Когда окончательно выбились из сил и вернулись в административный барак, участковый ненадолго куда-то исчез и вернулся с бутылью самогона.
— Давайте, мужики, согреемся.
Кравцов глянул косо.
— Ты что? Ты же с этим бороться должен! Демократия демократией, а борьбу с самогоноварением никто не отменял.
— Да бросьте вы! Тут в каждом доме гонят. Всех не оштрафуешь. Это вам не город, снабжение хреновое, леспромхоз развалился, зарплату не платят, так что не на что и негде «пшеничную» покупать. А больше здесь чем заняться?
С утра взялись за зятя Даниловны. Тридцатилетний безработный, не проспавшийся со вчерашнего перепоя мужик, сперва хорохорился, но когда его прижали опытные в этом деле опера, быстро запутался в своих объяснениях. Да, ходил вчера к теще, хотел занять рублей двадцать, потому что денег на хлеб нету, а она матом…
— На хлеб нету, а на пойло есть? — осведомился Кравцов. — И как это ты вчера мог туда ходить, если она с позавчерашнего вечера исчезла?
— Ну, позавчера, я не помню!..
Через пару часов Кравцов, брезгливо глядя на размазывающего слезы подозреваемого, скомандовал водителю:
— Сажай его в «кондейку» и вези в город. Там ему досконально разъяснят! — А когда под окнами затих звук мотора, вздохнул. — Разъяснят-то, разъяснят, но, чувствую я, что не убивал он свою тещу.
— Чувства — дело интимное, — отозвался Доценко, — к розыску отношения не имеют. У него же в показаниях сплошные противоречия.
— Это же обычный забулдыга, а не киллер какой-нибудь. Я на мокрушников насмотрелся. Будь за ним грех, не так бы он себя вел.
Беседа с дочерью Даниловны не добавила ничего нового. Крепко пьющая тетка, в свои сорок пять сама похожая на старуху, хмельно рыдала по «бедной мамочке» и несла всякую чушь, то, проклиная «убивца» — благоверного, то напрочь отрицая его причастность к преступлению.
Кравцов предложил произвести подворный обход. Если бабку убили и куда-то увезли, не может быть, чтобы в поселке никто ничего не видел и не слышал. Участковый досадливо почесал затылок, но возражать не стал.
Подворный обход забуксовал с первых шагов. Создавалось впечатление, что жители поселка справляют какой-то бесконечный угарный праздник. Большинство сидели по домам, так как ходить на работу давно стало некуда, в комнатах застоялась вонь спиртного перегара, а их обитатели пребывали либо в состоянии глубокого похмелья, либо только что опохмелившись. И в том, и в другом случае толку от бесед было мало. Стала также понятна досада участкового. Милиционеры почти повсеместно обнаруживали молочные фляги с брагой, самогонные аппараты и банки с готовым зельем. Приходилось с боем все это изымать, уничтожать, составлять протоколы, так что ни о каких «разведопросах» речи быть не могло.
Проканителившись весь день, группа обессилела. И тут случилось неожиданное. Подвыпивший мужик вдруг брякнул:
— Да чего вы Даниловну раньше времени в покойницы записали? Я ее вчера затемно живехонькой видел.
— Где? — вскинулись опера.
— Да возле клуба. Я еще с ней поздоровался, и побрела она себе куда-то…
Улицу, где располагался клуб, прочесали дом за домом. На самогон махнули рукой, доискиваясь лишь, не видел ли кто еще накануне Даниловну живой? И выяснилось, что видели. Пожилой мужчина наблюдал ее в сумерки у околицы, а его сосед — у магазина.
На следующий день через продавщицу установили тех, кто в упомянутое время посещал магазин. Среди них тоже нашлись такие, что встречали пропавшую старуху. А поздно вечером в кабинет участкового, где базировались сыщики, позвонил еще один житель и сообщил, что в разговоре с соседом узнал, что тот только что столкнулся с бабкой на перекрестке.
— Что за чепуха?! — развел руками Доценко. — Ладно бы молодая девка, запала с хахалем и все дела. Но ведь устарела бабуся для утех. И, говорят, непьющая. Где же ее черти носят?
— Надо всех ее знакомых перетрясти, — предложил Кравцов. — Может, есть какие-то обстоятельства, которых мы пока не установили? Хотя, что-то не очень верю я в эти встречи.
— Так если б кто-то один! А то ведь, сколько уже свидетелей!
«Перетрясывание» бабкиных знакомых в течение нескольких следующих дней дополнительной ясности не внесло, но умножило число очевидцев, наблюдавших Даниловну с наступлением темноты на улицах поселка. А вечером к сыщикам ввалился хмурый глава администрации.
