На одной из таких лавочек я и сидел этим вечером в парке и смотрел на ребенка, играющего с мячом. Его мама встала со скамьи, присела рядом с ним и стала заправлять штанишки ребенка в сапожки. Есть ли картина более трогательная? Есть. Когда мать кормит ребенка грудью.
Я подарил аллее улыбку человека, прожившего четыре десятка лет, и поднялся со скамейки.
— Мы здорово подросли за это время, правда, Галка?
Она с трудом распрямилась, и я заметил, как взгляд ее ощупывал мое лицо. Каждую морщинку, ямочки на щеках, изгиб бровей. Она трогала все это своим взглядом, становясь все слабее и слабее.
— Артур…
Я искал их всю жизнь. Галку и того, второго. Всю жизнь, ну или ту ее часть, которая до сих пор была мне отмерена. С того самого момента, как понял, что подрос.
Галку я нашел в большом городе еще двенадцать лет назад. Она тогда носила в себе первенца, часто ходила с мужем в парк на прогулки, и я иногда к ним присоединялся. Шел поодаль, наблюдая за тем, как нежно ее муж склонял голову и слушал жизнь в ее животе. Потом они куда-то пропали, и я снова ее разыскал. В другом городе. Но вскоре семья вернулась в большой город, и у них появился второй сын.
Почти каждый день я хотел подойти к ней. Ведь она нередко гуляла и одна, толкая перед собой коляску. Но меня всегда что-то останавливало. Несколько раз я порывался разорвать эту связь, удерживающую меня рядом с ней, прощался навсегда, стоя от Галки в сотне шагов, но снова вспоминал ее слова в больнице у моей кровати и отказывался уходить… Она просила, я пообещал. Пусть это было много лет назад, но Галка страдала, что я не могу разделить ее любовь.
А вот со вторым пришлось повозиться. Я напал на след только этой весной, а узнать точное местонахождение убийцы смог только вчера. Но встретиться с обоими решил в один день. Чтобы сразу и навсегда рассчитаться с долгами, с прошлым, не оставляющим меня в настоящем, но и не пускающим в будущее.
— Артур, это ты?..
— Да, девочка, это я. Немного изменился, верно?
Она стояла рядом со мной, хрупкая и маленькая, как младшая сестра. Просто стояла и боялась прикоснуться.
— Ты нашел меня, — сказала она так тихо, что я едва расслышал.
— Я обещал.
— Что бы ни случилось…
— Да, что бы ни случилось…
Она коснулась моей руки.
Я не видел лица Галки, но мне показалось, что она плачет.
— Твой старший? — Я кивнул на лавочку, на которой откровенно скучал, хрустя одним яблоком и зажав в руке второе, двенадцатилетний мальчишка.
— Да. А ты откуда знаешь? — Галка поправила прядь рыжих волос.
С годами она похорошела настолько, что я и сам с трудом узнавал в ней ту девчонку.
— Поцелуй меня, — попросил я. — Он не увидит.
Она положила прохладные ладошки мне на щеки и коснулась губами моих. Запах лавра исчез. Я не чувствовал больше этого аромата, сводящего меня с ума.
Подняв воротник, я вышел из тени акации и окликнул мальчишку:
— Эй, малой, хочешь, покажу фокус?
Тот перестал шевелить челюстями и растерянно посмотрел на мать.
— Это наш друг, — представила меня Галка.
Мальчишка поднялся с лавочки, вразвалку подошел ко мне и протянул руку:
— Артур.
У меня прилила к щекам кровь.
— Артур? — переспросил я, глядя на Галку.
— Артур, — подтвердил мальчишка, забирая ладонь из моей руки. — Вы что, имени такого не слышали?
— Слышал, но давно. Лет тридцать назад.
— А фокус? — напомнил он.
Я наклонился и сгреб в кучу разноцветные листья.
— Смотри! — Я одним движением подбросил их над нашими головами.
— Цветами пахнет. — Мальчишка ухмыльнулся, отряхиваясь, кивнул и протянул мне яблоко.
Я тоже хмыкнул, улыбнулся и спрятал подарок в карман. А он потерял ко мне всякий интерес и направился к лавочке. Видимо, эти бессмысленные в его толковании прогулки являлись вынужденной необходимостью, экзаменами на послушание.
— Твой комок вселенной обрел запах, — тихо проговорила Галка.
Я не смотрел на нее, но чувствовал, что она плачет.
— Да. Теперь он пахнет. Я был счастлив увидеть тебя, дорогая.
— Артур, прости, я растерялась. — Она уже не скрывала слез и быстрыми движениями рук размазывала их по щекам. — Все так неожиданно, что я даже не спросила… Как ты?
Я взял ее за руку, и мы подошли к машине. Я барским жестом распахнул дверь.
— Видишь?
