Питт неохотно кивнул и с признательностью взял поданную ему чашку чая.
Вернувшись в спальню и увидев, что Шарлотта еще спит, полицейский сошел к раннему завтраку. Он был действительно ранним, и за столом сидел только Джек, так что они смогли поговорить откровенно.
– Есть ли надежда узнать что-нибудь существенное? – с некоторым скептицизмом осведомился хозяин дома. – Ведь если бы в угрожающих письмах содержались намеки на то, кто во всем этом виноват, Гревилл бы давно их показал тебе.
– Значит, там ничего существенного не содержалось, – согласился Томас. – Но ведь есть достаточно мелочей, которые сами по себе ничего не значат, а в соединении с другими приобретают совсем иной смысл. Так что на письма надо взглянуть. Может, мне удастся составить более полное представление о кучере экипажа, который тогда едва не налетел на Гревилла. И потом, в доме могут оказаться и какие-то другие письма и документы. А может, о чем-то вспомнит кто-нибудь из слуг…
Суперинтендант поглядел на сидевшего напротив свояка. Тот, как всегда, был тщательно выбрит и одет и на первый взгляд выглядел очень собранным. Джек был очень привлекательным мужчиной, он отличался яркой, броской красотой. Обращали на себя внимание его серые глаза с длинными ресницами и улыбка, полная света и юмора. И надо было очень внимательно приглядеться к нему, чтобы заметить напряженность в осанке и то, как он колебался в выборе слов, а иногда глубоко вздыхал и затем, спохватившись, торопился закончить фразу. Было и что-то в наклоне его головы, словно он прислушивался к чему-то происходящему за стенами столовой. Питт не осуждал родственника за то, что тот боялся – и физической опасности, уже поразившей Гревилла, от которой, однако, он, Томас, и Телман могли бы спасти его, и того, что он, Джек, не справится с возложенным на него ответственным поручением. Ему еще не пришлось сталкиваться в его только что начавшейся деятельности ни с чем подобным.
Вошел Дойл и поприветствовал их улыбкой. Он казался человеком, которого не могли лишить самообладания никакие трагедии или неприятности. Иногда такое качество может вызывать лишь восхищение, но в другое время оно чрезвычайно раздражает, и Томас задумался над тем, от чего это зависит. Может быть, от врожденной способности чувствовать неглубоко, от какой-то эмоциональной пустоты? Но, возможно, это было и проявлением высочайшего мужества и самоконтроля, продиктованным попыткой не ранить чувства других, такой же прирожденной потребностью лидерства и особого рода чувством собственного достоинства, встречающимся крайне редко.
Когда к ним присоединился Карсон О’Дэй, Питт извинился и вышел поискать Телмана. Тот как раз шел из столовой для слуг; выражение лица у него было угрюмым и глубоко сосредоточенным.
– Что-нибудь узнали? – спросил его суперинтендант тихо, чтобы не услышала горничная, идущая со щеткой и ведром спитого чая для чистки ковров.
– Узнал, как чистить серебряные ножи, – сварливо ответил инспектор. – Там, внизу, сейчас просто сумасшедший дом. По крайней мере, шестеро грозятся получить расчет и уйти. Кухарка поглощает мадеру с такой быстротой, с какой дворецкий успевает ее подносить, а посудомойка до того напугана, что вскрикивает каждый раз, когда с ней заговаривают. Я бы не согласился управлять этим бедламом и за королевское жалованье!
– Я собираюсь съездить в Оукфилд-хауз, дом Гревилла, – ответил, едва улыбнувшись, его начальник. – Это около десяти-одиннадцати миль отсюда. Надо обязательно просмотреть его бумаги, особенно письма с угрозами, которые он получал в последние месяц-два.
– Вы думаете, что найдете там какие-нибудь важные сведения? – сомневаясь, спросил Телман.
– Это возможно. Даже если убийца – Мойнихэн, в чем я не уверен, он не мог действовать в одиночку. И я хочу знать, кто был за его спиной.
– А ему не нужна была никакая поддержка, – возразил инспектор, тоже понижая голос. – Он достаточно ненавидит, чтобы убивать без помощи со стороны. Хотя ему самому тоже повезет, если Макгинли не учинит с ним чего-нибудь до конца уикенда. Сейчас они все на своих отдельных молебствиях, вон там. – Он мотнул головой в сторону, откуда пришел. – Католики сверлят взглядами протестантов, а протестанты в ответ так же смотрят на католиков.
На лице полицейского выразилось крайнее удивление и отвращение. Он прищурился и продолжал:
– Я уж собрался было разжечь огонь в кухне, чтобы они сожгли друг друга, и дело с концом. Могу понять, когда люди бесятся от жадности, ревности, мести… Понимаю, что иногда люди сходят с ума просто так, без причины. Но ведь все эти господа в здравом уме! На свой лад, конечно…
– Постарайтесь удержать их от каких-либо насильственных действий, пока я буду отсутствовать, – попросил Томас, пристально глядя на Телмана.
