— Знаем, Пелагея Федоровна, знаем, — вздохнул Углов, проходя в избу.
На выскобленном полу лежали грубые пёстрые дорожки. Давно не белённая печь с ржавыми затеками и плохо пригнанной вьюшкой выходила сразу в обе комнаты, разделённые дощатой перегородкой. На стене в большой, потрескавшейся раме с осколком стекла в углу рядами были засунуты фотографии. Разные люди, то группами, то в одиночку, смотрели оттуда. Многие из фотографий были старыми, пожелтевшими, с отломанными углами. Около окна стоял накрытый клеёнкой стол.
Проходя через большие полутёмные сени, Виталий заметил сваленные в углу удочки, старые верши, садки и прислонённые к стене весла. А в комнате у печи висел чёрный дождевик и стояли высокие рыбацкие сапоги.
На подоконнике была навалена всякая рыболовная снасть: различные крючки, грузила, перепутанные клубки лески, блесна.
Хозяйка обмахнула фартуком два стула возле стола и сказала:
— Сидайте, пожалуйста.
— Хозяин-то у вас рыбачит? — спросил Виталий.
— Когда трезвый, — хмуро ответила женщина. — Да больше Егорка этим занимается. Братан его.
— Один?
— Привозит с собой. Кого пить, кого рыбачить.
— Кого же рыбачить?
— Хороший человек приезжал. Видный такой. Уж Егорка вокруг него вьюном ходил. Начальник его, что ли. Не разобрала я. Ну да перестал чтой-то. Уже с месяц, как не был. Небось понял, что братцы — труха, а не люди, — и, вздохнув, добавила: — Егорка-то судимый у нас.
— А кто же приезжал, звать-то как? — осторожно спросил Виталий.
— Звать-то? Уже не помню.
— Вспомните, Пелагея Федоровна, — попросил Углов.
Женщина задумалась, перебирая складки фартука на коленях.
Виталий, охваченный непонятным беспокойством, встал, прошёлся по комнате, потом снова опустился на стул.
— Кажись, Евгений Иванович звали, или Евгений Петрович… — неуверенно произнесла, наконец, хозяйка, не отрывая глаз от своего фартука.
Виталий бросил тревожный взгляд на Углова.
— Та-ак, — чуть хрипло протянул он и откашлялся, — Евгений Петрович. Значит… рыбачить, говорите, приезжал?..
— Рыбачить, — не поднимая головы, кивнула женщина и, подумав, добавила: — Молчаливый такой был, усталый, все хмурился…
Виталий, не выдержав, снова стал расхаживать по комнате, стиснув зубами пустую трубку.
— Ну, а пить кто с ним приезжал? — спросил Углов, беспокойно следя за Виталием.
— Пить-то? — переспросила женщина и тяжело вздохнула. — Да Васька его, кто же ещё, — и, заметив, что Виталий остановился перед рамой с фотографиями, кивнула на неё. — Вон они с Егоркой рожи-то свои выставили.
— Где? — обернулся к ней Виталий.
Женщина тяжело поднялась со стула. Подойдя к фотографиям, она вытащила одну из них и протянула Виталию.
— Вот они. А назаду Егорка потом уже пьяный приписал.
И потому ли, что она протянула её Виталию перевёрнутой, или он, беря, сам её перевернул, но прежде всего ему бросилась в глаза корявая надпись на обороте: «Два друга — метель и вьюга».
А с фотографии на него глянули два лица. Одно незнакомое, худое, с тонкими, сжатыми губами, нос с горбинкой, тёмная чёлка падает на глаза, и те смотрят дерзко, с прищуром. А другое лицо странно-знакомое, мясистое и угрюмое.
В это время Углов спросил:
— А что, Пелагея Федоровна, в прошлую среду, ночью, не забредал к вам никто чужой?
— В среду-то? — женщина беспокойно повела плечами. — Не-ет. Чужих у нас не было в среду.
— А может, вы спали, да не слышали? Антон впустил.
— Это он сроду не услышит. Завсегда пьяный спит. И Егорка такой же. А я… господи! Забыла уж, когда и спала спокойно.
Пока они говорили, Виталий неотрывно смотрел на фотографию. Потом спросил:
— А как этого Васьки фамилия, не знаете?
— Васьки-то? — женщина повернулась в его сторону. — Как не знать. Носов его фамилия.
— Носов?! — ошеломлённо повторил Виталий и снова перевёл взгляд на фотографию.
«Два друга — метель и вьюга»…
Все оборачивалось непонятно и странно.
ГЛАВА VII
ЧАША ВИНЫ И ЧАША БЕДЫ
Вечером в номер ввалился Виталий, запылённый, усталый, в чужой рубашке.
При виде его Игорь, скрывая радость, иронически воскликнул:
— Кого я вижу! Это тот самый московский пижон Лосев?
— Остри дальше, — ответил Виталий, плотоядно глядя на бутылки с молоком, колбасу и прочую снедь на столе. — Остри, пока я не наемся. А то на двоих тут не хватит.
