Когда дочке исполнился годик, от веселой, живой девушки, в которую он влюбился, уже почти ничего не осталось, и их супружеская жизнь понемногу стала серой и будничной.
Мартин Бек сидел на диванчике из зеленой кожи, которой обтянуты сиденья в поездах стокгольмского метро, и смотрел в залитое дождем окно, тупо и неприязненно размышлял о своей супружеской жизни, но когда понял, что начинает себя жалеть, тут же вытащил из кармана газету и попытался сосредоточиться на передовице.
Он выглядел уставшим, серый утренний свет отбрасывал на его загорелое лицо мертвенную тень. У него было худое лицо, высокий лоб и могучий подбородок. Губы под коротким прямым носом длинные и узкие, от их уголков тянулись две глубокие морщины, а при улыбке были видны белые здоровые зубы. Темные прямые волосы зачесаны гладко назад, они еще не начали седеть. Голубые глаза смотрели открыто и спокойно. Он был худощав, не очень высок и слегка сутулился. Некоторым женщинам он очень нравился, но большинству его внешность казалась самой рядовой. Одевался он не броско, а скорее даже чересчур скромно.
Воздух в вагоне был неподвижный и затхлый; Беку казалось, что его желудок как бы плавает в воде, — в метро это случалось с ним достаточно часто. Когда поезд подъехал к станции, откуда надо было подниматься на Главный вокзал, Бек уже стоял в дверях с чемоданом в руке. Он не любил ездить в метро, но к автомобилям чувствовал еще большее отвращение и, когда у него была хорошая тихая комната в центре города, ему совсем не нужно было пользоваться этим видом транспорта.
Скорый поезд в Гётеборг отъезжал с Главного вокзала в половине восьмого. Мартин Бек специально пролистал всю газету, но об убийстве не нашел ни слова. Он вернулся к рубрике «Культура» и начал читать статью об антропософе Рудольфе Штейнере[1], но еще в городе уснул над ней. Проснулся он вовремя и успел пересесть в Халльсберге. Свинцовый привкус во рту появился снова, Бек выпил три стакана воды, но избавиться от него так и не смог.
В Муталу он приехал в половине одиннадцатого, дождь уже прекратился. Бек был здесь впервые; в вокзальном киоске он купил пачку сигарет «Флорида», местную газету и поинтересовался, как пройти к городской гостинице.
Гостиница находилась на главной городской площади, в нескольких кварталах от вокзала. Короткая прогулка немного взбодрила Бека. В гостинице он вымыл руки и выпил бутылку минеральной воды, которую купил у швейцара. Несколько минут стоял у окна и разглядывал площадь со статуей, изображающей, как ему казалось, очевидно, Балтазара фон Платена.[2] Потом он направился в полицейский участок. Плащ надевать не стал, потому что участок находился на противоположной стороне улицы.
У входа он назвал свое имя дежурному, и тот направил его в кабинет на первом этаже. На двери висела табличка с надписью «Ольберг».
Мужчина, сидящий за письменным столом, был широкоплечий, коренастый, уже начавший лысеть. Синий пиджак он повесил на спинку стула и пил кофе из бумажного стаканчика. На краю полной окурков пепельницы медленно догорала сигарета.
У Мартина Бека была привычка проскальзывать в дверь незаметно, что многим действовало на нервы. Некоторые коллеги утверждали, что он обладает умением оказываться в комнате одновременно со стуком снаружи в закрытую дверь.
Мужчина за письменным столом тоже казался несколько ошеломленным, он поставил бумажный стаканчик на стол и поднялся.
— Меня зовут Ольберг.
Он вел себя выжидательно. Мартин Бек видел это и знал, почему он так поступает. Бек — специалист из Стокгольма, а мужчина за столом провинциальный полицейский, который не знает, как себя дальше вести. Последующие две минуты могут оказаться решающими для их дальнейшего сотрудничества.
— Не возражаешь, если мы будем на ты? Как тебя зовут по имени? — спросил Мартин Бек.
— Гуннар.
— Чем занимаются Колльберг и Меландер?
— Не имею понятия. Вернее, не помню.
— Они, наверное, выглядели так, словно собирались разделаться с этим делом в два счета?
Ольберг пригладил редеющие волосы, потом криво ухмыльнулся и сел во вращающееся кресло.
— Примерно так, — кивнул он. Мартин Бек уселся напротив, вынул сигареты и положил их перед собой на стол.
— Ты выглядишь уставшим, — сказал он.
— У меня накрывается отпуск.
Ольберг опорожнил бумажный стаканчик, смял его и бросил под стол, ухитрившись при этом попасть в корзину.
На письменном столе был ужасный беспорядок. Mаpтин Бек вспомнил свой собственный стол в полицейском участке округа Кристинеберг. Тот выглядел совершенно по-другому.
