«Шопен, ты можешь выйти на связь?»
Анита общалась с ним уже трижды после первого раза тем вечером, но он не шел на настоящий диалог. В его скупых ответах на ее вопросы звучали подозрительность и недружелюбие, и каждый раз он просил оставить его в покое и прерывал контакт. Но ведь все-таки отозвался.
«Чего тебе на этот раз?»
Он ответил сразу, значит, был в Сети и ждал ее.
«Поговорить с тобой».
«О чем?»
«О прошлом. Почему ты решил уйти в подполье?»
«Но ведь я здесь сейчас».
«Где?»
«Ха-ха…»
«Мы хотели бы видеть тебя на встрече и должны знать, куда послать приглашение».
«Ты же работаешь в полиции, не я. Вот и узнавай».
«Вот я и пытаюсь».
«Пытайся лучше».
«Почему ты так все затрудняешь?»
«Потому что все и есть очень сложно, Джордж, разве ты не понимаешь, что у меня нет ни малейшего желания возвращаться в Хамар к той компании, которая сделала мою жизнь адом!»
«Многое изменилось за двадцать пять лет».
«Изменилось, но не к лучшему…»
«Ты так думаешь?»
«Я это точно знаю».
Наконец-то она почувствовала, что поймала его на крючок, как-то заинтересовала. Теперь надо было набраться смелости и сделать следующий шаг.
«Взять хотя бы то, что случилось с твоей семьей».
«Ну и что?»
Ответ прозвучал неожиданно быстро, без вопросов и уловок. Очевидно, ему все было хорошо известно.
«Я подумал, что ты захочешь объявиться и взять на себя практические вопросы. Ведь многое предстоит сделать. И ты облегчил бы нашу работу…»
«Ха-ха…»
«Что ты хочешь этим сказать?»
«Я вовсе не хочу облегчать кому-нибудь работу. И совсем не хочу рыться в вашем мусоре».
«Но ведь есть еще и наследство…»
«Пусть оно отойдет к Армии спасения».
«Речь идет о значительных суммах».
«Слишком поздно».
«Почему?»
«Для меня все уже кончено. Они могли помочь мне, когда я в этом нуждался».
«Что ты хочешь этим сказать?»
«Я хочу сказать, что они были злыми людьми, которые думали только о себе. Они испортили нам жизнь и получили по заслугам».
«Ты хочешь сказать, что кто-то им отомстил?»
«Я этого не говорил. Я и понятия не имею, что там произошло. Ты полицейский, ты и выясняй».
«Но почему же ты не хочешь нам помочь?»
«Знаешь, мне это уже надоело. Последний раз говорю: я не хочу иметь ничего общего с городом Хамар, с тобой и другими одноклассниками. Я никогда не хожу ни на какие сборища. Мне и здесь хорошо, в подполье, как ты выразился. Всего хорошего».
«Но ведь музыка тебя по-прежнему волнует?»
Это бы выстрел наугад. Она чувствовала, что ом ускользает, и панически боялась потерять его, хотела уцепиться за что-нибудь, чтобы удержать его.
«Это тоже для меня больше не существует. Они нее испортили».
«Я знаю, что ты потерял свой камертон…»
Еще один выкрик в темноту, отчаянный, безрассудный, без всякой связи с тем, о чем они говорили раньше. Ответа не последовало. Она подождала немного, затем снова зашла на чат и повторила вызов. Ответа не было. Значит, она недооценила ситуацию и спугнула его.
На террасе послышались шаги Юнфинна. Он снимал сапоги. Она поспешила выйти из системы и встала со стула в тот момент, когда он вошел.
— Сделать что-нибудь вкусненькое? Может, такос? — Она не помнила, что есть в холодильнике.
— Отлично, давай, — ответил он непринужденно. Однако выражение его лица было хмурым. Интересно, о чем он сейчас думает? И сколько еще они будут так ходить вокруг да около, как два индейца из разных племен, вынужденные жить в одной палатке? И к чему это может привести? И не столько для дела, которое они расследовали, сколько для них самих.
Кусочек металла, обнаруженный в цепной тяге лифта для инвалидной коляски, не имел к конструкции лифта никакого отношения. Специалист, приехавший из Дании, констатировал это без малейшего сомнения и заявил, что это, несомненно, чужеродное тело, «которое каким-то образом оказалось в механизме, причем это не могло быть следствием неисправности лифта или износа оборудования». Наоборот, лифт был в остальном исправен и находился в отличном состоянии.
— …каким-то образом оказалось в механизме…
Трульсен поднял лист бумаги с этим отчетом и поднес его к свету, как бы ища следов подделки. Вся его физиономия выражала сплошное неудовольствие.