Она посмотрела на огромную сумку, стоявшую на заднем сиденье джипа.
— Полная подарков. В трехстах километрах от большого города есть местечко, очень похожее на то, где мы встретились. Там меня ждут жена и дочь. Так что у меня тоже… все в порядке. Ну, прощай, Галка.
Она опустила голову мне на грудь.
— Я когда-нибудь увижу тебя?
— Нет, дорогая, никогда. — Я едва подавил стон.
Лишь бы она его не услышала!
— Нам нужно суметь не убить сегодняшнее счастье и не разрушить то, другое, что было у нас когда-то давным-давно. — Я поцеловал ее в лоб.
— Зачем ты приехал?..
— Чтобы убедиться, что ты счастлива. Ты счастлива?
— Да.
— Пусть так будет и дальше. — Я еще раз поцеловал ее.
Сумка на заднем сиденье — это все, что у меня было. Там лежали все вещи, что я скопил за последние годы. А больше мне и не нужно. Нигде меня не ждут. Никто, кроме папы. Иногда мне кажется, что только ему одному известно о моем существовании на этой планете.
Я сел за руль, медленно тронул машину, вывернул на дорогу и посмотрел в зеркало. Галка стояла на том месте, где мы расстались. Прижав к груди руки и втянув голову в плечи, она плакала. Я это знал. Память уносила ее в те далекие дни, когда мы были чище и честнее, чем сейчас.
«Почему ты уезжаешь?» — увидел я в ее глазах при расставании.
«Чтобы ты поняла, что жизнь без тебя бессмысленна».
Когда-то давно я никак не смел признаться себе в том, что понимал ясно. Теперь не мог себя обманывать, даже если бы захотел. Но куда легче признать себя трусом в детстве, чем в зрелом возрасте. Трудно сказать себе, что к этой женщине я пришел не по обещанию, данному так давно. Рядом с ней меня удерживало главное из всех чувств, не ускользнувших за долгие годы. Это трудно признать. Мое сердце разорвется, как только Галка исчезнет из зеркала заднего вида, а я назову это чувство по имени. Оно — то единственное, чему отец научить не мог. Только его он и передал мне еще до моего рождения.
Как же жаль. Комок у горла, и грудь заколочена досками. Все так неожиданно и скоро… Словно я и не знал, что так выйдет.
Я никогда больше не увижу ее. Что бы ни случилось. Я крутанул руль, и Галкина фигурка скрылась за поворотом. Навсегда. Жизнь еще ни разу не провела меня по кругу, возвращая утраченное.
Когда я доеду, пелена беспомощности спадет с меня. Она связывала меня все последние годы, и я пробивался сквозь ее вязкие путы, чтобы оказаться в нормальной жизни.
У меня был выбор: сначала Галка или он. Я выбрал ее. У меня не было желания предаваться экзерсисам, которые подсказали бы мне, почему я поступил так, а не иначе. Просто ее мне захотелось увидеть сильнее, точка. У Галки все в порядке, пусть так будет и дальше.
Теперь оставался он.
Даже зная, что десять-пятнадцать минут все равно ничего не решают, я гнал машину сквозь красные огни светофоров, поворачивал, не экономя на резине. Голову застывшим воском тяжелила одна только мысль: «Успеть». Страх вдруг подсел ко мне пассажиром, и я стал опасаться, что могу приехать не вовремя.
Я вошел в отделение так, как это делают родственники. Просто представился, взял пропуск и справился у охранника, как добраться до отделения нейрохирургии.
Мне тут же навязали бахилы и халат, которые я скинул, пройдя всего два пролета по лестнице.
Вот и его палата.
Волнение, которое я испытывал, невозможно было сравнить ни с чем. Казалось, меня даже качает от сердечных ударов. Нет… В таком состоянии я не мог к нему идти. Я развернулся и направился вдоль коридора. Я не знал, что и зачем искал.
Дверь с надписью «Ординаторская» — это было то, что нужно. Я постучал, приоткрыл ее, увидел врачей — мужчину и женщину — и попросил разрешения войти. Мой внешний вид, не оборудованный больничными атрибутами, немного огорчил их, но, узнав, что я всего лишь злостный нарушитель правил посещения больных, они успокоились.
— Мироедов? А кем вы ему приходитесь?
— Как вам сказать… — неуверенно проговорил я. — Считайте меня его старым знакомым. Как он?
Женщина тут же утратила ко мне интерес, но ожил мужчина. Это позволяло безошибочно узнать в нем лечащего врача тракториста.
— Вы его первый старый знакомый, кого я вижу за три месяца.
— Это потому, наверное, что я единственный его старый знакомый, — объяснил я, подумав про себя: «Всех остальных он убил».
— Все новости плохие, — продолжая работать с какими-то бумагами, сообщил доктор. — С какой начать?