Игорь достал бланки допроса и принялся писать. Вопросы его теперь касались только заводских дел и характеристики Булавкина.
Закончив, Игорь протянул исписанные листы Носову.
— Прочтите. Подпишите внизу каждую страницу. А в конце напишите: «С моих слов записано верно и лично мною прочитано» — и тоже подпишитесь.
— Писать-то зачем? — вдруг грубо возразил Носов. — Подпишусь, и ладно.
— Порядок такой.
— Ну, я ничего писать не буду. Как хотите.
— Это почему же? — удивлённо спросил Игорь. — Я, кажется, верно все записал?
— Верно-то верно. А писать… почерк у меня такой, что вовек не разберёте.
— Не беда, — строго сказал Игорь. — Делать надо как положено.
«Что это с ним?» — недоуменно подумал он.
— Ну, как знаете.
И Носов коряво и неразборчиво написал требуемое. Потом он ушёл.
Как только за ним закрылась дверь, Игорь позвонил дежурному.
— Мы кончили, — сказал он, понизив голос. — Спускается к вам.
— Понятно, — быстро ответил дежурный.
Утром Виталий вместе с Игорем пришёл в горотдел и сразу взялся за телефон. Пожарово дали довольно быстро.
— Выезжаю, — сказал Виталий. — Встретимся у бригадира. А у тебя как?.. Ну, понятно.
И снова перед глазами побежала знакомая серая лента дороги. Вверх, вниз, через жёлто-зеленые поля и тенистые перелески, мимо знакомых пыльных просёлков. Потом длинный подъем, и снова, как в сказке, распахнулось необозримое море лесов до самого горизонта и тихая красавица Бугра.
Виталий сосал свою трубку, рассеянно глядел по сторонам и думал.
Что ни говори, а странно, черт побери! Собака привела в деревню. Значит, человек пришёл туда. Чужой? Но в ночь со среды на четверг ни один чужой человек не появлялся в деревне, так в один голос говорят все. Вот и Углов сейчас подтвердил. Значит, это был не чужой, значит, он знал, куда идти, знал тот единственный дом, где его, в изорванной одежде, перепачканного в крови, примут, укроют и никому не скажут о его приходе. Что же это за дом? Углов знает всех в деревне, все здесь знают друг друга. Таких — там только два. Дом Анашина и дом Боровкова — пропойцы и самогонщика. Но Боровков уже месяц лежит в больнице, дом на замке, во дворе злющий некормленый пёс. Значит, Боровков отпадает. Остаётся Анашин. Но Пелагея Федоровна сказала, что никто к ним в ту ночь не приходил. Испугалась? Пожалела мужа? Не похоже. А может быть, это был сам Антон? Тогда в лесу остался Булавкин. Зачем же он брал Антона из города? Попросил довезти? Нет, когда угоняют машину, попутчиков не сажают. Может быть, Антон его узнал, и Булавкин нарочно его посадил, чтобы потом избавиться от свидетеля? Но они проехали через всю деревню, и Антон поднял бы крик, если Булавкин не остановился. Был пьян, уснул? Тогда Булавкин легко справился бы с ним в лесу. Странно, очень странно. И все-таки ниточка тянется к дому Анашина, как ни крути. Может быть, ночью туда пришёл не Антон, не Булавкин, а…
— Приехали, — сказал водитель. — Вон Пожарово.
Вдоль шоссе потянулись знакомые дома. Где-то поблизости стрекотал трактор. Возле чайной, как всегда, стояли машины и подводы. И симпатичная Дуняша, наверное, суетилась там за своей стойкой.
Виталий простился с водителем и, накинув на плечи пиджак, зашагал в сторону от шоссе, к дому бригадира.
Углов встретил его радостно и долго тряс руку, словно они не вчера расстались.
— Ну что ж, пошли, — сказал Виталий. — Навестим Пелагего Федоровну. Сам-то вернулся?
— В городе ещё, — махнул рукой Углов. — Небось с братцем где-то опохмеляются.
— Искать его пока не будем. Рано ещё тревожить.
Они вышли на улицу.
Впервые за много дней небо было затянуто тучами. Жара спала.
На крыльце дома Анашина лежали, нахохлившись, куры. На самой верхней ступеньке, заносчиво поглядывая по сторонам, стоял черно-рыжий петух. Увидев подходивших людей, он с достоинством сошёл вниз, куры, отряхиваясь, покорно последовали за ним.
Углов постучал.
Дверь открыла Пелагея Федоровна.
— Снова к вам, — сказал Углов. — Надо ещё потолковать. Уж извините.
— Милости просим, — устало вздохнув, ответила женщина.
В избе ничего не изменилось. Только жарко топилась печь и по комнате распространялся запах щей и печёного картофеля.
— Где сам-то? — спросил Углов.
— В городе. Где ж ещё ему быть? — сердито ответила Пелагея Федоровна. — Теперь только к вечеру завалится. Сидайте, пожалуйста. Щец не желаете?
