Сергей Сергеевич искренне собирался в Южную Африку и не удосужился узнать, что ЮАР несколько лет назад закрыла выдачу виз…
После того как Лешка закончил допрос Трайкина, мы стали решать, что с ним делать. Вот и пожалеешь, что мы не в Америке, где можно арестовать важного свидетеля, чтобы он, во-первых, никуда не делся, и, во-вторых, никто на него не воздействовал. Трайкин пока был у нас единственным оружием против Героцкого.
Горчаков включил все свои внутренние резервы, напугал Трайкина до полусмерти, убедительно доказал ему, что то, что Трайкин пока жив, является чистой случайностью. После такой обработки Трайкин готов был руки целовать из благодарности за разрешение пожить в милицейской гостинице под присмотром оперативника.
Без пяти шесть мы с Лешкой спохватились, что у нас с ним еще маковой росинки во рту не было. Только что закрылись двери за оперативниками, и напряжение отпустило. Сейчас мы с Лешкой были похожи на медленно сдувающиеся воздушные шарики. Сколько раз я замечала: если надо работать, держишься, пока работаешь, всю ночь — так всю ночь, и спать даже не хочется; но как только ты поставил точку в протоколе и запер сейф, — ноги тут же становятся ватными, глаза начинают закрываться сами собой, и в голове крутится одна-единственная мысль: «Господи, какая я несчастная!»
— Лешка, поехали ко мне, поедим, — сказала я, еле ворочая языком от усталости. — У меня индейка в особом кляре — мука, яйцо и майонез, я на нее потом кладу тушеные овощи, еще зелени сверху…
Лешка с трудом повернул ко мне голову, в его страдальческом взгляде слились измученность раба на галерах и аристократическое вожделение к индейке в кляре; он даже не смог членораздельно произнести согласие, издал только стон:
— Мм-м!
Когда мы уже закрывали кабинеты, мой телефон требовательно зазвонил. Мы с Горчаковым переглянулись: в теперешней оперативной ситуации мы не могли себе позволить роскошь игнорировать телефонные сообщения.
Я вернулась в кабинет и схватила телефонную трубку. Приятный женский голос произнес:
— Мария Сергеевна? Вы не забыли, что у вас сегодня запланирован визит к стоматологу? Соединяю с доктором Стеценко, — и не успела я вымолвить слово, как в трубке раздался голос Александра, и я машинально отметила, что на этот раз он не такой веселый, как обычно.
— Мария Сергеевна, — сказал доктор Стеценко, — сдается мне, что вы не собирались сегодня в стоматологическую поликлинику…
— Ну-у, — протянула я, не зная, что ответить; стыдно, но доктор был прав, я даже потеряла номерочек.
— Знаете такую пословицу: если пациент не идет к стоматологу, стоматолог сам идет к пациенту. Мы внедряем новые формы обслуживания, посещаем на дому лиц, прооперированных в морге, по желанию клиента оперируем в гробах… А если серьезно, мне надо с вами поговорить, с тобой и Алексеем. Где это можно сделать?
— Ты можешь приехать ко мне домой? Мы с Лешей идем ко мне.
— Я смогу быть около девяти, это не очень поздно?
Зажав трубку рукой, я узнала у Лешки, сможет ли он дождаться Александра, и, получив положительный ответ, дала доктору согласие.
Все уже давно было выпито и съедено. Разговор был очень долгим. Саша рассказал, что виделся с Геной Струминым незадолго до его смерти, и тот обмолвился о тайных операциях по пересадке органов под руководством его патрона — профессора Неточкина.
— Мы же с ним вместе когда-то в СНО этой темой занимались. То, что он мне рассказал, мне не понравилось. А когда я узнал о его убийстве, у меня сомнений не осталось, что это — прямое следствие Гениной осведомленности кое в чем. Я покрутился в институте под благовидными предлогами, посмотрел операционную, влез в меддокументы, используя старые связи…
— Ну, с Сашкой все ясно, но ты-то, Маша, ты-то как догадалась?
— Леша, самое смешное, что я с самого начала располагала необходимой информацией, ее только надо было сложить в картинку. Мне надо было воспринять как единое целое куски информации о том, что кто-то в тюрьме подбирает для мифической работы за границей молодых людей по двум критериям — отсутствию близких родственников и отменному здоровью; что эти люди потом пропадают; что путем помещения в чужие гробы скрываются трупы людей, умерщвленных, скорее всего, путем введения медицинских препаратов, что кто-то очень не хочет, чтобы мы установили личность этих людей, и что все это связано с хирургом Неточкиным и производимыми им операциями. Шерлоку Холмсу работы на полминуты.
