поужинаем? У нас в морозилке есть вареники.
– Вареники? – Жора изобразил капризную гримасу. – Ты же знаешь, я не люблю вот это все. Вишню, творог… Что там еще бывает?
– Там еще бывает картошка с грибами, – открыв дверцу кухонного шкафа, Вика достала из нее большую кастрюлю и наполнила водой. – А к ним в придачу можно порезать буженину. Я еще вчера купила, только забыла на стол поставить.
– Вот это уже интересное меню, – Жора одобрительно кивнул. – Картошка с грибами, буженина. Под это дело можно и водочки. Граммов двести.
– Сто будет достаточно, – решительно отозвалась Вика, – ты вчера один бутылку вина выпил.
– Ну, сто, так сто, – не стал спорить Мясоедов, – а вино, кстати, плохонькое было, так что ты мне должна спасибо сказать, что я тебя от этой гадости избавил.
Два часа спустя, прислушиваясь к ровному дыханию быстро уснувшего мужа, Вика вспомнила, что так и не спросила у него, какими именно «своими» делами он занимался после двенадцати. Завтра надо будет обязательно выяснить, подумала она за секунды до того, как на смену мыслям пришли сновидения.
Четверг, 20мая
Вика удивленно взглянула на появившихся в кабинете оперативников.
– Какими судьбами? Кажется, мы договаривались на десять.
–Так я и знал, что вы все перепутали, – не дожидаясь приглашения, Распашной занял один из стульев, – мне эти обормоты сказали, что надо у вас быть к девяти.
– Нет, на девять у меня назначен допрос свидетеля, а вас всех я приглашала к десяти.
– Виктория Сергеевна, – обогнув стол, Малютин уселся напротив Гены, – вы ведь нас не станете выгонять. К тому же, уже четверть десятого. У нас кое-кто, – он бросил взгляд на Распашного, – в назначенное время приезжать не умеет.
– И как выясняется, правильно делает, – усмехнулся Гена. – А вы что, со свидетелем уже закончили? Быстро, однако.
– Нет, – Вика отрицательно покачала головой, – она еще даже не появлялась. Очевидно, к назначенному времени не умеют приходить не только сотрудники полиции.
– Но и нормальные люди, – подхватил Распашной. – Так что, Виктория Сергеевна, мы подождем? Не прогоните?
Звонок смартфона перебил Крылову, уже собиравшуюся ответить какой-нибудь колкостью.
– Надеюсь, наша сегодняшняя встреча остается в силе?
– Да, можете не сомневаться, – Вика прижала телефон плотнее к уху и бросила взгляд на сидящих за столом оперативников.
– Я вообще не склонен к сомнениям, чего и вам желаю.
Короткий разговор выбил Вику из колеи. Некоторое время она сидела, уставившись в погасший экран телефона. Словно сквозь пелену заполнившего кабинет тумана до нее долетали обрывки фраз, которыми обменивались оперативники, ожидающие появления отчего-то опаздывающей свидетельницы.
…симпатичная такая. И фигура, и мордашка. Пугливая, правда. Представляете, в квартиру зашла и давай по всем комнатам бегать, выключателями щелкать. Мол, не могу жить без света… А эти как на Григорича вылупились, а он так и заявляет, мак это не наркотики, это цветок. Его не колоть, его нюхать надо…. Чего ты, балабол, мелешь! Не говорил я такого.
Новый телефонный звонок, на этот раз телефона внутренней связи вывел Крылову из состояния задумчивости.
– Да, я сейчас спущусь.
Положив телефонную трубка, Вика вскочила с кресла, радуясь тому, что теперь у нее нет возможности сидеть без дела и предаваться сомнениям в правильности запланированной встречи.
– Калиева пришла. Сейчас я вернусь. Постарайтесь не разнести кабинет.
После того как Крылова вышла из кабинета, оперативники еще некоторое время обменивались незначительными подробностями предыдущего дня.
– Слушай, Григорич, я еще вчера спросить хотел, – спохватился наконец Малютин, – с этими киргизами, это вообще, что было?
– А что было? – недовольно покосился на него Панин. – Провел разъяснительную работу на тему соблюдения миграционного законодательства.
– Ладно уж, не первый день ведь знакомы, – не удовлетворился ответом Денис, – я думал, ты их там на месте к стенке поставишь. И потом, когда мы на лестницу вышли, признайся, ты уверен был, что девчонка за нами выскочит. Так?
– Так, – кивнул Михаил Григорьевич. – Я же, когда ты им фотографию Барковца показывал, у стеночки стоял, да на их лица поглядывал. Так вот, девчушка едва портрет соседа увидала, она вся разом взбледнула. Тут к бабке не ходи, ясно, что у нее к баристе нашему отношение неровное. Какое, конечно, сразу понять нельзя было. Может симпатия, может, наоборот, антипатия. Только, когда она первый раз сказала, что в тот вечер его не видела, мне в голосе сомнение послышалось. Тут, получается, пазл и сошелся. Ну а что? Ей шестнадцать. Ровесники ее прыщи давят, да в стрелялки играют. А нашему парню двадцать один год. Высокий, плечистый. Ну чем не кандидат в принцы?
– И ты, значит, решил малость надавить, – констатировал Малютин. – Толково. А я, если честно, сперва даже поверил. Так ты все излагал душевно. Дом на холме, поле с маками, соседи подколодные. Прослезиться можно. Признавайся, ты это все в старых газетах вычитал. Ностальгируешь?
– Я? – Панин чуть вздернул вверх левую бровь. – Нисколько. Отец, да, ностальгировал. Он тогда на те деньги, что от проданного дома нам достались, кое-как смог купить квартиру-малосемейку в Рязанской области. Не в самой Рязани, там дороже было, в райцентре, в Шилово. Вот тогда он заностальгировал. Так заностальгировал, что сел у окна, да от инфаркта и умер. Меня по такому случаю в отпуск из армии отправили. Но только, пока я добирался, отца уже похоронить успели. А поминки мы с матерью вдвоем справляли, потому как не было у нас еще в Шилово никого из знакомых. Мать не пила, у нее печень была больная. Я до этого спиртное даже и не пробовал. В тот день так напился, что потом сутки вообще из памяти выпали. Так до сих пор ничего и не вспомнил. Мать сказала, что на кладбище ходил, до отца докричаться пытался.
Михаил Григорьевич тяжело вздохнул, затем, будто поняв, что его откровения были не очень уместны, натянуто улыбнулся и хлопнул Малютина по плечу.
– Не грузись, майор. Давно это все было. Главное, что девчонка нам всё как есть сказала.
– Главное, чтобы она это всё Крыловой повторила, – усмехнулся Распашной, – а иначе от всей этой лирики никакого проку не будет.
К облегчению оперативников, допрос Айлин неприятных сюрпризов не преподнес. Девушка почти дословно, с небольшими уточнениями повторила все, что уже рассказывала до этого Панину и Малютину. По ее лицу было заметно, что прошедшую ночь она фактически не спала. Потухшие глаза, дрожащий голос, сцепленные пальцы рук. Было очевидно, что давать показания, из-за которых Барковец может пострадать, Айлин совсем не хочется. И все же она достаточно подробно ответила на все вопросы
