– Серега, ты меня доконаешь. – Коротков пристально вгляделся в пустую чашку, в которой еще совсем недавно был горячий чай, и с недоумением убедился, что там больше ничего нет. – Ты с Каменской разговаривал?
– Я каждый день с ней разговариваю. Ежевечерние отчеты по телефону. А что?
– Да ничего! – взорвался Юрий. – Я уже слышать не могу про этот чертов понедельник вместе с чертовым юбилеем чертова Островского! Я специально ездил к ней в эти чертовы Болотники, чтобы все подробно обсудить, глаза в глаза, а не по телефону. И она пообещала, что постарается тебя унять.
– У нее нет чутья, – упрямо мотнул головой Сергей. – Ты сам прекрасно знаешь, и Настя Пална это знает. У нее мозги аналитические, а чутья нет и не было никогда.
– Ага, у тебя его, можно подумать, навалом, – проворчал Коротков. – Чемпион по чутью. Давай так договоримся. Я сейчас делаю один телефонный звонок и задаю один вопрос. И после этого ты оставляешь в покое свою затею и подключаешься к проверке багаевцев, а то ребята уже запарились каждого проверять.
Он перевернул листок на настольном календаре, нашел телефон приемной Дронова и снял трубку:
– День добрый, майор Коротков, Московский уголовный розыск. Будьте любезны, мне нужна одна небольшая справочка, я думаю, вы можете мне помочь. Не хочется с таким пустяком обращаться лично к господину Дронову… Да, спасибо. Так вот, в понедельник в Доме кино проходило чествование режиссера Островского. Знаете такого?.. О, тогда тем более. Там произошел небольшой инцидент, у одного из присутствующих пропал портфель с важными документами. Мы запросили весь список приглашенных, но ведь понятно, что кто-то пришел, кто-то нет, и нам нужно уточнить… Господин Дронов числится в списке. Вы мне не подскажете, он там был или нет?.. Ах, вот даже как… Понятно. Спасибо вам огромное. Еще раз простите за беспокойство.
Положив трубку, Коротков выразительно посмотрел на Зарубина:
– Вот такие дела, мой молодой друг. Господина Дронова в понедельник в Москве вообще не было. Равно как и в воскресенье, и в субботу. Он уехал в деловую поездку еще в четверг и вернулся тоже в четверг, то есть через день после убийства Халиповой.
– Алиби себе обеспечивал, – уверенно заявил Сергей.
– Ну, это тебе виднее, – усмехнулся Юра. – Но в любом случае ни с Волковой, ни с Кричевцом он в понедельник встречаться не мог. Так что, чем бы эта сладкая парочка ни занималась, пока Островского чествовали в Доме кино, к убийству это ну никак не относится.
– Они могли встречаться не с Дроновым, а с Багаевым, – продолжал упрямиться Зарубин.
– Ну конечно! Через голову Дронова? И откуда у них выход на Руслана? Они же не бизнесмены и не уголовники. Все, Серега, тема закрыта. Я согласен с тем, что убийство Халиповой связано с Дроновым, но вопрос о понедельнике должен быть исчерпан. Ты меня понял? Если ты считаешь, что Дронов уехал из Москвы, потому что знал о готовящемся убийстве своей любовницы, то и копай в этом направлении. Если ты считаешь, что Волкова и Кричевец могут быть к этому причастны, – ради бога, делай все, что считаешь нужным. Но забудь уже наконец про понедельник!
– Ладно, – хмуро пробормотал Зарубин. – Но с Риттером я все-таки встречусь.
– Твою мать! – заорал Коротков. – Ты что, глухой? Или я плохо объясняю?! Работы непочатый край, ребята зашиваются, что наши, что рубоповцы…
– Не кричи на меня. – Зарубин был спокоен и даже как будто весел, словно с ним на повышенных тонах разговаривал не замначальника отдела, а какой-то совершенно посторонний мужик, чье мнение в жизни Сергея ни малейшей роли не играло. – Я встречусь с ним в нерабочее время.
– У сыщика не бывает нерабочего времени, у нас с тобой ненормированный рабочий день. Не забыл? О господи, да почему же ты такой упрямый? Сам же видишь, что пустышку тянешь, а признаться не хочешь. И как с тобой разговаривать, если кричать на тебя нельзя, а нормальных слов ты не понимаешь! А кстати, почему на тебя нельзя кричать?
Зарубин хитро улыбнулся и подмигнул. Он понял, что гроза закончилась, Коротков выпустил пар и снова готов к человеческой беседе.
– Потому что я маленький. У меня знаешь какой жуткий комплекс из-за этого? Мной нельзя пренебрегать, меня нельзя ругать, и на меня нельзя кричать, а то я начинаю ужасно расстраиваться. А когда я расстраиваюсь, я тупею. И плохо работаю.
– Ты – маленький шантажист, – Коротков выставил вперед указательный палец.
