– Да, да, входите! – раздался глуховатый голос. Тут же дверь открылась, и перед Андреем предстал хозяин кабинета: невысокий, гладко выбритый и аккуратно подстриженный майор. Это был начальник колонии Фальковский. Он радушно принял московского гостя. Усадил, сделал чай, снял салфетку с тарелки – там лежали бутерброды с колбасой и с сыром.
После обычных в подобных случаях разговоров – как доехали да как в Москве погодка – Андрей рассказал, что именно его привело сюда. Назвал даты, когда в этой колонии находились Вершинин и Потоцкий.
– Я в то время служил в другом месте. У нас вообще, по-моему, нет таких, кто бы так давно здесь работал. Может, кто-то из вольнонаемных. Да и то сомнительно.
– Неужели нет никаких зацепок, с кем они тут могли столковаться? – упавшим голос спросил Корешков. – С кем-то, кто мог их к делу пристроить. Может, посмотреть в архиве?
– Не, архивы тут ни при чем. В таких случаях нужно потолковать с кем-то из ветеранов.
– Давайте потолкуем.
– Их не очень-то много. Я, например, знаю только одного. Живет в поселке. Конечно, он на пенсии. Но в охране он протрубил с чуть ли не шестидесятого года.
– Старенький?
– Да уж не молодой.
– В маразме?
– Чего нет, того нет, – горячо заговорил Фальковский. – Память у него отличная. Иногда такие подробности помнит, что просто диву даешься. Здоровьем тоже бог не обидел. Кочергу узлом завязать может. И развязать тоже.
– Так можно с ним поговорить? Вы представите меня ему?
– Будет сделано. У вас в пакете что? Шило?
– В смысле? – не понял Андрей.
– Ну, спирт, водка?
– А-а, да. Это я вам привез. Московский сувенир.
Он вручил пакет майору. Тот сразу посмотрел его содержимое – две бутылки хорошей водки.
– Сувенир что надо, – похвалил Фальковский и сказал: – Если это мне, то огромное спасибо. Но вот что я хочу сказать. Я до водки всеяден, мне любая нравится. А вот Дорожкин, к которому мы сейчас пойдем, хорошую водку ценит. Если вы ему такую бутылку проставите, а возможно, и вторая понадобится, то сможете направлять беседу в то русло, которое вам необходимо. В знак благодарности он тогда ответит на все вопросы. Даже, думаю, много спрашивать не придется. Все выложит, что знает.
«Беда будет, если он мало знает», – подумал Андрей, но вслух ничего не сказал.
– Значит, сделаем так, – сказал майор, вставая. – Гостиницы у нас в поселке нет. Кто приезжает навестить родственников, те живут в райцентре или останавливаются здесь у частников. Многие сдают комнаты. Вы остановитесь у меня. У нас места хватит, жена уже комнату подготовила.
– А когда же зайдем к Дорожкину?
– Сейчас и зайдем. Он недалеко от меня живет. Да тут все близко. В поселке живет около четырехсот человек, в основном бывшие заключенные и охранники. Административно он подчиняется не области, а Главному управлению исполнения наказаний Министерства юстиции. Поэтому у нас тут лучше, чем в других местах, – свет есть, при желании даже Интернетом можно пользоваться…
Они вышли с территории колонии. Возле КПП их поджидал тот самый «уазик», на котором Корешков приехал сюда из Перми. Буквально через пять минут машина остановилась возле бревенчатого домика, перед которым расположился маленький палисадник с кустами сирени. С левой стороны была сделана пристройка с высоким крыльцом.
– Вы подождите здесь, – сказал Фальковский. – Пойду предупрежу хозяина. Он ведь мужик с закидонами. Ты, Вислов, можешь ехать, – отпустил он водителя.
Начальник колонии скрылся, оставив открытой и калитку, и дверь, и вскоре появился на крыльце с высоким стариком. Тот был в растянутых тренировочных штанах и майке-безрукавке. Оба предмета туалета были неопределенного серо-зеленоватого цвета. На плечи старика наброшен камуфлированный бушлат, тоже видавший виды.
Сначала Фальковский представил хозяину Андрея. Сделал это весьма сдержанно. Потом вдруг просиял и со слащавым видом протянул:
– А это наш Трофим Тимофеевич Дорожкин – живая легенда. Все-то он знает, все-то он помнит. Ему бы только книги писать. Цены бы им не было.
Славословия начальника старик слушал с непроницаемым лицом, не пытаясь его остановить. Когда у того поток красноречия иссяк, Дорожкин коротко кивнул Андрею:
– Заходите.
– Когда освободитесь, милости прошу ко мне. Вон она, моя хибара – по диагонали. – Майор показал рукой на выглядывавший из-за голубого забора дом с шиферной крышей. – Тут не заблудитесь. У меня там собака, так вы нажмите звоночек, я открою.