Лешка поцокал языком.
— Ну что, ребята, я, пожалуй, пойду, поздно уже. Я каждый раз, когда домой возвращаюсь, жду, что возле дверей стоит чемодан с моими вещами.
— Да ладно тебе на жену наговаривать, — упрекнула я Лешку, а сама не могла дождаться, когда мы наконец останемся вдвоем с Сашей.
Себе я объясняла это тем, что хочу наедине, без свидетелей, извиниться перед Сашей за то, что подозревала его в шпионаже. Но по тому, какие он взгляды на меня бросал, похоже было, что наш разговор наедине этим не ограничится.
Думаю, что и Лешка уже все понял, иначе он бы утащил Сашу с собой с криками, что если тот останется со мной в такое позднее время, то как честный человек обязан будет жениться.
Когда за Лешкой закрылась дверь, мы с Сашей сели друг напротив друга. Воздух вокруг нас можно было потрогать руками, он раскалился от флюидов. У меня пересохло в горле, у Саши, по всей видимости, тоже.
— Ты знаешь, Маша, отчасти я делал это из-за Генки, а в основном — чтобы иметь возможность видеться с тобой. Я ведь тебя сразу раскусил — понял, что в поликлинику ты ходить не будешь; значит, надо было искать поводы для встреч. Ты с ума меня свела, я просто бредить стал тобой. Да ты и сама это прекрасно знаешь. Ведь знаешь?
Я слушала его, замерев. Господи Боже, думала я, неужели остались на свете мужчины, которые способны говорить такие слова еще до того, как начнут хватать женщину руками?
Да, похоже, что Саша был из числа хорошо воспитанных мужчин. Он смотрел на меня такими глазами, что от его взгляда у меня сердце колотилось изо всех сил о грудную клетку и горели щеки. От желания прикоснуться к нему у меня кружилась голова, а он и не думал давать волю рукам.
Ну что ж, подумала я, придется брать инициативу в свои руки; жаль, что я не могу отнести его в спальню…
Проснувшись утром, я тихо выскользнула из-под Сашиной руки, пробежала в ванную, почистила зубы, расчесала волосы и обвела губы контурным карандашом. Потом вернулась в постель, нырнула под одеяло и прижалась к теплому Сашкиному телу. Не открывая глаз, он прижал меня к себе и поцеловал в висок. Я и не заметила, как уснула. А проснулась снова от того, что Саша, приподнявшись на локте, задумчиво и нежно разглядывал меня.
— Доктор, поцелуйте меня! — пробормотала я, выгибаясь под одеялом.
— Нет-нет, и не просите! Вы что, не знаете — существует этика отношений между врачом и пациенткой…
— Ну доктор, ну один поцелуй, ну что вам стоит!
— И не просите, я давал клятву Гиппократа! Я и спать-то с вами права не имел!
Солнце вовсю заливало нашу постель…
Двухдневные поиски Синдеева завершились в Тихвине, где Валерий Иванович вторую неделю отмечал освобождение из тюрьмы и совершил там по пьяному делу хулиганство, в связи с чем был арестован и снова томился в кутузке.
Нам очень нужны были его показания. Именно он был связующим звеном между докторами и донорами.
Валерий Иванович Синдеев, судя по тому, что нам удалось про него выяснить, хоть и был тертым калачом, но проявлял некоторые признаки сентиментальности и не чужд был женских прелестей. Мы с операми долго соображали, как лучше его зацепить. Можно было попробовать заинтересовать его тем, что при активной помощи следствию он имеет реальный шанс получить не более трех четвертей от максимального срока, но тогда надо было склонить его к явке с повинной, чтобы в тюрьме эта явка и была принята.
Наконец мы решили пойти ва-банк; такой ход можно было использовать лишь один раз, а шансов было пятьдесят на пятьдесят… Очень многое зависело от того, какой тип женщин нравится Синдееву.
Приехав в Тихвин, мы объяснили наши нужды начальнику изолятора.
— Ну, давай, Маша, — наконец сказал сопровождавший меня оперативник, и я кивнула:
— Заводите. Начальник и опер вышли.
Когда конвойный завел Синдеева — высокого полного мужчину, которого я узнала по фотографии, — и, дождавшись моего кивка, оставил нас одних, Синдеев окинул меня быстрым взглядом, задержавшись на скрещенных ногах, почти полностью открытых самой короткой моей юбкой, и на глубоком вырезе жакета, под которым не было блузки. Я поняла, что разговор состоится.
— Садитесь, Валерий Иванович, — приветливо сказала я и представилась.
Он удивленно поднял брови.
— На вашей территории я ничего не совершал, — кокетливо сказал он.