— Слушайте, ребята, ерунда какая-то получается. Поселок гудит, что Даниловна-то наша того… ходит!
— В каком смысле? — осведомился Кравцов.
— А в таком… Есть тут у нас специалисты. Разъобъяснили народу, что ее злодейски убили и не похоронили по-христиански, а потому нет ей покоя. Она и ходит.
— В белом саване и жутко стеная?
— Вам шуточки! Народ детей на улицу не выпускает, с сумерек запирается в домах, никуда не выходит и огня не зажигает. Натурально — боятся!
Ночью Кравцова разбудил странный звук — какие-то негромкие, мерные дребезжащие удары. Проснулся и Доценко. — Это что еще такое?
— Я откуда знаю!
Дребезжащий звук повторился, и тогда стало ясно, что кто-то стучит в окно. Но не так, как обычно, быстро и дробно. Чья-то рука мерно, с долгими интервалами, ударяла в стекло, будто стучавший пребывал в полусне или состоянии транса. Кравцов почувствовал, как неприятные мурашки побежали по затылку, и вскочил с составленных стульев, служивших ему постелью. Снегопад прекратился накануне. За окном ярко светила луна, разливая серебро по свежим сугробам. Вглядевшись, Кравцов стал натягивать полушубок.
— Пойдем-ка, глянем.
Они с Доценко выбежали на улицу. Но от окон барака до утоптанной дорожки на протяжении нескольких метров снег оставался нетронут, на нем отсутствовали любые следы.
С утра разнесся слух, что ночью мертвая Даниловна стучала в окна еще нескольких домов. Следов на снегу она не оставляла, но кое-кто успел заметить ее черную, сгорбленную фигуру, будто плывущую над снежным покровом. Чуть не плача, молодая женщина утверждала, что Даниловна, заглянув к ней в окно, простонала страшно:
— Похороните!..
В поселок неожиданно вернулся зять пропавшей. Кравцов позвонил в район и узнал, что подозреваемого отпустили, так как виновность его в убийстве ничем не подтверждается.
Народ на улицах перестал здороваться с оперативниками и избегал всяческих разговоров с ними. Глава администрации объяснил, что жители винят милиционеров в плохой работе, дескать, если б нашли тело, можно было бы его предать земле, чтобы покойная угомонилась. Днем опера в самом центре поселка столкнулись с группой подвыпивших парней, которые дерзко, по какому-то пустяку затеяли с милиционерами ссору, быстро перешедшую в рукопашную. Только предупредительный выстрел в воздух разогнал забияк.
На исходе дня стало известно, что кое-кто собирается ехать в район — звать в село батюшку, чтоб отслужил молебен и покропил святой водой. Глава администрации посоветовал сыщикам:
— Ехали бы вы тоже, ребята. Толку не добьетесь, а народу виноватые нужны. Неровен час, заваруха какая выйдет!
Доценко принялся молча собираться. Кравцов понимал, что глава прав — люди могут излить свой страх в агрессию.
— Значит так, — сказал он напарнику. — Зять бабку не убивал — это факт. Других подозреваемых нет. Подеваться ей некуда. Давай еще раз обыщем подворье.
— Да что толку?!
…Труп Даниловны обнаружила охотничья собака, которую привел на подмогу внештатник участкового. Лайка, скуля, вдруг принялась рыть лапами уже не раз переворошенный снег под самой проволочной изгородью, разделяющей огороды. Кравцов сунулся ей помогать…
Несчастная полуслепая Даниловна в тот роковой вечер вышла из дома, скорее всего, в туалет. Метель замела все дорожки, старуха на первых же метрах сбилась с пути и забрела в ту часть огорода, где под проволочной изгородью, на меже, имелось углубление. Потеряв ориентацию и обессилев, Даниловна упала и скатилась в яму, где ее занесло снегом… Изгородь-то и помешала во время предыдущих поисков обнаружить снежную могилу старухи. Судебно-медицинский эксперт, не обнаруживший признаков насилия, констатировал смерть от переохлаждения и указал ее время — тот самый вечер, когда Даниловна исчезла.
Недалеко от административного барака участковый нашел в снегу длинный, тонкий шест. Поразмыслив, он к вечеру «вычислил» троих подростков, которые, как выяснилось, развлекались тем, что по ночам, не сходя с утоптанной тропы, стучали палкой в окна, пугая жителей, а заодно и милиционеров.
После похорон Даниловны жизнь в поселке вошла в обычную колею.
В этой истории мне не дают покоя два вопроса: откуда взялись первые свидетели, утверждавшие, что встречали потерпевшую, когда она давно была мертва, и отчего в наши дни нелепые россказни о призраке с такой легкостью посеяли страх и ненависть среди людей? Ответы на них представляются следующими.
