Уставший от выкрутасов дочери, Виктор Станиславович махнул рукой — бог с ней, пусть ищет. Он в состоянии ее прокормить и одеть, а там видно будет. Не может же, в самом деле, она всю жизнь сидеть сложа руки на папиной шее! В случае чего, выйдет замуж. Девушка она выросла видная, так что желающие найдутся.
Так тешил себя Конышев, хотя замечал, что в теперешнем окружении Маргариты как-то не наблюдается людей, подходящих для кандидатуры мужа. В основном оно, это окружение, состояло из ее ровесников, таких же, по сути, бездельников и лоботрясов, живущих за счет средств родителей. Но и это еще не самое страшное. Тревог у Виктора Станиславовича прибавилось, когда он обнаружил, что среди довольно близких приятелей Риты есть люди откровенно сомнительные — явно из неблагополучных семей, необразованные, грубоватые и хамоватые, к тому же с криминальными наклонностями. Тут Конышев забеспокоился всерьез и решил провести с дочерью профилактическую беседу. Маргарита, как обычно, сложила руки лодочкой, закатила большие глаза и «честно-пречестно» заверила папу, что все отлично понимает, что эти приятели — просто так, от скуки, и что она не воспринимает их всерьез. Впоследствии оказалось, что все гораздо хуже, но было уже поздно. Виктор Станиславович сам себе признавался, что при всем желании воспитать дочь в добропорядочных традициях, все-таки не усмотрел за ней, многое упустил из-за вечной занятости на работе, стараясь обеспечить материальное благополучие их неполной семьи. А может быть, многое было упущено раньше, и причину следовало искать в этом. Но причины причинами, а их следствие уже никуда не денешь.
Ну да ладно, с тех пор прошло уже несколько лет, многое забылось, и Маргарита, кажется, все-таки поняла, что отбросы общества, как выражался отец, — не самые лучшие друзья для нее. К своему двадцать второму году жизни она подошла довольно избалованной, взбалмошной, но при этом себе на уме девицей, без высшего образования и при этом с большими амбициями, самомнением и невероятным оптимизмом и уверенностью, что у нее все сложится так, что всем вокруг останется только грызть ногти от зависти…
Мать утруждать себя приездом поздравить дочь не стала, ограничилась телефонным звонком, добавив, что подарок ей купит отец «от них троих», имея в виду своего нынешнего супруга, от которого никто никогда не видел никаких подарков.
Виктор Станиславович не стал пенять бывшей жене на это — он был несказанно рад уже тому, что теперь она не станет ни на что претендовать и они, скорее всего, вообще не будут пересекаться. То, что Альбина захочет тесно общаться с дочерью, никто и в мыслях не держал.
Однако буквально на следующий день после дня рождения Маргариты Альбина собственной персоной предстала пред очами бывшего супруга, причем не нашла ничего лучшего, чем заявиться к нему в контору. Напрасно секретарша убеждала ее, что Виктор Станиславович принимает только по предварительной договоренности, а бесед на личные темы в офисе не ведет вообще, напрасно доказывала, что в настоящий момент директора нет в фирме — Альбину это не останавливало. Заявив, что дождется Конышева, когда бы он ни вернулся, она уселась в приемной, закинув ногу на ногу, и принялась стеклянной пилочкой полировать длинные ногти.
Именно за этим занятием и застал ее Виктор Станиславович, приехавший спустя часа полтора после прихода бывшей жены. Признаться, он был сильно удивлен, увидев ее в собственной приемной, и сразу же сообразил, что ничего хорошего этот визит ему не сулит. Скорее всего, ожидаются какие-то требования, условия и, упаси боже, ультиматумы. Больше всего Виктор Станиславович опасался, что Альбина может закатить истерику — она была склонна к демонстративным выходкам, и поскорее провел ее в свой кабинет, плотно закрыв дверь.
Альбина бросила несколько дежурных фраз насчет того, как здоровье и жизнь вообще, колко отметила, что в возрасте Виктора Станиславовича следует уделять больше внимания своей физической форме, рассеянно выслушала его вежливые, но холодные ответы, и перешла от слов к делу.
— Мне нужны деньги, Виктор, — без обиняков заявила она.
— Прекрасно тебя понимаю, — кивнул Конышев. — Мне тоже…
— Я считаю, что в этом вопросе мне должен помочь ты! — слегка повысила голос Альбина.
— И на чем же основывается твое мнение? — сдержав усмешку, уточнил бывший муж.
— Ну, мы, вообще-то, не чужие люди… — привела Альбина лучший, как ей казалось, аргумент, но он тут же был прерван сухим смешком — Конышев все-таки не сдержался.