— Ну, я все понимаю. Но с кого ты снял рубашку? И что это такое — кража или грабёж?..
Впрочем, Игорь, обеспокоенный чудовищным аппетитом друга, вовремя спохватился и кинулся спасать то, что ещё можно было спасти. Он и сам весь день ничего не ел и только что пришёл, расставшись с Небоговым.
Когда первый приступ голода был утолён, Игорь спросил:
— Ну, кто первый будет докладывать? Я полагаю, начинать надо с младших. Докладывайте, товарищ Лосев.
— Ты хоть в двух словах скажи, что узнал? — взмолился Виталий. — Я пока в себя приду.
— В двух словах? Ну, ладно. А ты давай умойся, И, ради бога, сними чужую рубашку.
— Слушаюсь!
Пока Виталий плескался под умывальником, Игорь, развалившись рядом на стуле и сбросив ботинки — он тоже изрядно устал за этот день, — рассказал о беседе с Черкасовым, о встречах с Олешковичем, Симаковым и Небоговым.
— Этот Славка отличный парень. А его сестра…
— Ага, есть, значит, и сестра, — насмешливо вставил Виталий, как уж извиваясь под рукомойником.
— Да. Очень строгая учительница. Хотя и рыжая. Брата во как держит. — Игорь потряс в воздухе кулаком.
— Но тебя это все, конечно, не испугало?
— Есть некоторый опыт. Так вот. Проводив Славку, я отправился к ней. Да! Самое главное! Их соседом оказался Носов! Представляешь?
— М-м-м… — изумлённо промычал Виталий, продолжая с ожесточением намыливать лицо и шею и потому будучи не в силах произнести что-либо более членораздельное.
— Так вот, — продолжал Игорь. — Оказалось, что Носов брал у неё одолженную им Черкасовым машинку. Причём брал с разрешения самого Черкасова. Понимаешь?
Виталий на секунду замер с зажмуренными глазами, потом стал торопливо смывать с лица мыло.
— Выходит, Носов напечатал те анонимки? — спросил он, уже вытираясь. — А Черкасов…
— Вот именно. Хотя мне тут далеко не все ясно, — задумчиво покачал головой Игорь. — У меня будут к ним кое-какие вопросы. И вот ещё что. Один человек бывал у Носова особенно часто. К сожалению, Леля не знает, как его зовут, — и торопливо объяснил: — Леля — это сестра Небогова.
— Я понимаю, — скромно отозвался Виталий. — Просто Леля. Без всяких там официальностей.
— А, брось ты! — Игорь нетерпеливо махнул рукой. — Так вот. Человек этот — молодой, худощавый, узкое лицо, нос с горбинкой, чёлка падает на глаза…
— Анашин!.. Егор Анашин, — сказал Виталий, усмехнувшись. — Близкий друг. «Два друга — метель и вьюга».
— Это ещё что такое? — удивился Игорь.
— А то, что мы с тобой с двух концов подошли к одной точке. Вот это работа! Я тебе потом все расскажу.
— В общем, надо браться за этого Носова вплотную.
— Знаешь, — мечтательно произнёс Виталий. — Мне все это напоминает известную детскую игру. Сначала было холодно, потом теплее, ещё теплее… Сейчас становится уже горячо. Но где спрятана вещь — я пока понять не могу. Хоть убей. Вот слушай теперь, какие у меня достижения.
Виталий принялся рассказывать.
— …Из этих двух братцев опаснее кажется Егор. Пелагея Федоровна сказала так: «Мой-то дурак, а вот Егорка у нас судимый».
— Мужья всегда кажутся глупее других, — философски заметил Игорь. — Так что это не аргумент.
— Тебе, конечно, виднее, — согласился Виталий, пряча усмешку. — Дальше. К ним приезжал Лучинин. Два раза. Рыбачить. Понимаешь? В последний раз незадолго до смерти.
— Один? Без приятелей? Что же это за рыбалка?
— Это, брат, была, видно, очень грустная рыбалка. По-моему, Женька просто искал уединения. Ведь на него уже все свалилось в то время. И грозил суд.
— Понятно. Но все-таки, куда же девался Булавкин? — медленно произнёс Игорь. — И кто там, в машине, был с ним? Ведь кто-то из них пришёл в деравню, раз собака привела.
— В том-то и дело! Но чужой в деревню не приходил… Чужой… А? — Виталий вопросительно посмотрел на Игоря. — Это мысль.
— Да. Надо проверить.
В это время кто-то торопливо постучал в дверь их номера.
Игорь быстро поднялся. Виталий устремился было за ним, но, опомнившись, стал поспешно натягивать рубашку.
Игорь щёлкнул замком.
На пороге стояла худенькая женщина-администратор в синем халате.
— К телефону вас!.. — запыхавшись, сообщила она. — Москва!
Игорь бросился по тёмному коридору к лестнице. «Алла, — мелькнуло у него в голове. — Неужели с Димкой что-нибудь? И я ни разу не позвонил, не написал».