— И насчет «каким-то образом» сомнений не возникает, не так ли? — произнес Рюстен, и тем самым театральный жест руководителя следствия потерял всякий смысл. — Ведь здесь налицо доказательство того, что…
— Не торопись! — Трульсен сделал еще одну отчаянную попытку предотвратить эту очевидную реплику, которая должна была перевернуть всю его теорию… — Мы ведь не знаем, что… Ведь это мог быть и несчастный случай?
— Мы знаем… — Рюстен повысил голос, что ом делал чрезвычайно редко. — Мы знаем, что чужеродный кусок металла никак не мог пролететь по воздуху и попасть сам собой в коробку передач. Гораздо вероятнее, я бы сказал, очень вероятно, что кто-то его туда нарочно засунул. Что означает…
— Ну да, ну да… — Трульсен почти умоляюще посмотрел на Аниту Хегг, как будто ожидал, что она поможет ему разрубить этот узел, ведь их было всего трое в офисе Трульсена.
— Вопрос заключается только в том кто и зачем.
Естественно, подумала Анита, но вслух ничего не сказала.
— И чтобы это понять, нам потребовалось четыре недели, — зарычал Рюстен, который больше не мог скрывать своего раздражения от поведения Трульсена. — Если бы мы начали искать раньше!
— Но мы же искали! — запротестовал руководитель следствия. — Мы же обыскали эту чертову виллу. И ни одного отпечатка пальцев…
— Зато следы ног…
— Оставленные неделю спустя после смерти второго обитателя.
— Что помог установить нам наш коллега Валманн. — Рюстен был безжалостен. — И один только этот факт!..
— Ну и что, — попытался извернуться Трульсен.
— А может быть, были еще следы, — продолжал Рюстен, и выражение его лица становилось все менее добродушным. — Однако искать их не стали.
— В этот дом заходили многие. Соцработник. Медсестра…
— Нам надо было приложить больше усилий, чтобы найти этого соцработника. Ведь мы же знаем ее имя.
— Это уже делается. Работаем.
— Она родила ребенка три месяца тому назад, должны же быть какие-то следы.
— Нам удалось установить, что Сара Шуманн родила мальчика в больнице в Эльверуме девятнадцатого марта этого года. Это факт. Роды прошли без осложнений, и через три дня ее выписали. Она не оставила ни телефона, ни адреса, ни фамилии отца ребенка.
— Тем более оснований побеседовать с этой дамочкой, как мне кажется. — В голосе Рюстена снова зазвучали обычные спокойные и чуть саркастические нотки, а в его глазах читался скептицизм по отношению к руководителю следствия.
— Мы на верном пути, я же говорю!
— А что еще мы предприняли, кроме поисков дамы, которую, очевидно, не так уж невозможно найти?
— Послушай, я вовсе не обязан перед тобой отчитываться… А кроме того, есть еще одно обстоятельство, о котором никто из вас не подумал, и именно что время, отпущенное на расследование смертных случаев, ограничено, пора бы похоронить подобающим образом.
— Только если родственники требуют этого, — сразу же возразил Рюстен. — А в данном случае… Сам знаешь.
— Машина… — пробормотал Трульсен с неохотой в голосе.
— Какая машина?
— «Вольво». Машина Хаммерсенга. Ее тоже обыскали.
— Ну и что?
— Ничего особенного не нашли.
— Совсем ничего?
Что-то все-таки, должно быть, нашли. Иначе голос Трульсена звучал бы совсем иначе.
— Ну разве что…
— Что?
— Ну, ничего особенного. Однако, учитывая его возраст…
— Ну и что?
— Мы нашли пачку презервативов. Из шести штук в упаковке оставалось всего два неиспользованных.
— Ну вот видишь, Ватсон!.. — Рюстен не смог сдержать улыбки. — И о чем это говорит?
— Ну… это значит, что у него… у Хаммерсенга… была…
— Половая жизнь?
— Вот именно.
— Никогда не поздно. Ты это хотел сказать?
Трульсену было за тридцать, и он был холост, и по этому поводу в полицейском управлении ходило немало шуток…
— Я думаю… — Трульсен взял себя в руки, перед тем как снова перейти в наступление. — У него же жена была инвалидом. Это всего лишь говорит о том, что он…
— Мотался иногда в город, чтобы удовлетворить свои потребности, ведь он был еще бодряк, этот старый спортсмен.
Теперь в главной роли выступал Рюстен. Трульсену пришлось отступить.
— Это делает его уязвимым, — вставила Анита. — А если он и на самом деле влип в неприятную историю с женщиной…
Трульсен сделал последнюю попытку:
— Возможно, речь идет всего лишь о чувствах…
