– Декорации делал и Пикассо, – заметила Мирна.
– Но для «Русского балета Дягилева», – возразила Рейн-Мари.
– Живи он здесь, он бы наверняка нарисовал для нас декорации, – сказал Габри. – Если кто и смог бы убедить его, то это она.
Он махнул рукой в сторону Антуанетты и Брайана, которые как раз подходили к их столику.
– Как прошла репетиция? – спросила Рейн-Мари, представив их Изабель Лакост.
– Она прошла бы лучше, если бы он… – Антуанетта мотнула головой в сторону Габри, – слушался моих указаний.
– Я должен чувствовать себя свободным, чтобы принимать собственные творческие решения.
– Вы изображаете его как гея, – сказала Антуанетта.
– Я и есть гей, – кивнул Габри.
– Но ваш персонаж не гей. У него только что развалилась семья, и он пытается прийти в себя.
– Oui[5]. А почему у него развалилась семья? Потому что он… – произнес Габри, наклоняясь к Антуанетте.
– Гей? – спросил Брайан.
Антуанетта рассмеялась. Смех у нее был искренний, от души, безудержный, и она понравилась Изабель.
– Хорошо, играйте его как хотите, – сказала Антуанетта. – На самом деле это не имеет значения. Постановка станет настоящим хитом. Даже вам ее не испортить.
– Так и напишем на афише, – подхватил Брайан. – «Даже Габри не испортит».
Он развел руки в стороны, обозначая громадную афишу.
Рейн-Мари рассмеялась и подумала, что так оно, возможно, и будет – хороший маркетинговый ход.
– А у вас какая роль? – спросила Изабель у Мирны.
– Владелица пансиона. Я хотела играть ее как мужчину-гея, но поскольку Габри застолбил эту территорию, то я решила пойти другим путем.
– Она играет владелицу пансиона – крупную чернокожую женщину, – сказал Габри. – Гениально.
– Спасибо, дорогой, – откликнулась Мирна, и они обменялись воздушными поцелуями.
– Видела бы ты их постановку «Стеклянного зверинца»![6] – сказал Арман и округлил глаза, словно намекая, что Изабель увидела бы именно то, что она и предполагает.
– Кстати, вы говорили с Кларой? – спросила Антуанетта у Мирны. – Она согласится?
– Нет, не думаю, – ответила Мирна. – Она еще не пришла в себя.
– Ей нужно отвлечься, – заметил Габри.
Изабель посмотрела на сценарий в руках Антуанетты.
– «Она сидела и плакала», – прочитала она. – Комедия?
Антуанетта рассмеялась и протянула ей сценарий:
– Все не так мрачно, как может показаться.
– Напротив, все замечательно, – сказала Мирна. – И очень смешно.
– Ну, мне пора. – Изабель поднялась. – Я смотрю, футбольный матч закончился.
На деревенском лугу взрослые и дети прекратили играть и уставились на каменный мост через речушку Белла-Белла, по которому в сторону деревни с криком бежал парнишка.
– Господи! – застонал Габри, глядя в окно бистро. – Неужели опять?
Мальчишка остановился на краю луга и принялся бешено махать палкой. Поскольку никто не прореагировал, он стал озираться по сторонам, и его взгляд уперся в бистро.
– Прячься! – закричала Мирна. – Спасайся кто может!
– Только не говори мне, что Рут тоже идет, – испуганно сказал Габри.
Но было слишком поздно. Мальчишка вбежал в дверь и оглядел собравшихся. Наконец его блестящие глаза остановились на Гамаше.
– Вы здесь, patron, – выпалил мальчик, подбегая к нему. – Идемте со мной! Скорее!
Он схватил Гамаша за руку и попытался стащить этого крупного мужчину со стула.
– Погоди, – сказал Арман. – Успокойся. Объясни, что случилось.
Мальчишка был весь в грязи, словно его изрыгнул лес. В волосах мох, листья, веточки, одежда порвана, в расцарапанных грязных руках палка размером с трость.
– Вы не поверите, что я нашел в лесу. Идемте. Скорее!
– Что на сей раз? – спросил Габри. – Единорог? Космический корабль?
– Нет, – обиженно произнес мальчик. Он снова посмотрел на Гамаша. – Такая большая. Огроменная.
– Что именно? – спросил Гамаш.
– Не подначивайте его, Арман, – сказала Мирна.
– Пушка, – ответил мальчик и увидел искорку интереса в глазах Гамаша. – Здоровенная пушка, старший инспектор. Вот такая. – Он взмахнул руками, и палка ударилась о соседний столик, сбив на пол стаканы.
– Ну все, – сказал Габри, вставая. – Хватит. Дай-ка ее мне.
– Не отдам! – заявил мальчик, защищая палку.
– Либо ты мне ее отдашь, либо уйдешь отсюда. Извини, но здесь больше никого нет с древесными ветками.
– Это не ветка, – возразил мальчик. – Это ружье, которое может превращаться в меч.
