— Вячеслав, налей ей рюмку, иначе дело действительно кончится плохо. Дамочка, как я вижу, в ударе.
— А сам, — засмеялся Грязнов, поднимаясь и направляясь к своему сейфу, — не желаешь?
— Я думаю, что ты составишь прекрасную компанию, а в нашей ситуации хотя бы одна голова в настоящий момент должна оставаться абсолютно трезвой. Так пусть это будет моя голова.
Вячеслав налил две рюмки, дал даме шоколадную конфетку. Они чокнулись, причем Эмма как бы невзначай подалась к нему грудью, томно улыбнулась и, выпив, заметила:
— А неплохой коньячок у начальника МУРа. Я бы позже повторила.
— К вашим услугам, — заулыбался генерал. — Только почему вы решили, что я здесь начальник? Он сказал? — Слава кивнул на Турецкого, как на совершенно уже постороннего здесь человека. И тут же элегантно схлопотал по уху.
— Нет, ну что вы, Слава, я вывески на кабинетах не читаю. Просто вспомнила, что это именно вы оказали нам недавно некоторую дружескую помощь, когда Санечка очень торопился вернуться из командировки откуда-то там. Кажется, из Твери. Нет?
— Слушайте, а вы мне нравитесь! — искренне сказал Грязнов.
— Вы мне тоже, — кивнула Эмма. — Но вот его я почему-то люблю. Иногда. Когда вижу вот так, рядом. Вы не поверите, Слава, это просто какое-то наваждение. Но если вам действительно нравятся… э-э… — передразнила она Турецкого и высунула язык, — красивые женщины, я обещаю вас познакомить с моей лучшей подругой. Он, — она ткнула пальцем с длинным острым ногтем в Александра, — знает о ней. Чудо! Переводит с французского! Умница! А как готовит! Вы будете в восторге. Кстати, она тоже рыжая. И ведь вы же понимаете, что это значит? Через несколько дней она вернется из Парижа, вся такая французская… а?
— Все, Грязнов! — уже в открытую хохотал Турецкий, вспоминая кривые ухмылки классиков на стенах одной квартиры на Фестивальной улице. — Ладно, ребятки, давайте эту горячую проблему обсудим чуть позже. А сейчас я предлагаю все-таки покончить с нашим делом. Итак, прошу присутствующих занять свои места. А ты, Эмма, перестань сбивать нас с мыслей своими выходками. Вот закончим, тогда…
— Что — тогда? — вмиг вскинулась она, словно оголодавшая волчица.
«Ну и сравнения у тебя, Александр Борисович, — укорил себя Турецкий. — Просто девушка наконец-то почувствовала себя в своей тарелке…»
— Закончим, можно будет и поговорить на интересующую тебя тему. Все! — строго сказал он, заметив ее непроизвольное движение навстречу. — Слава, дай те фотики, что я привез.
Он достал из конверта все давешние фотографии, добавил парочку из тех, что лежали в кармане, перетасовал их, словно колоду карт, и ловко, веером, выкинул на стол.
— Эмма, подойди ближе и посмотри, знаком ли тебе кто-нибудь из этих людей, изображенных на фотографиях. Если ты, конечно, запомнила тех милиционеров, которые разбирались с твоим дорожно-транспортным происшествием, после чего отдали твои документы бандитам?
Она смешно сморщила нос, почесала кончик мизинцем, словно раздумывая. Потом подошла и, поочередно придвигая к себе пальцем каждый снимок, пересмотрела их. Отрицательно покачала головой.
— Внимательно смотри, — отчего-то раздражаясь, сказал Турецкий. — Постарайся вспомнить. Это для всех нас очень важно!
Эмма еще раз проделала ту же операцию, потом двумя руками сгребла все фотографии в кучу и небрежно отпихнула от себя.
— Не знаю… Те были все-таки на людей похожи, а тут какие-то сплошные уроды… Брр! Ну все?
Турецкий с Грязновым переглянулись. Вячеслав вдруг как бы увидел лица, собранные для опознания, ее глазами. И сам тоже удивился.
— Не, Саня, ты посмотри, а ведь она права! Ну, блин… Читал, помню, когда-то… Он говорит: ему можно доверять, только пока держишь его на мушке.
— Неплохо… Ну что ж, — вздохнул Александр, — отрицательный результат — тоже результат.
А Вячеслав развел руками:
— Ты слишком много хочешь, Саня. Это ж тебе не рыбалка, где если уж клев начался, так… сам понимаешь…
Доступно объяснил. И образно. Потом тронул Александра за локоть и отвел к окну.
— У тебя как, старик, с головой все в порядке? — спросил одними губами.
— Видишь проблемы? — так же тихо ответил Турецкий.
— Подставишь ведь… девку-то.
— Нет, об этом и не думай! — нахмурился Турецкий.