Он колебался, стоит ли ему делать вид, что его ничего особенно не беспокоит, либо все же сказать о своей тревоге.
– Старайтесь держаться поближе к мистеру Рэдли, – наконец сказал суперинтендант. – Он сейчас в самой большой опасности… – Голос его невольно дрогнул. – Вы, конечно, не сможете сидеть с ним рядом на переговорах, но можете все время сторожить за дверью. Я вернусь незадолго до темноты.
Телман немного приосанился, и его голос зазвучал уже без прежнего скептицизма:
– Да, сэр. И будьте осторожны во время поездки. Надеюсь, вы умеете ездить верхом?
Вид у него явно был встревоженный.
– Да, спасибо. Я вырос в деревне, как вы, может быть, припоминаете, – усмехнулся в ответ его шеф.
Инспектор проворчал что-то в ответ и пошел своей дорогой.
Питт зашел к Шарлотте, чтобы рассказать ей о своем плане. С тех пор как они прибыли в Эшворд-холл, он видел свою жену днем только урывками. Она почти все время проводила в обществе то одной, то другой женщины, стараясь так или иначе их утихомирить или же поддерживая общую светскую болтовню, чтобы как-то смягчить всеобщие ужасающие трения.
На этот раз Томас искал ее минут пятнадцать и, наконец, нашел в специальном помещении для подогрева блюд, потому что столовая находилась довольно далеко от кухни. В этой комнате горел веселый огонь, а кроме того, там находился духовой шкаф, стол дворецкого и великолепный набор приспособлений для откупоривания бутылок с вином. Шарлотта внимательно слушала, что говорит ей Грейси, но разговор моментально прервался, как только вошел Питт. Горничная опустила глаза и, извинившись, вышла.
– Что случилось? – спросил суперинтендант, глядя вслед ее маленькой удаляющейся фигурке.
Его спуруга улыбнулась. Глаза ее одновременно были печальны и смеялись.
– Так, маленькие женские секреты, – ответила она.
Питт понял, что посвящать его в подробности Шарлотта не собирается. Он и представить себе не мог, что у Грейси уже могут быть подобные тайны. А надо бы. Ей уже двадцать, хотя она вряд ли стала выше и почти совсем не пополнела с тех пор, как пришла к ним в дом в тринадцатилетнем возрасте.
– Я собираюсь верхом съездить в Оукфилд-хауз, – сказал Томас. – Не думаю, что можно что-то найти в письмах, которые получал Гревилл, но все возможно. Нельзя упустить этот шанс. Я постараюсь вернуться до темноты.
Его жена кивнула, но во взгляде ее заметалось беспокойство.
– Будь осторожен, – сказала она и улыбнулась, немного наклонив голову набок, – а то завтра все тело будет ломить.
С этими словами Шарлотта приподнялась на цыпочки и очень нежно его поцеловала. Затем хотела прибавить что-то еще, но передумала.
– А как ты узнаешь туда дорогу? – спросила она вместо этого.
– Спрошу у Пирса. Мне, так или иначе, надо заручиться разрешением Юдоры, а также ее помощью.
Шарлотта кивнула и проводила мужа до холла.
Питт нашел миссис Гревилл в будуаре на втором этаже. Там же сидели Пирс и Джастина. Юдора не облачилась в траур, но это было совершенно естественно – ведь она не привезла с собой черного платья. Самый темный наряд, который у нее нашелся, был светло-коричневым, осеннего тона, и в нем, несмотря на шок и скорбь, она все равно выглядела прекрасной. Ничто не могло повлиять на пышность и красоту ее волос или гармонию черт ее лица.
Джастина, напротив, являла собой поразительный контраст. Черного она с собой тоже, разумеется, не привезла. Как молодая и незамужняя женщина, мисс Беринг вообще вряд ли надела бы черное, разве только носила бы траур по кому-нибудь из близких. Теперь же на ней было темно-зеленое платье, странно оттенявшее цвет ее черных волос. Сама она, казалось, просто вибрирует жизненной энергией. Даже сейчас, когда Джастина спокойно сидела рядом с миссис Гревилл, черты ее лица являли углубленную умственную работу, чего Питт никак не мог не заметить.
Пирс стоял позади них с несколько вызывающим видом, словно во что бы то ни стало решился защищать мать и невесту от всех возможных грядущих неприятностей.
– Доброе утро, мэм, – серьезно и неторопливо сказал полицейский, обращаясь к Юдоре. – Очень сожалею, что мне опять приходится беспокоить вас, но мне необходимо ваше разрешение посетить Оукфилд-хауз и просмотреть бумаги мистера Гревилла. Возможно, я найду те письма с угрозами, которые он получал.