Он принялся размахивать палкой, но тут к нему подошел Оливье и ухватил ее. В другой руке он держал швабру и совок.
– Убери-ка тут, – велел Оливье хоть и дружеским, но твердым голосом.
– Ладно. Держите. – Мальчик протянул палку Гамашу. – Если со мной случится что-то плохое, вы будете знать, что делать. – Он посмотрел на Гамаша с необычайной серьезностью. – Я вам доверяю.
– Понятно, – так же серьезно произнес Гамаш.
Мальчик начал подметать, а Арман прислонил палку к стулу, отметив, что на ней метки и зазубрины, а еще вырезано имя мальчика.
– Чего он хочет на сей раз? – спросил Жан Ги Бовуар. Вместе с Анни он вошел в бистро и тоже стал свидетелем неистового подметания пола. – Предупреждает о нашествии марсиан?
– Это случилось на прошлой неделе.
– Oui. Я забыл. Может, ирокезы вышли на тропу войны?
– С этим покончено, – сказал Арман. – Мир восстановлен. Мы вернули им землю.
Он посмотрел на мальчика, который перестал мести и оседлал метлу, словно жеребца, а совок использовал как щит.
– Милый парнишка, – заметила Анни.
– Милый? Это Годзилла милая. А он – чистый ужас, – сказал Оливье, ссаживая мальчика с «жеребца» и направляя его усилия на разбитые стаканы.
– Мы поначалу тоже считали, что он забавный. Настоящий маленький человек с характером. Но потом он прибежал сюда и начал рассказывать, что его дом горит, – сказал Габри.
– А дом не горел? – спросила Анни.
– А вы как думаете? – ответил ей вопросом Оливье. – Вся наша добровольная пожарная команда помчалась туда, и что они увидели? Что Ал и Иви преспокойно работают у себя в саду.
– Мы пытались поговорить с его родителями, – сказал Габри. – Но Ал только рассмеялся и сказал, что не сможет остановить Лорана, даже если бы захотел. Уж такая у него природа.
– Наверно, так оно и есть, – кивнула Мирна.
– Ну да, землетрясения и торнадо – тоже часть природы, – сказал Габри.
– Так вы правда считаете, что Клару не удастся убедить помочь нам с декорациями? – спросил Брайан. – До премьеры всего несколько недель, и помощь нам бы не помешала. Пьеса и в самом деле выдающаяся, хотя и неизвестно, кто ее написал.
– Что? – удивилась Изабель Лакост. Она взглянула на обложку сценария и только теперь обратила внимание, что имени автора нет. – Никто не знает? Даже вы?
– Ну, мы-то знаем, – ответила Антуанетта. – Просто не говорим.
– Поверьте мне, – сказал Габри, – мы спрашивали. Я думаю, ее написал Дэвид Бекхэм.
– Да ведь он… – начал Жан Ги, но Мирна перебила его:
– Не дергайтесь. На прошлой неделе он решил, что пьесу написал Марк Уолберг. Пусть себе фантазирует. И я пофантазирую. Дэвид Бекхэм, – проговорила она мечтательным голосом. – Он должен прийти на премьеру. Один. Они с Викторией разругались.
– Он остановится в нашей гостинице, – продолжил Габри. – От него будет пахнуть кожей и лосьоном «Олд спайс».
– Ему понадобится книга для чтения перед сном, – сказала Мирна. – И я принесу ему какую-нибудь…
– Ну все, хватит, – сказал Жан Ги.
– Я хочу послушать дальше, – заявила Рейн-Мари, и Арман с усмешкой посмотрел на нее.
– Вы никогда не догадаетесь, кто написал пьесу, – сказал Брайан. Он рассмеялся и ткнул пальцем в то место, где было вымарано имя. – Вы его не знаете. Это парень по имени Джон Флеминг.
– Брайан! – прикрикнула на него Антуанетта.
– Что?
– Мы же решили, что никому не будем говорить.
– Да про него никто даже не слышал, – сказал Брайан.
– Но в этом-то весь смысл, – проворчала Антуанетта. – Ты геодезист, что ты знаешь о маркетинге? Я хотела создать атмосферу тайны, подозрений. Чтобы люди думали, что пьесу написал Мишель Трамбле[7] или что это потерянное творение Теннесси Уильямса.
– Или Джорджа Клуни, – подхватил Габри.
– О-о-о, Джордж Клуни… – пропела Мирна, снова закатив глаза.
– Джон Флеминг? – переспросил Гамаш. – Вы не возражаете?
Он взял сценарий со стола и уставился на название. «Она сидела и плакала».
– Мы связались с людьми, которые занимаются авторскими правами, чтобы узнать, кому мы должны платить за разрешение, но у них такая пьеса ни под каким именем не числится, – сказал Брайан, словно оправдываясь перед полицейскими.
У сценария, который держал в руках Арман, были обтрепаны уголки, бумага покрыта кофейными пятнами, испещрена записями.
– Распечатка старая, – заметила Рейн-Мари.