— Эй, вы чего там? — с присущей ей непосредственностью поинтересовалась Эмма. — Бросили одну, а сами секретничают…
— Хорошо, Эмма, — Турецкий вернулся к ней. — У меня лично к тебе, если говорить о работе, вопросов больше нет. А у тебя ко мне, вероятно, остались? Зачем ты хотела срочно увидеться? Чтоб я позвонил и прочее?
— Господи, какой глупый! Да просто загорелось мне! Этого, что ли, мало?
— Не ври, было что-то иное.
— А-а, ну да! — вспомнила она. — Точно! Вот молодец, а то я уже забыла. Я насчет Мишки… — И тут она вдруг опасливо покосилась на Грязнова. — Только не знаю, надо ли? Тебе-то я бы рассказала…
— Если ты стесняешься Вячеслава, то на него можешь положиться как на меня. Доверишь тайну, считай с ним умерла. Верно, Славка?
— Так точно, — солидно подтвердил генерал.
— Не знаю… — продолжала она мяться. И словно решилась: — Только чтоб никому. Даете слово?
— Даем! — хором поклялись мужчины и незаметно переглянулись.
— Это про похищение… Я случайно узнала, что он сам его организовал.
— Зачем?! — опять хором спросили Турецкий с Грязновым.
— А я знаю? Днями я Костю увидела. Ну «личка» Мишкина. Который тоже пропал тогда вместе с ним. Загорелый, веселый. Ну я его без всякой задней мысли и спросила: как отдохнул? А он показывает большой палец. Говорит, две недели на Канарах, тут лютая зима, а там полный пляж голых девок. Я и задумалась — почему? А вчера телефонный разговор Мишкин подслушала… Случайно, честное слово. Я не знаю, с кем он разговаривал, не интересовалась. Но вдруг услышала его фразу, что вопрос с теми десятью «лимонами» закрыт грамотно. И можно не волноваться. А потом он добавил, что банк надежный. Ну, ребята, тут же и дурак догадается!
— Все это очень шатко, — с сомнением покачал головой Вячеслав. — Может, там какие-то другие лимоны, а? Желтенькие, спелые, из Пицунды, к примеру?
— Да чего вы меня, за дурочку держите? — вспыхнула Эмма. — Когда он только появился, я сразу поняла, что он всего дня три и не брился, я-то уж как-нибудь знаю. Тоже мне артисты! Но про «лимон», который был обещан тому, кто укажет, где искать Мишку, я так, невзначай, все-таки спросила. А он просто отмахнулся. А потом вдруг сам спросил, зачем мне надо это знать. А я и говорю: ни фига себе! Миллионами разбрасываетесь! Вон и по телевизору тоже все про вашу контору удивлялись — надо ж, говорили, красиво жить не запретишь! Так ни на какую жизнь не хватит! Вот он тогда и ответил. Этот самый «лимон» подарили одному дядечке, который руководит нашим правительством, чтобы он к Димке Саломатину претензий не имел. Партнер это Мишкин, которому он якобы пароходы свои отдал. Ой, да ну их всех к черту!
— Но там же, по-моему, писали, что против Саломатина уголовное дело возбудили? — с сомнением заметил Турецкий.
— Да будет вам! — отмахнулась Эмма, словно от назойливой мухи. — У Мишки контрольный пакет того «Краснолесья», которое Димка официально называет своим. И потом они, я знаю, часто встречаются — у них свои интресы.
— Постой, — не сообразил Турецкий, — но ведь этот Саломатин живет не то в Питере, не то даже в Архангельске, как же..?
— Какой Архангельск?! — прямо-таки возмутилась Эмма. — Да у Димки дача… в Барвихе, что ли… Или в Жуковке. Не помню, я с Мишкой однажды туда ездила, а больше не захотела.
— Почему? — Турецкий с интересом посмотрел на нее.
— Неважно… — слишком быстро ответила Эмма.
— Послушай, так, может быть, это похищение… — Турецкий не договорил, потому что Эмма решительно перебила его:
— Не знаю и знать больше ничего не хочу! И вам не советую…
— Во, блин! — удивился Грязнов. — Сами у себя, выходит, воруют и сами себе продают! Ну народ! Даже в суд сами на себя подают… Комбинаторы, едрить их душу…
— Смотрите, вы мне обещали… — строго погрозила пальцем Эмма.
И вот тут мужчины в упор уставились на нее. Зачем же она им обо всем этом рассказала? Значит, Фрадкин отстегнул миллион долларов кому-то из верных людей в правительстве, чтобы тот позволил ему спокойно, в качестве фальшивого выкупа, положить в собственный карман все десять? Или, может быть, просто элементарно их отмыть, как это теперь у них принято? Потому и следствие было немедленно прекращено. А Васька, дурак, еще удивлялся…
Но ведь и сама Эмма очень рискует, посвящая в данную историю посторонних, в общем-то, людей. И рассчитывает на обычное честное слово? Или и тут какой-то хитрый ход?
Первым дозрел до вопроса Грязнов:
