Когда он очнулся, то увидел, что находится на стуле с подлокотниками, том самом, на котором при их появлении сидел Андрей. Только если Андрей сидел на нем, удобно развалясь, у поляка были менее комфортные условия – его руки и ноги были прочно примотаны к стулу широкой липкой лентой.
Придя в себя, Пендраковский увидел, что Андрей открыл автомобильную аптечку из черного пластика. Порывшись среди упаковок и пузырьков с лекарствами, он достал какой-то сверток и развернул его. Там находились запаянная ампула и одноразовый шприц. Андрей бросил вопросительный взгляд на стоявшую возле двери Мирдзу, та утвердительно кивнула ему.
Когда Андрей стал набирать в шприц жидкость из ампулы, пан Збигнев напрягся с таким усилием, что, казалось, вот-вот вырвется из своих пут.
– Послушайте, кто вы такие?! Что вам от меня надо?! Вы незванные в нашей стране преступники! Напрасно вы думаете, что вам все сойдет с рук!
Свои проклятия он перемежал смачными польскими ругательствами.
– Если вы, пан Збигнев, не хотите, чтобы я залепил вам рот, успокойтесь и не дергайтесь. Собственно говоря, вы можете ответить на вопросы без всяких уколов. Но для этого нужно проявить добрую волю. Вы согласны на это?
– Чего вы хотите от меня?
– Во-первых, назовите людей из Москвы, которые давали вам заказы на приобретение определенных, точнее, самых дорогих марок машин.
Пендраковский молчал.
Андрей со шприцем в руках приблизился к нему:
– Назовете или будете молчать?
– Я этих людей знать не знаю. Они мне сами звонили, когда нужно.
– Ну, конечно. А вы не могли им позвонить. Может, вы и денег от них не получали? Работали из любви к искусству?
– Если вы все так хорошо знаете, зачем меня спрашиваете?
– А почему вы боитесь нам ответить? Если все нам расскажете, вам даже никто отомстить не сможет. Все потенциальные мстители и так-то живут далеко, а вскоре окажутся за решеткой. – Не дождавшись ответа, Корешков вздохнул: – Придется для ускорения процесса вкатить вам определенную дозу кое-какой жидкости. Да вы не пугайтесь – это неприятно, но не смертельно, вообще не опасно для здоровья. Через два дня и следов не останется.
Пендраковский разразился очередной порцией ругательств, на которые Андрей совершенно не реагировал – он сделал упертому пленнику укол в бицепс, после чего аккуратно завернул использованный шприц и ампулу в полиэтилен, который положил в аптечку.
– Не думайте, что это так просто сойдет с рук! – кричал пан Збигнев. – Брат сообщит об этом в полицию! Он знает, где я сейчас нахожусь.
Далее следовала череда польских ругательств, слыша которые Мирдза густо краснела. Андрей же их все равно не понимал. Он посмотрел на часы, а затем внимательно вгляделся в лицо Пендраковского. Поляк уже, что называется, поплыл. Бедняга стал похож на совершенно пьяного человека. Он еще по инерции продолжал ругаться, однако речь становилась все более сбивчивой. Корешков придвинул табуретку и сел напротив владельца автосервиса.
– Мирдза, включи магнитофон, – попросил он.
… После допроса Троненбергс и Корешков заехали в полицейское управление воеводства – попрощаться и поблагодарить за помощь. Ведь полицейские предоставили им машину, которую Мирдза могла оставить в мастерской Пендраковских. Не могла же она дать туда свою, потом, глядишь, не уедешь, во всяком случае вовремя. А полиция найдет способ, как завтра забрать у них свою, в крайнем случае скажет, что ее у них угнали. Пана Збигне-ва они тоже освободят из заточения, в котором он оставался после отъезда иностранных – латышки и русского – полицейских.
Андрей вел машину, сидевшая рядом Мирдза слушала через наушники диктофонную запись сделанного допроса. Прослушав одну-две фразы, она останавливала диктофон и записывала услышанное в блокнот. Иногда речь Пендраковского трудно было разобрать. Тогда Мирдза прокручивала ленту назад.
Когда она расшифровала всю запись, Корешков время от времени просил ее прочитать вслух тот либо иной ответ. Андрей помнил содержание допроса, письменный вариант делался для отчета начальству. Он же просто хотел убедиться в том, что правильно помнит сказанное, хотя оно, увы, не оправдало его ожиданий. Пендраковский выболтал все, что ему известно. Этих признаний было достаточно для местной полиции, чтобы посадить его за решетку, но отнюдь не достаточно для московской милиции и страхового агентства, чьи интересы он сейчас защищал. Не удалось узнать самого главного – кто непосредственно руководит этой разветвленной аферой, запустившей щупальцы в разных странах, втянувшей в свою орбиту десятки людей. Не удалось обнаружить никакого следа этого злодея. Ничего удивительного в этом нет. Когда в преступных сообществах задействовано много людей, всегда трудно установить их иерархию. Пока было ясно, что здесь действуют не меньше двадцати человек. Видимо, у Хозяина была правая рука, отвечающая за подбор кадров. Этот-то человек и связан с коми-пермяцкой колонией. На кого-то другого возложены функции по снабжению машинами. Такая троица составляет руководящее звено, и Хозяин здесь первый среди равных. За ними идет какой-нибудь «старший», тоже белая кость, он непосредственно общается с барыгами, связанными с заказчиками иномарок. Под «старшим» двое-трое «звеньевых», условно говоря, российский, польский и немецкий. В распоряжении каждого «звеньевого» имеются два-три «экипажа».
В Варшаву они опять не заехали, хотя поначалу намеревались. Уже было темно, осматривать город неинтересно. Тем более что оба изрядно устали, и им не терпелось доехать до отеля и, закрыв дверь номера на ключ, остаться вдвоем.
Еще по пути в Зелену Гуру они обратили внимание на симпатичный новенький мотель из красного кирпича. Глядя на него, легко было представить, какие здесь уютные комнаты, солидная деревянная мебель, толстые стены, благодаря которым не слышно соседей, а главное, они тебя не услышат. И то, что в постели Мирдза и Андрей говорили шепотом, объяснялось лишь тем, что такие слова не терпят чрезмерной громкости.
– Я говорил тебе, что ты очень красивая? – спрашивал Андрей.
Наморщив лоб, Мирдза делала вид, что усиленно вспоминает, и уверенно отвечала, тоже шепотом:
– Нет, не говорил.
– Тогда сейчас самое время сказать, – шептал он.
– Я слушаю.
– Ты такая красивая, каких еще поискать надо. Я тебя никогда не забуду.
– Звучит как прощание.
– В некотором роде так и есть. Завтра мы вернемся в Ригу, и, если не случится ничего непредвиденного, я сразу улечу в Москву.
– Ты хочешь сказать, что я для тебя ничего не значу?
– С чего ты взяла? У меня и в мыслях такой крамолы не было.
– Да? – Мирдза вплотную прижалась к нему, уткнув голову в плечо. – Значит, я для тебе кое-что значу?
– Само собой.
– Что же? – Она закрыла глаза, ожидая услышать что-нибудь приятное.
– Ты – отличный напарник.
Рывком приподнявшись и опершись на локоть, она сердито смотрела на него:
– Ах вот как! Всего лишь напарник? Какие вы все, мужики, сволочи! Видеть тебя не хочу после этого! – Мирдза повернулась к нему спиной.
– Вот неугомонная, – засмеялся Андрей, – шуток не понимает. – Тесно прижавшись к ней, он обнял ее обеими руками. – Неужели ты сомневаешься, что для меня эти три дня значат очень много?
– И я не хочу терять тебя, – сказала она, гладя его руки.
– Я же буду звонить. Как только удастся урвать несколько свободных дней, мы съездим куда-нибудь отдохнуть.
– Как это все сложно, – вздохнула Мирдза. – Ты в одной стране, я в другой. Ну зачем эти чертовы политики нас разделили?!
* * *
При возвращении в Москву настроение у Корешкова было неважнецкое. Причиной тому были скромные результаты польской операции с владельцем автосервиса и слишком бередящее душу расставание с Мирдзой, которую он теперь беспрерывно вспоминал.
Сергей Константинович, которому Андрей позвонил, едва приземлившись, с первых слов почувствовал упадническое настроение товарища.
– Есть разговор. Может, куда-нибудь завалимся, заодно и перекусим.
– Уже не надо, – засмеялся Багрянцев.
– Что – не надо? – оторопел Корешков.
– Питаться в предприятиях общественного питания. Томка приехала, поэтому сейчас дом – чаша полная. Не говоря уж о холодильнике. Вдобавок и теща с Запорожья приехала. Подгребай к нам.
– Не то у меня сейчас настроение, чтобы ходить в гости. Лучше сделаем так. Я подскочу к тебе, но подниматься не буду, чтобы не приводить в уныние твоих домашних. Звякну, когда подъеду, и ты спустишься.
– О'кей, будь по-твоему.
Самолет Корешкова прибыл в Шереметьево-1. Андрей знал, что поблизости, примерно в двух автобусных остановках, есть сравнительно недорогая стоянка. Там и оставлял свой «Ранглер» на время отъезда. Получалось намного дешевле, чем оставлять машину на площадке перед зданием аэропорта. Пока прошел паспортный контроль, пока дошел до стоянки, пока доехал до багрянцевского дома – на Ленинградке, как всегда в это время, чудовищные пробки, – был уже поздний вечер.