— Вот тут, думаю, ты ошибаешься, — покачал он головой. — Кто мы друг другу? Ты замужняя дама, и, полагаю, это забота именно твоего мужа — обеспечивать тебя деньгами.
— Я считаю, что нам нужно продлить наш контракт касательно Маргариты, — прямо заявила Альбина о своих желаниях.
Конышев закатил глаза и вздохнул.
— Мы это уже обсуждали задолго до сегодняшнего дня, — напомнил он. — Я и так достаточно сделал для тебя за эти годы. Хватит спекулировать Маргаритой и своими якобы материнскими чувствами. В это не верит никто, включая саму Маргариту.
Мыслительный процесс у Альбины занял очень мало времени, однако выражение лица с напряженно сдвинутыми бровями выдавало всю его интенсивность.
— То есть денег ты мне не дашь, — сообразила она.
— Очень правильный вывод, — кивнул Конышев. — Не люблю тратить их впустую.
— Но Маргарита — моя дочь! Не только твоя, но и моя! — взвилась Альбина.
— И ты полагаешь, что я должен платить тебе за это? — съязвил Конышев, который обычно не был склонен к иронии, но сегодня едкие замечания так и лезли из него.
— Я… Я могу забрать ее к себе! — с жаром принялась высказывать Альбина версию, спонтанно, видимо, возникшую в ее голове. — И я давно собиралась это сделать, но все не было подходящего момента. Теперь, как мне кажется, он наступил. Она уже вполне взрослая, и мы с ней могли бы стать отличными подругами — ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Когда она была маленькой, мне было трудно с ней. Ты ее знаешь, она очень упряма и своенравна, к ней невозможно было найти подход. Сейчас же все пойдет по-другому. Маргарита будет жить у меня, ну а ты, как любящий отец, уж помоги нам немного. Я считаю, это справедливо, и прошу тебя понять. Я прошу о помощи, понимаешь? — Альбина старалась говорить как можно убедительнее, заглядывая Виктору Станиславовичу в лицо, которое хранило невозмутимое выражение.
Однако в душе Конышев был сильно задет и даже разозлен наглостью бывшей супруги. Честно говоря, он не предполагал, что у нее хватит нахальства обращаться к нему с подобным требованием, да еще приводить столь хлипкие и лживые доводы.
— Хватит! — резко прервал он разглагольствования Альбины о том, как прекрасно они заживут втроем. — Ты сама понимаешь, что несешь бред! Если бы ты действительно хотела подружиться с Маргаритой, то сделала бы это восемь лет назад! И вообще, хочу тебе заметить, что с детьми надо не дружить, а воспитывать их! И потом, ты что, сама веришь в то, что Маргарита пойдет к тебе? Ты отлично знаешь, что этого не будет! И это правильно!
— Но она моя дочь! — продолжала твердить Альбина, как заклинание.
Конышеву оставалось лишь сокрушенно вздохнуть. Он даже достал из ящика стола пачку сигарет и закурил, хотя обычно делал это только в ситуации сильного стресса и то не в помещении. Сделав несколько длинных затяжек, Виктор Станиславович почувствовал, что понемногу успокаивается. Ему хотелось поскорее прекратить этот бесполезный и неприятный разговор.
— Достаточно! — произнес он, стряхивая пепел в коробку из-под нового wi-fi-роутера. — Говорить не о чем. Я все тебе изложил еще несколько лет назад, и изложил внятно. Я вообще мог тебе ничего не платить все эти годы! И делал это лишь для того, чтобы ты не трепала нервы ни мне, ни Маргарите!
— Витя! — Альбина тоже поднялась со стула и сложила руки на груди. Тон ее голоса стал мягким и просительным. — Ну давай поговорим как близкие люди. У меня действительно сейчас трудный период. Я нуждаюсь в поддержке, в том числе и твоей. Я знаю, как ты любишь Маргариту, и не хочу лишать тебя общения с ней. Давай сделаем так: продлим наш контракт еще немного. Ну… года на два… на три…
— Ни на час! — резко оборвал ее Конышев. — Это уже похоже на шантаж! Тебе все равно не удастся лишить меня дочери — теперь уже нет! Она взрослый человек, так что не пытайся меня запугивать тем, что убедишь ее уйти от меня. Она хоть и бывает порой опрометчива, все-таки любит меня и понимает, сколько я для нее сделал. И сделаю впредь!
— Но я…
— Молчи! — перебил попытавшуюся что-то возразить Альбину Конышев. — Я и так знаю все, что ты скажешь. Мне неинтересны твои бредни. И не трать время — ты меня не уговоришь!
Он демонстративно отвернулся к окну, давая понять, что разговор закончен. Альбина некоторое время постояла в молчании, а потом вдруг медленно произнесла:
