– Невозможно одновременно быть счастливым и приспособившимся, – возразила Рут, у которой одна только эта мысль вызвала смех.
– Вряд ли он хорошо приспособился, – сказала Антуанетта. – Слушайте, я совсем не против воображения. Театр живет за счет воображения. Зависит от него. Но я согласна с Габри. Здесь есть кое-что еще. Не пора ли ему вырасти? Как это называется, когда человек не понимает последствий своих поступков или не думает о них?
– Рут Зардо? – предположил Брайан.
Наступила неожиданная тишина, затем последовал взрыв смеха. Смеялись все, включая и Рут.
Брайан Фицпатрик был человеком неразговорчивым, но если открывал рот, то нередко попадал в самую точку.
– Не думаю, что Лоран психопат, если вы об этом спрашиваете, – сказала Мирна. – Не в большей степени, чем любой другой мальчишка. У некоторых воображение настолько сильно, что оно берет верх над реальностью. Но я уже сказала, что они вырастают из этого. – Она посмотрела на Рут, которая гладила свою утку и что-то ей напевала. – По крайней мере, большинство из них.
– Один раз он заявил, что его одноклассницу похитили, – сказал Брайан. – Вы помните?
– Правда? – спросил Арман.
– Да. Потребовалась целая минута, чтобы понять, что он врет. Но минута была долгая. Родители девочки находились в бистро, когда он прибежал со своей новостью. Сомневаюсь, что они когда-нибудь придут в себя после шока или смогут его простить. Он не самый популярный мальчишка в округе.
– Зачем он лжет? – спросила Рейн-Мари.
– Ваши дети тоже, наверное, приходили к вам с выдумками, – сказала Мирна.
– Да, случалось, но никогда ничего столь серьезного…
– И столь образного, – заметила Антуанетта. – Он умеет дорого продать свои выдумки.
– Может быть, он просто хочет привлечь к себе внимание, – сказала Мирна.
– О господи, разве ты не ненавидишь таких людей? – пробормотал Габри.
Он пристроил морковку себе на нос и пытался удержать ее там.
– Тут один тюлень напрашивается, чтобы его забили дубинкой, – сказала Мирна.
Рут прыснула со смеху, потом уставилась на Мирну:
– А ты разве не должна быть в кухне?
– А ты разве не должна вырезать дырки в простыне? – парировала Мирна.
– Слушай, мне нравится мальчишка, но давай смотреть правде в глаза, – сказала Рут. – Он был обречен с момента зачатия.
– Что вы имеете в виду? – спросила Рейн-Мари.
– Да ты посмотри на его родителей.
– На Ала и Ивлин? – уточнил Арман. – Мне они нравятся. Кстати, вспомнил. – Он пошел к дверям и поднял с пола полотняную хозяйственную сумку. – Это мне Ал дал.
– Боже мой, – сказала Антуанетта. – Только не говорите мне…
– Яблоки.
Арман взвесил сумку в руке и улыбнулся. Когда он завез Лорана, отец мальчика встретил его на веранде, где отбирал и сортировал свеклу для наборов органических продуктов.
Ала Лепажа было невозможно перепутать с кем-нибудь другим. Если бы гора ожила, она походила бы на отца Лорана. Мощный, с рублеными чертами лица, с длинными седыми волосами, завязанными в хвостик, который не распускался, наверное, с семидесятых.
Окладистая борода, тоже поседевшая, закрывала бóльшую часть его груди, так что клетчатую фланелевую рубашку было и не разглядеть. Иногда борода отпускалась на свободу, иногда заплеталась косичками, а иногда, как сегодня, когда Гамаш заехал к нему, была, как и волосы на голове, схвачена в хвостик, словно ее подготовили к узелковой окраске.
Рут однажды сказала про него, что он конь с двумя задницами.
– Привет, коп, – сказал Ал, когда Арман остановил машину и Лоран выпрыгнул из нее.
– Привет, хиппи, – ответил Арман, подходя к багажнику.
– Что он сегодня натворил, Арман? – спросил Ал, когда они вытаскивали из машины велосипед.
– Ничего. Только немного похулиганил в бистро.
– Что на этот раз? Зомби? Вампиры? Монстры? – спросил отец Лорана.
– Монстр, – ответил Лоран, закрывая заднюю дверь. – Всего один.
– Что-то ты стал мелочиться, – заметил Ал.
– Он был на громадной пушке, папа. Она больше дома.
– Иди-ка умойся к обеду. Грязный, как черт. И побыстрее, пока мать тебя не увидела.
– Слишком поздно, – раздался женский голос.
Арман повернулся и увидел Ивлин на веранде – она стояла, уперев руки в широкие бедра и покачивая головой. Ивлин была гораздо моложе Ала – лет на двадцать как минимум, а значит, ей было около сорока пяти. Она вышла на веранду в широкой юбке до щиколоток и такой же, как у мужа, клетчатой фланелевой рубахе. Волосы она тоже стягивала в хвостик, но несколько прядей выбились и ниспадали на ее грубоватое лицо.
– Что ты отмочил на сей раз? – спросила она Лорана со смесью иронии и долготерпения.
– Я нашел в лесу пушку.
– Да?
Ивлин явно встревожилась, и Гамаш в который уже раз удивился тому, что она продолжает верить сыну. То ли из любви, то ли и сама страдает той же манией, что и Лоран. Мощное сочетание безумия и способности выдавать желаемое за действительное.
– Она по ту сторону моста. В лесу.
Лоран показал направление палкой, чуть не задев Гамаша по лицу.
– И где она теперь? – спросила его мать. – Ал, может быть, сходим посмотрим?
– Не спеши, Иви, – ответил ей муж низким терпеливым голосом.
– Она огромная, мама. Больше дома. А на ней монстр. С крыльями.
– Ох-ох-ох, – сказала Ивлин. – Спасибо, что привезли его, Арман. Вы уверены, что не хотите взять его на время себе?
– Мама!
– Иди в дом и умойся. У нас на обед белка.
– Опять?
Гамаш улыбнулся. Он никогда не знал, всерьез они говорят о своих блюдах или нет. Вообще-то, он думал, что они – вегетарианцы. Он знал, что они стараются жить на самообеспечении и продают органические продукты в корзинках. Среди их клиентов были и Гамаши.
Зимой Лепажи сводили концы с концами, читая лекции о здоровом образе жизни. Гамашу казалось величайшим чудом, что эти двое нашли друг друга. Как Анри и Роза. И еще было чудом, что Ал и Иви произвели на свет ребенка, в их-то годы. Одно чудо породило другое. Дикое дитя.
– Почему ты всегда находишь оружие? – спросил Ал.
– Ведь ты сам подарил ему палку на день рождения, – напомнила Иви. – Теперь он только тем и занят, что стреляет по монстрам, которые прячутся за мебелью. Я вам даже сказать не могу, сколько раз меня скосили его пули, – доверительно сообщила она Арману.
– Подразумевалось, что это волшебная палочка, – сказал Ал. – В крайнем случае – меч. Но не ружье. Я бы никогда не подарил ему ружье. Я ненавижу ружья.
– Ты дал ему палку и воображение, – сказала Иви. – И что, по-твоему, девятилетний ребенок будет с этим делать?
– Я подарил ему волшебную палочку, – пожаловался Ал Гамашу.
Арман улыбнулся. Если бы он на девятилетие подарил своему сыну Даниелю палку, то и двадцать лет спустя тот лил бы слезы. Какой мальчишка не только примет палку в подарок, но и не будет благоговеть перед ней?
– Передайте привет Рейн-Мари, – сказала Иви. – Следующая корзинка почти готова, мы заканчиваем убирать урожай. А пока возьмите это.
Она протянула ему сумку с яблоками.
– Merci, – поблагодарил он, стараясь выразить голосом искренность и удивление.
Иви пошла в дом, и Ал последовал за ней, но у двери повернулся к Гамашу:
– Спасибо, что привезли его.
– Не за что. Он у вас замечательный.
– Он сумасшедший, но мы его любим. – Ал покачал головой. – Пушка.
«Монстр», – подумал Гамаш, садясь в машину и направляясь домой.
Но монстр, о котором он думал, был порожден не воображением Лорана. Монстр Гамаша принадлежал реальности. Имел имя и тело, но, как подозревал Гамаш, не сердце.
– Почему вы не любите родителей Лорана? – спросила Рейн-Мари у Рут, поставив на стол блюдо с тушеной курицей и пельменями с зеленью.
Они перешли в большую кухню и расселись за сосновым столом. Антуанетта нарезала хлеб, а Габри перемешивал салат.
– К ней у меня нет претензий, – ответила Рут, ставя стакан на стол и оглядывая всех. – Только к нему. Он трус.
– Ал Лепаж? – спросил Брайан. – Я слышал, что он уклонился от службы в армии, но ведь это еще не означает, что он трус, правда?
Рут и Роза смерили его гневным взглядом, но ничего не сказали.
– Они в то время сами были детьми, а их призывали на чужую для них войну, – сказал Арман. – Они бросили свои дома, семьи и друзей, приехали сюда. Не самый легкий выбор. Они отстаивали свою точку зрения. Думаю, они были далеко не трусы. Мне Ал нравится.
– Отстаивали точку зрения с помощью бегства? – сказала Рут. – Вместо него взяли кого-то другого. Ты считаешь, его это волнует?
– Всю эту деревню основали люди, бежавшие от войны, в которую они не верили, – возразила Мирна. – Три сосны – старый символ убежища.
– Скорее психиатрической лечебницы, – заметил Габри.
– Я знаю историю нашей деревни, – проворчала Рут.
– Давайте поменяем тему, – предложил Брайан. – Вы собираетесь присоединиться к Труппе Эстри?