— Благодарствуем, сыты, — ответил Углов.
Завязался разговор. Пелагея Федоровна хлопотала около плиты и отвечала неохотно. Вообще, вела она себя на этот раз ещё более сдержанно, чем накануне, и явно была встревожена новым визитом.
— В среду что Антон делал? — спросил Углов. — Не помните?
— Да, кажись, ходил с Егоркой жерлицы на речку ставить. А потом проверял их. Не помню, ей-богу. Своих дел по горло.
— Поймали чего?
— Да, кажись, принесли чегой-то.
— Что, у Антона своя лодка? — спросил Виталий.
— Своя, а то чья же?
Виталий рассеянно поглядывал по сторонам. Нет, решительно ничего тут не изменилось со вчерашнего дня. И никаких следов присутствия хозяина или ещё кого-нибудь не было в комнате. Почему же так переменилась хозяйка?
Взгляд его остановился на подоконнике. Там по-прежнему были кучей навалены различные крючки, блесна, поплавки, мотки лески, какие-то болты, гайки, обрывки проволоки, спичечные коробки. И где-то в самом углу подоконника валялся пожелтевший от времени окурок папиросы.
Виталий небрежно протянул руку и вместе с несколькими крючками, как бы случайно, взял и окурок.
Как он вчера его не заметил! Тот же острый, волчий прикус на мундштуке, и папироса такая же, что и в машине, — «Север». Чья она?.. Значит, это папироса Антона? Или Егора? Или тот, другой, бывал у них раньше? Носов? Нет. Его видели в тот вечер в клубе. Он отпадает. Кто же ещё? Одно теперь ясно: человек из машины был в доме Анашина.
Виталий невольно прислушался, о чем говорили в этот момент Углов и Пелагея Федоровна.
— Спасу нет, — жаловалась та. — Другой раз все с себя пропьёт. И ещё шею накостыляют, морду раскровенят дружки проклятые. Неделю потом отлёживается. У других мужики как мужики. А мой… Господи, и за что мне наказание такое?
— Надо этих дружков тоже укоротить, — сказал Виталий. — Часто заходят?
— Только бы зашли, — зло ответила Пелагея Федоровна. — Кочерги не пожалела бы. Мой уж знает. Вот только Ваську и осмеливается приводить. И то с Егоркой…
Когда вышли из дома Анашина, Виталий негромко сказал:
— Давай-ка их лодку разыщем.
— Можно, — с охотой согласился Углов.
Они миновали огороды, пересекли луг и углубились в небольшой лес, полого спускавшийся к реке.
— А разыщем мы её? — спросил Виталий.
— Не бойсь. Там сейчас рыбаков хватает. При такой погоде, знаешь, какой клёв?
И действительно, не успели они ещё выйти к берегу, как встретили какого-то паренька с удочками на плече. В свободной руке он нёс ведёрко. Парень, видно, направлялся уже домой в деревню.
— Здорово, Павел, — сказал Углов, — Ну, как рыбка, ловится?
— Кое-что есть, дядя Ваня, — весело ответил тот, помахав ведром.
— А где лодка Анашина, не покажешь?
— Да тут она. Во-он в тех кустах. Проводить? — с готовностью откликнулся парень.
— Ладно, найдём. Спасибо.
Действительно, среди густых зарослей ивняка они вскоре обнаружили лодку. Цепь от неё охватывала ствол ближайшей ивы и была замкнута на замок.
— Гляди-ка, — заметил Углов. — По-хозяйски это у него.
Виталий положил пиджак на какой-то сук и, оглядевшись, сказал:
— Надо бы её на берег вытащить.
— Куда ж вытащить? — возразил Углов. — Кусты кругом.
— М-да. Придётся так.
И Виталий ловко вскочил в лодку. Она даже не покачнулась, удерживаемая ветвями и осокой.
— Ох, и воды же тут! — воскликнул Виталий. — Чем бы её?.. Ага, нашёл!
Он вытащил из-под скамьи старую консервную банку и принялся с шумом вычерпывать воду.
Углов снял форменную фуражку, вытер платком лоб и вольготно разлёгся под кустом. Виталий покосился на него и насмешливо спросил:
— Ваня, тебя сюда кто прислал?
— Это как? — удивился Углов.
— Я хочу сказать, что мне наблюдатели ООН не нужны.
— Ты давай прямо говори, чего делать, — впервые, кажется, обиделся на него Углов. — А наблюдать меня тут прислала Советская власть.
— Один-один, — засмеялся Виталий, продолжая вычерпывать воду.
Добродушное лицо Углова неудержимо расплылось в улыбке, как он ни старался выглядеть сердитым. Он поднялся с земли и, отряхиваясь, спросил:
— Так что делать-то?
Виталий с наслаждением выпрямился и многозначительно, с расстановкой сказал:
— Нам надо знать, ездил Антон Анашин в прошлую среду в город или нет. И если ездил, то когда вернулся и на чем. И знать это надо не от Пелагеи Федоровны, а от других людей. Ясно?
