В кабинете Петра Николаевича повисла звенящая тишина. Слышно было только равномерное постукивание настенных часов. Стрелки показывали двадцать минут одиннадцатого. Гуров настаивал на том, чтобы провести операцию в районе полуночи. Полковник и сам осознавал, насколько он устал и измотался, но старался не подавать виду перед коллегами.
Орлов все еще колебался, надеясь изыскать иной выход из сложившейся ситуации.
– Боюсь, сейчас не самое подходящее время отправлять нарочного в следственный изолятор… – Он замолчал, заметив, что Гуров как-то коварно и многозначительно улыбается. – Что?
– Ружаков сейчас не в изоляторе.
– А где он?
– В моем кабинете. Ждет.
– Один?
– За ним приглядывает майор Алябьев. – Гуров склонился к генеральскому столу и загасил сигарету в пепельнице. – Я не думаю, что у него сейчас имеется безумное желание убегать и скрываться. Ты никогда не слышал, Петя, как поступают волки, загнанные охотничьими псами?
– Нет, не слышал и слышать не хочу. – Плечи генерала ссутулились, будто под давлением какого-то невидимого груза. – Это ты у нас специалист по волкам, Гуров, а мы… Так, погулять вышли. Куда нам со свиным рылом в калашный ряд? Ладно, – Орлов толкнулся руками от столешницы и вновь поднялся на ноги. – Идите и работайте, парни. Я думаю, вас не нужно учить, как вести себя во время таких операций…
Гуров и Крячко с улыбками покинули свои места. Споры закончились. Генерал фактически дал подчиненным добро, а большего сыщикам и не требовалось. Один за другим они, уже не оглядываясь, покинули кабинет начальника.
Алябьев стремительно поднялся при появлении двух старших по званию коллег и вытянулся по стойке «смирно». Ружаков остался сидеть на прежнем месте. Он даже головы не повернул, продолжая скучающим взором разглядывать стекающие по оконному стеклу капли дождя.
– Свободен, – коротко бросил Гуров майору, и тот живо ретировался за дверь.
Крячко прошел к своему столу и вынул из верхнего ящика табельное оружие. Неторопливо пристроил его в наплечной кобуре. Гуров сел напротив Ружакова.
– Депрессия, Кулак? – бодро обратился он к молодому человеку.
– Когда вы жаждете меня видеть, полковник, на меня всегда нападает депрессия. Зачем я понадобился вам на этот раз? Опять идем на войну?
– Ты угадал, – в этот момент Гуров встретился глазами с повернувшимся в его сторону Ружаковым и заметил, что в зеленоватых зрачках бывшего столичного рэкетира царит пустота. – Мы взяли одну сторону участвовавших в той вчерашней перестрелке. Теперь возьмем и другую. Похищена девушка, Кулак. Из-за нее-то, честно говоря, и разгорелся весь этот сыр-бор. Присутствовали, конечно, и второстепенные факты, но основная причина все-таки она. Сейчас девушка в наших руках. Надо позвонить тем, кто должен был заплатить за нее выкуп, и договориться о новой встрече. Сегодня в полночь на старом кладбище.
– Позвонить должен я?
– Пойми, Кулак, я полагаю, вторая сторона тебя тоже вычислила и наверняка считает организатором похищения. Не станем же мы банду разочаровывать. Ты позвонишь, представишься, забьешь «стрелку». Все, как полагается. – Излагая Ружакову свой план, Гуров машинально барабанил пальцами по столешнице. Он никогда не нервничал, если полагался на самого себя и собственные силы. Но другое дело, если хотя бы частично успех планируемой операции зависел от действий другого, совершенно постороннего человека. – Что скажешь, Кулак?
Ружаков усмехнулся и снова уставился на оконное стекло:
– Мне все равно. Остается только прежний вопрос. Как и в прошлый раз. У меня будет оружие?
– Нет. На этот раз нет. Я больше не могу доверять тебе, Кулак, – серьезно ответил Гуров. – Тебе дай только волю, и ты полгорода перестреляешь. А меня за это, знаешь ли, по головке не погладят.
– Значит, я – просто живая мишень? Ведь, насколько я понимаю, вам нужно дождаться, когда противник первым начнет боевые действия… И только тогда вы сможете вступить в игру.
– Да…
Ружаков был прав. Гуров не мог не признать этого. Полковник быстро взглянул на напарника, но Крячко только равнодушно пожал плечами. Дескать, поступай как знаешь.
– Мы дадим тебе бронежилет, Кулак.
– И пуленепробиваемую каску, – со смехом подхватил бывший уголовник. – То-то «братки» подивятся. И главное, вы не вызовете у них никаких подозрений о возможной засаде.
– Черт возьми! – Гуров почувствовал растущее в нем раздражение. – Чего ты хочешь, Кулак?
Ответ, казалось, был готов у Ружакова заранее. Он решительно посмотрел в лицо полковника и произнес:
– Мне понадобится нормальная тачка. Необязательно со всякими там наворотами, но приличная. Чтобы диссонанс между джипом Боксера и тем, на чем приеду я, был не слишком сильным. В салоне только я и девка. И «ствол». «Ствол», который я должен буду засветить.
– Заряженный холостыми патронами, – Гуров склонил голову набок.
Ружаков кивнул:
– Холостыми. Плюс один боевой. Как и в прошлый раз. Я не хочу умирать, полковник. Согласитесь, что это вполне нормальное и справедливое желание каждого.
Выбиваемая на столе барабанная дробь резко оборвалась. Полковник откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Кулак говорил и мыслил, как профессионал. Этого у него не отнять. Но Гуров находился с ним по разные стороны баррикады. И это разделение произошло давно. Более шести лет назад. А может, и еще раньше?
Полковник твердо был уверен и еще в одной вещи. Если он сейчас откажет Ружакову, то получит встречный отказ. Кулак не станет звонить Белоненко и назначать ему встречу. На кон действительно ставилась его собственная жизнь, и никакие интересы следствия того не стоили.
– Хорошо, – Гуров принял решение. – Сделаем все, как ты говоришь. Но помни, Кулак, что ты несешь ответственность и за жизнь девушки тоже. Прихлопнешь кого-то из людей противоборствующей группировки – полбеды, но если пострадает она…
– Я за это отвечу, – четко и лаконично закончил за Гурова фразу сам Ружаков. – Мне все ясно, полковник. Давайте телефон, по которому надо звонить.
Гуров достал из кармана блокнот, раскрыл его на нужной странице, где был зафиксирован номер мобильного телефона Белоненко, и положил на стол перед Ружаковым. Затем протянул ему и крохотный серебристый аппарат-раскладушку:
– Звонить будешь с него.
– Понял.
Дамский мобильник утонул в широкой ладони Ружакова. Уже не глядя на Гурова, Кулак решительно набрал необходимый номер. Оба полковника внимательно и напряженно наблюдали за его действиями.
* * *
– Тебя зовут-то как, красавица?
– Оксана.
Сбившийся каштановый локон падал ей на лицо, и сидящий за рулем Кулак практически не имел возможности видеть своей вынужденной попутчицы. В разговоры с ним Оксана тоже особо не вступала. Сидела на своем месте молча, с сосредоточенным видом. Полковник Гуров в общих чертах объяснил девушке, для чего ему понадобился предстоящий маскарад, она мало что поняла, но, находясь под воздействием успокаивающих препаратов, которыми ее пичкали медики, явного протеста не выказала. Надо, значит, надо. Они – представители власти, и им виднее, что и как следует делать. Но какой-то частью своего затуманенного сознания она понимала, что Альберта подозревают в чем-то нехорошем. В чем? Он никогда никому не делал зла. Но вопросы вспыхивали и так же быстро угасали…
Оксана уронила голову на грудь.
– Красивое имя, – сказал Кулак просто для того, чтобы что-то сказать, а не мучиться от этого тягостного молчания. – У меня была когда-то девушка по имени Оксана. Давно. Когда я закончил школу. Страстная была, бестия, помню. Темпераментная до ужаса. Я звал ее Ксю. А потом она меня бросила…
– Почему? – неожиданно Пустовойтова подняла голову, и Кулак смог увидеть и ее большие карие глаза, и озорно вздернутый носик.
– Что почему?
– Почему она вас бросила?
Ружаков открыто рассмеялся. Ни внешне, ни по манере поведения он ничем не напоминал человека, ехавшего сейчас на свою возможную погибель. Напротив, он вел себя спокойно и раскрепощенно. Будто впереди его ожидала не опасная для жизни встреча с украинскими «братками», а веселый, приятный пикник с миловидной девушкой, испытывавшей к нему симпатию. Кулака даже нарядили, словно для загородной прогулки. Светлые брюки, остроносые туфли, стильная кожаная куртка, надетая поверх стального цвета водолазки. За брючным ремнем Ружакова покоился все тот же заветный «марголин», владельцем которого он являлся, с новой обоймой, напичканной холостыми патронами. Но Кулак знал, что четвертый «птенчик» в «гнезде» настоящий, и это обстоятельство согревало его промерзшую насквозь душу.
– Во-первых, не «вас», а «тебя», – поправил он Оксану, игриво подмигивая ей при этом. – Я не люблю, когда мне «выкают». Договорились? Только на «ты»?