– Ну да, – согласился Сергей. – А ты большой начальник. Короче, шеф, я все понял и сделаю, как ты сказал. А об остальном ты как будто не знаешь. Лады?
* * *
То, что прекратились постоянные дожди, это, конечно, Настю обрадовало, а вот похолодание наступило одновременно с неприятностями. На теплоцентрали случилась авария, и все дома в Болотниках оказались без отопления и горячей воды. В течение дня Насте кое-как удавалось спасаться от холода, но проведенная в борьбе с ним ночь истощила все запасы ее мужества. Прямо с утра она позвонила Дюжину и спросила, что в таких случаях нужно делать.
– Нормальные люди топят камин и включают водонагреватель, – спокойно ответил Павел. – Но тебя к нормальным причислить нельзя, во-первых, ты не в состоянии наколоть дров, а те, что наколол Коротков, мы в воскресенье все пожгли. Во-вторых, ты не знаешь, где и как включается водонагреватель.
– И что мне теперь делать? Ждать, пока я превращусь в мороженую селедку?
– Ждать, пока я приеду.
– Долго ждать-то? – жалобно спросила Настя. – Я уже изнемогаю.
– Часа полтора. Сейчас отпрошусь у Ивана и поеду.
Вот ведь незадача! Была бы нога здоровой, можно было бы одеться потеплей и полтора часа гулять по лесу быстрым шагом, и для здоровья полезно, и согреться помогает. А тут, как ни одевайся, все равно холодно, как будто на улице сидишь, да никакой особо теплой одежды у Насти с собой и не было, не рассчитывала она оказаться без отопления.
Ну хорошо, полчаса можно отдать лечебной прогулке, длительность которой уже доведена до тридцати минут. А еще час? Настя вспомнила, как мерзла целый день накануне и целую ночь, и решила, что после таких испытаний час-то уж точно продержится. Подумаешь, что такое один час, один малюсенький-коротюсенький часик по сравнению с целыми сутками, холодными и бесконечными!
Чистяков привез в Болотники много книг, но Настя, против ожидания, читала мало. Она предпочитала копаться в себе, выискивая первопричины собственных проблем. Она не верила в чудеса, но с того дня, как она набралась смелости и сказала сама себе все, что думает о собственных отношениях с начальником, нога стала болеть меньше. Трудно сказать, почему это произошло, потому ли, что кончились все сроки для болезни и дело пошло на поправку, потому ли, что Настя ведет более здоровый образ жизни, ежедневно гуляет, много спит и регулярно ест, или же потому, что Паша Дюжин был прав. Насте очень хотелось поговорить с ним об этом, но в выходные рядом все время был Лешка, а потом и Коротков появился, и вообще на даче царила веселая суета, а такой разговор ей казался серьезным и для чужих ушей не предназначенным. Особенно для Лешкиных, ведь он, физик-математик, человек прагматичный и приземленный, еще смеяться начнет. Она и сама училась в физико-математической школе и выросла воинствующей атеисткой, но у нее мышление какое-то не такое, как у Чистякова. Может быть, оттого, что она больше, чем муж, имеет дело с чужими судьбами и чужими поступками и хорошо знает, какие необъяснимые вещи происходят в человеческих головах и случаются в человеческих жизнях.
Как бы там ни было, неспешные размышления и над своим поведением, и над поведением других людей привели ее к неожиданному выводу: люди очень часто не используют собственные ресурсы, предпочитая ресурсы чужие, потому что изначально уверены в том, что у них ничего не получится. Под собственными ресурсами в данном случае Настя имела в виду душевные силы и психологические возможности. Чем больше самых обыденных жизненных ситуаций она вспоминала, тем четче проступала закономерность. Да взять хотя бы самый простой пример, с деньгами, которые берут в долг. Человек, скажем, зарабатывает определенную сумму и знает, что если он будет экономить, то через три года скопит достаточно, чтобы купить себе… ну, допустим, новую машину. Есть два варианта: копить, ждать и через три года осуществить задуманное либо взять деньги в долг на три года и купить машину уже сейчас, потому что та, которая есть, уже старенькая, или немодная, или маловата стала. Чаще всего идут по второму пути, потому что уверены: еще три года на этой колымаге они не выдержат. Ну нет же больше никаких сил! Не езда, а мучение. Перестать ездить на машине и на три года пересесть на общественный транспорт? Нет, что вы, я не смогу, я привык к машине, какие могут быть трамваи и троллейбусы! А если вдуматься, что значит «я больше не могу» или «я не смогу»? А еще «у меня больше нет сил», «я этого не вынесу», «я не в состоянии»? Да все то же: уверенность в том, что собственных сил не хватит. Не хватит терпения, выдержки, силы воли. Лучше прибегнуть к помощи чужих денег, чем задействовать внутренний ресурс и свои способности.
