– Какого хрена… – зарычал он и вдруг осекся.
Он увидел пистолет в руке Гурова, рассыпанную повсюду муку и неизвестного громилу, растянувшегося на полу, тихо открыл рот и выпустил из рук упаковку. Бутылки упали со звонким баскетбольным звуком.
– Хорошо, сейчас на пластиковую тару перешли, – сочувственно заметил Гуров. – А то было бы дело!
За свою долгую карьеру Гуров частенько выслушивал обвинения в самодеятельности. Его подозревали в склонности к партизанщине и анархизму. Однако все эти упреки не имели под собой никаких оснований. Гуров терпеть не мог самодеятельности в том смысле, который вкладывали в эти слова обвинители. Он расценивал свои действия иначе – как способность принять на себя полную ответственность, когда того требует ситуация. Просто ответственность – вещь неудобная сама по себе, и некоторые люди предпочитали вообще о ней не слышать.
Но дело было не только в этом. Просто так, из спортивного интереса Гуров никогда не брал на себя эту самую ответственность. Это всегда было вызвано определенными обстоятельствами и непременно подразумевало точный расчет. При этом расчет мог быть и чисто интуитивным. За долгие годы работы Гуров привык доверять своей интуиции.
Бывали, конечно, случаи критические, когда приходилось махать рукой и на расчет, и на интуицию. Такое происходило нечасто, но все-таки происходило. Тогда Гуров целиком полагался на судьбу. Только он редко кому признавался в этом.
Сегодня был тот самый случай – когда, кроме судьбы, помощников больше у него не осталось. Уж очень неудачно все сложилось с самого начала. Предвидеть вообще сложно, но то, что бандиты нападут на булочную, Гуров не предполагал даже теоретически. Он полагал, что если бы это было возможно, то произошло бы гораздо раньше. Он был уверен, что Перфилов сам не знает, где оставил аппаратуру. Оказалось, что знает и даже делится своим знанием с другими. «Интересно, что за методы применили к нему, что у него так здорово заработала память?» – такая мысль невольно приходила Гурову в голову и ужасно его беспокоила.
Место, которое назвал ему раненый бандит, наверняка находилось в глуши, а это предполагало, что положение пьяницы-фотографа самое отчаянное. Странно, что его вообще до сих пор не убили. Может быть, действительно Аслан предполагает, что имеет дело с сотрудником спецслужб, и пытается выбить из Перфилова побольше информации? Тогда Перфилову не позавидуешь. Хоть вывернись он наизнанку, а удовлетворить любопытство террориста у него не получится. Аслан, послушав его брехню, просто решит, что Перфилов намеренно валяет дурака и водит его за нос. Не помогут никакие жалобы и слезы – Аслан примет все за актерство. Бывают такие роковые ошибки.
Но, подумав, Гуров отмел эту версию. Если бы Аслан видел в Перфилове секретного сотрудника, вряд ли он стал бы разводить всю эту бодягу и искать пропавший фотоаппарат. Скорее всего, Аслан прекрасно отдает себе отчет в том, что Перфилов – случайный человек, нерасчетливо вставший у него на пути, и единственное оружие, которым он обладает, – это тот самый снимок. А разговоры о спецслужбах Аслан ведет специально для своей команды, чтобы привести бойцов в тонус. Для него это что-то вроде дополнительной тренировки на местности – с поисками цели, погонями и засадами.
Но как бы то ни было, Перфилову легче не становилось. При любом раскладе он теперь являлся кандидатом в покойники. Если он еще не умер, то жить ему оставалось, скорее всего, считаные часы. Поэтому Гуров и взял на себя риск отправиться к Перфилову в одиночку.
Такое случалось очень редко. По крайней мере рядом с ним всегда был верный Крячко. Но сегодня Крячко пришлось заняться другими делами. Бутерброд упал маслом вниз решительно и бесповоротно. Выхода не было.
Гуров прекрасно понимал, что впоследствии ему здорово нагорит, даже если предприятие его закончится благополучно. Ему наверняка укажут, что выход был и буквально лежал на поверхности. Нужно было просто придерживаться инструкции – проинформировать руководство, получить ценные указания и уже согласно этим указаниям действовать. Для руководства это дело теперь гораздо шире, чем частный случай в биографии никому не известного фотографа. На кону интересы государства, и все должно подчиняться в первую очередь этим интересам.
Гуров все это отлично понимал, но он понимал и другое – если он будет действовать по инструкции, Перфилову вскоре понадобятся катафалк и венки с траурной лентой. А ему, Гурову, будет очень неудобно и стыдно, хотя большинство людей этого не поймут.
Гуров гнал машину на предельной скорости и менее чем за час доехал до нужной развилки. Щит, обещанный раненым бандитом, был на месте. Девушку в красном Гуров заметил, а вот чего она достойна, читать не стал – не было времени.