Поблагодарив начальника колонии за помощь, Андрей вслед за хозяином прошел в дом. Они миновали освещенные тусклой лампочкой сени и очутились в скудно обставленной комнате: выкрашенный коричневой масляной краской платяной шкаф, допотопная кровать с никелированными шишечками, между окнами примостился стол, накрытый растрескавшейся клеенкой, пара табуреток. Возле печки стояла единственная новая здесь вещь – свежевыструганная лавка. На ней лежало импортное помповое ружье. Вещь дорогая и редко встречающаяся даже в более цивилизованных местах.
Когда Андрей выставил на стол бутылку «Столичной», взгляд хозяина заметно потеплел. Он достал хлеб, картошку в мундире, сказав: «Она еще теплая», очистил и нарезал крупными кусками селедку, вид которой вызвал у Корешкова сомнения насчет ее свежести. Поставленные стаканы явно не были стерильными. «Но чего только не сделаешь для пользы дела», – с грустью подумал Андрей, разливая в них водку.
После первого стакана Дорожкин сразу заметно подобрел, стал разговорчив, охотно отвечал на все вопросы.
– Потоцкий, говоришь? Как же, помню такого. Чмороватый он был, все в шестерках бегал… Вершинин? Тот, надобно сказать, был покруче.
– Они же в разное время сидели.
– Ну и что с того?! В разное. Потоцкий раньше. А Вершинин сюда попал года через два, как тот освободился. Я их всех помню. Я, мил-человек, тридцать лет на зоне вертухаем отбарабанил. Между прочим, с риском для жизни. А что получил за это? Да ничего не получил. На мою пенсию даже кота не прокормишь. Такие вот дела наши грешные…
Они выпили еще по одной, и Андрей кивком показал на лежащее на лавке ружье:
– Мощный насос.
– Италия, – важно произнес Трофим Тимофеевич.
– Да, мне эта игрушка знакома. «Фабарм», двенадцатый калибр и подствольный магазин на шесть патронов. Правильно?
– Точно. Из такого мракобеса пару зарядов в упор – от человека останутся только уши. Ну, может, еще ботинки.
– Такая вещичка подороже кота стоит. Да еще попотеть нужно, пока найдешь, где купить.
– А сколько же такое стоит?
– Неужто не знаете? – удивился Корешков. – Тысяч тридцать пять – сорок.
– Неужто?! Вон оно как, – уважительно произнес Дорожкин. – Мне оно, грешным делом, задаром досталось. Хозяин подарил. Выходит, не пожалел денег, уважил старика. А то ведь в наших краях, знаешь, как порой бывает?… Шибко шалят.
Андрей даже не стал делать вид, что не знает, будто Хозяин – это прозвище. Старик уже захмелел и плохо себя контролировал. Наверняка завтра уже не будет помнить, что говорил сегодня. В другое время нужно было бы осторожно, чтобы не вызвать подозрений, выведать, кто такой Хозяин. Сейчас же можно идти напрямик.
Корешков разлил водку по стаканам. Трофим Тимофеевич опять маханул до дна, Андрей отхлебнул чуть-чуть. Ему нельзя захмелеть, иначе сам, чего доброго, забудет, что здесь услышит.
– Дед, а за что Хозяин тебе такие дорогие подарки делает?
– Да уж не за красивые глазки. Дело в том, что я ему подходящих людей рекомендую. После срока ребята откидываются, хотят начать новую жизнь. А все концы обрублены, куда сунутся? Я им тогда помогаю, рекомендую, значит, Хозяину. И все довольны. Мужики на свободе оказываются при деле, а ему проверенные люди с хорошими нервами нужны. В боях закаленные. Хозяин мне не только ружье – еще деньжат подбрасывает на табачок. Значит, выгоду от меня имеет.
– Какую он может иметь выгоду? – удивился Корешков. – У него что, фабрика какая-то или мастерская? Для чего ему люди понадобились?
– Спроси меня что полегче. Фабрика или мастерская – не знаю. Только люди – нужны. Вот и эти двое, про которых ты спрашивал: Вершинин и этот… как его…
– Потоцкий, – подсказал Андрей.
– Во-во, он самый. В общем, пацаны теперь при делах. Хозяин за них меня ружьем премировал. Плохо, что ли? – Он неожиданно заливисто рассмеялся, затем его смех незаметно перешел в надсадный кашель. Гость подождал, пока старик откашляется, вытрет краем майки слезящиеся глаза, после чего спросил:
– А сам-то Хозяин, вот что он за человек? Молодой, старый, брюнет, блондин, худой, толстый?
– Мне-то откуда знать, – ответил Дорожкин. – Я его отродясь не видал.
– То есть вы с ним лично не знакомы?
– Не, я его в глаза не видел. Только слышал о нем. Пришел от него человек, столковались. Потом и другие приходили. О чем-то просили, я, что мог, делал. А самого не видал.
– Ну хоть что-то вам о нем известно. Какие-то детали в разговорах проскальзывают.
