвечает. И потом, ему всегда казалось, что святые тратили слишком много времени на то, чтобы куда-то девать различные части своих тел — глаза, груди, руки, а вот теперь, как святая Варвара, и голову.
— Я не знаю этой легенды. Что там произошло?
Водитель свернул мимо знака СТОП за угол, оглянулся на Брунетти и объяснил:
— Отец у нее был язычником, а она — христианкой. Отец хотел выдать ее замуж за язычника, а она решила остаться девственницей. — И тихонько добавил: — Глупая девочка. — Потом снова посмотрел на дорогу, как раз вовремя, чтоб резко затормозить и не врезаться в грузовик. — Вот папочка и решил наказать ее и отсечь ей голову. Он занес над ней меч, дал последний шанс послушаться его, и — тарарах! — молния ударила в меч и убила папашу.
— А что сталось с ней?
— А, эту часть истории никогда не рассказывают. Во всяком случае, из-за этого удара молнии она стала святой и покровительницей артиллерии. — Он подъехал к очередному низкому зданию. — Приехали, синьор. — И потом добавил смущенно: — Странно, что вы не знаете этого, синьор. Насчет святой Варвары.
— Это дело мне не поручали, — сказал Брунетти.
После ланча он попросил водителя снова отвезти его на квартиру Фостера. Перед домом в джипе сидели те же двое солдат. При виде Брунетти они оба вышли из машины и ждали, когда он подойдет.
— Добрый день, — сказал Брунетти, приветливо улыбаясь. — Мне бы хотелось еще раз посмотреть квартиру, если можно.
— Вы говорили об этом с мистером Баттеруортом, сэр? — спросил тот, у кого было больше нашивок.
— Нет, сегодня не говорил. Но вчера он дал мне разрешение.
— Вы можете сказать, зачем вам нужно туда, сэр?
— Из-за записной книжки. Вчера я записывал в нее названия его книг и, наверное, положил ее на книжный шкаф. Когда сел в поезд, книжки при мне не оказалось, а эта квартира — последнее место, где я был. — Он увидел, что солдат собрался отказать ему, поэтому добавил: — Если хотите, пойдемте со мной, я ничего не имею против. Мне нужно только взять свою записную книжку, если она там. Я не думаю, что квартира как-то поможет мне в расследовании, но в книжке записаны вещи, касающиеся других дел, и это для меня важно. — Он понял, что говорит слишком много.
Солдаты обменялись взглядами, и один из них, очевидно, решил, что ничего не случится. Тот, с кем разговаривал Брунетти, отдал карабин напарнику и сказал:
— Если вместе со мной, сэр, тогда я открою вам квартиру.
Признательно улыбнувшись, Брунетти двинулся за ним к парадному и вошел в лифт. Никто из них не проронил ни слова ни за время короткого подъема на третий этаж, ни пока солдат открывал дверь. Он отступил в сторону и позволил Брунетти пройти мимо себя в квартиру, потом закрыл за собой дверь.
Брунетти вошел в гостиную и направился к книжному шкафу. Он сделал вид, будто ищет записную книжку, которая лежала в кармане его пиджака, даже присел и заглянул под стул, стоявший рядом со шкафом.
— Странно. Я уверен, что доставал ее здесь. — Он вынул несколько книг и посмотрел за ними. Ничего. Он остановился, размышляя, где еще он мог пользоваться ею. — Я пил воду в кухне, — сказал он солдату. — Может, там оставил. — И спросил, словно ему это только что пришло в голову: — А не могло быть так, что кто-то заходил сюда и нашел ее?
— Нет, сэр. После вашего ухода сюда никто не заходил.
— Ладно, — сказал Брунетти с самой дружелюбной улыбкой, на какую был способен, — значит, она там.
И он прошел впереди солдата в кухню и направился к столу у мойки. Там он огляделся, нагнулся, чтобы посмотреть под кухонным столом, потом выпрямился. При этом он стал так, чтобы оказаться прямо перед нагревателем воды. Шлицы болтов на передней панели были наклонены под таким углом, что было ясно: кто-то заглянул туда и увидел, что мешочки исчезли.
— Похоже, сэр, ее здесь нет.
— Да, ее нет, — согласился Брунетти, постаравшись выразить голосом растерянность. — Очень странно. Я уверен, что держал ее в руках, когда был здесь.
— А вы не могли обронить ее в машине, сэр? — предположил солдат.
— Водитель сказал бы мне, — возразил Брунетти, а потом, словно эта идея только что пришла ему в голову, добавил: — Если бы он ее нашел.
— Поищите лучше в машине, сэр.
Они вместе вышли из квартиры, солдат старательно запер за ними дверь. Спускаясь на лифте, Брунетти решил, что если он найдет записную книжку за задним сиденьем машины, это покажется слишком уж ненатуральным. Поэтому, когда они вышли на улицу, он поблагодарил солдата за помощь и вернулся к своей машине.