Он свернул на боковую дорогу и вскоре оказался среди лесного массива, состоявшего из молодых осин и берез, верхушки которых уже позолотила осень. Крутя баранку, Гуров постоянно поглядывал назад в зеркало – не увязался ли за ним «хвост». В создавшейся ситуации ожидать можно было всего. Но сзади было спокойно, и Гуров предположил, что фактор внезапности пока на его стороне.
Неожиданно лес кончился, и дорога побежала вдоль пустого серого поля, посреди которого громоздились бетонные стены недостроенных корпусов, и на покосившихся столбах уныло висели остатки проволочного заграждения. Гуров понял, что прибыл на место.
Местоположение заброшенного цеха невольно его покоробило. Подобраться к нему незаметно можно только в темноте. Но до темноты еще очень далеко, да и что бы он стал делать в таком месте ночью? Наверняка в этих развалинах и днем сам черт ногу сломит.
Гуров проехал еще немного вперед и, когда решил, что за ним никто не наблюдает, свернул с дороги на лесную поляну. Здесь он остановил машину, вышел, запер дверцы и с сожалением похлопал «Пежо» по капоту – у него было странное ощущение, что свой автомобиль он видит последний раз в жизни.
Гуров посмотрел по сторонам – тихий осенний лес был наполнен влагой и туманом. Сырая бурая трава скрадывала шаги и приятно пружинила под ногами. Сквозь негустую листву проглядывали серое небо и черные силуэты строений в отдалении.
Пока все, что рассказал раненый, оправдывалось. Окажутся ли его слова правдой и дальше, Гуров не знал, но был уверен, что бандиту не было смысла готовить ему ловушку. Такой поступок мог совершить фанатик, но этот тип на фанатика нисколько не был похож. Наверняка в услужение Аслану его погнали деньги. Вряд ли он, явный славянин по наружности, на самом деле способен воодушевиться какими-нибудь ваххабитскими идеями. Теперь, когда сотрудничество с террористами не предполагает никаких выгод, он, скорее всего, будет сдавать вчерашних соратников налево и направо.
Однако Гурову все равно следовало быть предельно осторожным. Даже если в этих развалинах присутствует всего один охранник, опасность весьма велика. Ведь, образно говоря, этот человек «у себя дома», а если он еще вовремя заметит приближение незнакомого человека, то тем более все козыри будут на его стороне.
Гуров еще раз проверил оружие, запасные обоймы, глубоко вдохнул терпкий лесной воздух и пошел неторопливо в сторону заброшенного цеха.
В стороне он видел укатанную колею, ведущую к одному из строений, – видимо, именно по ней подъезжали сюда бандиты. Но он этой дорогой не воспользовался. Это было бы совсем уж неразумно. Появись вдруг здесь люди Аслана, и ему некуда будет деваться.
Впрочем, и в чистом поле у него было немного шансов. К тому же идти было трудновато – земля раскисла после недавнего дождя, и редкая бледная трава, росшая повсюду клочками, не спасала положения – ноги вязли в полужидкой грязи. Любимая поговорка Гурова здесь явно не годилась – асфальтом даже и не пахло.
Тем не менее угрюмые бетонные казематы с черными провалами незастекленных окон приближались. Уже можно было рассмотреть щербины на серых стенах и буйные заросли чертополоха за разбитой оградой. Признаков разумной жизни Гуров пока не обнаружил, но отнюдь этим не обольщался. Наверняка охранник предпочитал сидеть в такую погоду под крышей, да и наблюдать из укрытия ему было гораздо удобнее.
Вскоре Гуров уже перешагивал через свесившуюся до земли ржавую проволоку, когда-то натянутую между столбами ограды. До корпусов было рукой подать. Гуров решил начать с самого ближнего, который имел наиболее законченный вид.
Пистолет он сунул за пояс и двигался теперь крайне аккуратно, реагируя на каждый звук, долетавший до его ушей. Но пока ничего настораживающего Гуров не услышал – только свист ветра и карканье ворон высоко в небе.
Он миновал черный прямоугольник входа и крадучись пошел вдоль стены. Добравшись до первого окна, Гуров осторожно заглянул внутрь. Ничего интересного он не увидел – все те же щербатые стены и разнокалиберный мусор, валяющийся на полу. Но в глубине помещения находилась дверь, ведущая в какой-то темный коридор. Гуров не стал лезть напролом, а сначала закончил наружный обход здания, заглянув во все окна поочередно и убедившись, что внутри нет никаких признаков жизни. Однако некоторые окна были расположены высоко, едва ли не под крышей и, как прикинул Гуров, относились как раз к тому помещению, куда вел темный коридор.