— Ну, — сказал Бек, — есть какие-нибудь новости?
— Абсолютно никаких, — ответил Ольберг. — Прошла уже неделя, а нам по-прежнему не известно ничего, кроме того, что сказали врачи.
По старой привычке он перешел на официальный тон.
— Смерть наступила в результате удушения. Имеются признаки грубого изнасилования. Преступник очень жестокий. Возможно, сексуальный маньяк.
Мартин Бек рассмеялся и встретил недоумевающий взгляд Ольберга.
— Ты сказал: «Смерть наступила…» Я тоже иногда так выражаюсь. Что ни говори, а нам все-таки приходится писать слишком много официальных служебных документов.
— Это плохо. — Ольберг вздохнул и почесал голову. — Мы выловили ее восемь дней назад, — сказал он, уставившись в стол, — и до сих пор не продвинулись ни на сантиметр. Не знаем, кто она такая, у нас нет ни одного подозреваемого и нам не известно, где это произошло. Мы не нашли ничего, что бы имело к ней хотя бы какое-нибудь отношение, абсолютно ничего.
— Смерть наступила в результате удушения, — повторил Мартин Бек.
Он сидел за столом и рассматривал фотографии, которые Ольберг выгреб из кучи бумаг. На фотографиях были изображены шлюз, труп на клеенке и на столе в морге.
Мартин Бек положил фотографию, которую держал и руке, перед Ольбергом и сказал:
— Нужно обрезать и немного подретушировать это фото, здесь она выглядит получше. Потом придется обойти один дом за другим. Если она местная, должен же кто-нибудь ее узнать. Сколько человек ты можешь для этого выделить?
— Максимум троих, — сказал Ольберг. — Нас тут слишком мало. Трое в отпуске, а один в больнице со сломанной ногой. Кроме советника полиции, Ларссона и меня, в полицейском участке восемь человек.
Он посчитал на пальцах.
— Да, в том числе одна женщина. К тому же кто-то должен заниматься и текущими делами.
— В худшем случае нам придется тоже подключиться. Это займет кучу времени. Кстати, а как тут у вас обстоят дела с разными извращенцами, маньяками?
Ольберг задумчиво постукивал по зубам карандашом. Потом он выдвинул ящик письменного стола и достал оттуда лист бумаги.
— Одного мы допросили. Его задержали позавчера в Линчёпинге, но у него есть алиби на всю неделю. Это донесение от Блумгрена, он занимался всеми лечебницами.
Бумагу Ольберг положил в зеленую папку.
Минуту они сидели молча. У Мартина Бека начал побаливать желудок, он вспомнил вечные разговоры жены о регулярном питании. Вот уже почти двадцать четыре часа, как он ничего не ел.
Воздух в кабинете был тяжелым, почти осязаемым. Ольберг встал и открыл окно. Где-то рядом работало радио, и они услышали сигналы точного времени.
— Час дня, — сказал Ольберг. — Если хочешь есть, я могу попросить, чтобы нам что-нибудь принесли. Лично я голоден, как волк.
Мартин Бек кивнул, и Ольберг поднял трубку. Через минуту раздался стук в дверь, вошла девушка в синем халатике и красном фартуке и принесла поднос с едой.
Мартин Бек съел бутерброд с ветчиной и выпил несколько чашек кофе.
— Как, по твоему мнению, она туда попала? — спросил он.
— Не знаю. Днем у шлюзов всегда много народу, вряд ли это могло произойти средь бела дня. Возможно, ее бросили в воду с берега или волнолома, а завихрения от пароходных винтов утащили ее дальше от берега. Ее могли сбросить в воду и с судна.
— Какие суда проплывают через эти шлюзы? Небольшие грузовые суда и частные яхты?
— Яхты тоже, но их немного. В основном грузовые. Пароходы. Ну и, естественно, экскурсионные пароходики «Диана», «Юнона» и «Вильгельм Там».[3]
— Может, поедем к шлюзам? — предложил Мартин Бек.
Ольберг встал, взял отобранную Беком фотографию и сказал:
— Поедем. По дороге я отдам это фото в лабораторию.
Было уже почти три часа, когда они вернулись из Буренсхульта. В шлюзах было оживленное движение, и Мартин Бек предпочел остаться на берегу, чтобы, среди отдыхающих и рыбаков, наблюдать за судами.
Он поговорил с экипажем землечерпалки, побывал на самом конце волнолома и долго разглядывал шлюз. По озеру Бурен шла галсами яхта с маленьким парусом, и Бек сразу с тоской вспомнил свою байдарку, которую продал несколько лет назад. На обратном пути в город он молча сидел в автомобиле и вспоминал, как в доброе старое время летом уезжал из Стокгольма в морской залив и плавал между островами.
