– А как же сегодня?
– Сегодня – это особая песня. Говорю же, незапланированная случайность. Аномалия. Ладно, переживем и это. В сущности, все еще поправимо.
– Может, выскажешься пояснее?
– На месте все будет ясно, – отрезал Павел. – А пока давай помолчим – мне обмозговать кое-что надо.
Хоть его спутник и держался уверенно, Давыдову все более становилось не по себе. Когда они подъезжали к посту ГИБДД на дорожной развязке, у Давыдова невольно сжалось сердце. Он уже приготовился к бесчисленным въедливым вопросам и пытливым взглядам, но, как ни странно, их даже не стали останавливать. Огни Москвы остались за спиной, и на душе у Давыдова стало немного полегче.
– Куда же все-таки мы едем? – спросил он, не выдержав бесконечного молчания.
– Да есть тут один поселочек, – сказал Павел, всматриваясь в искрящийся под светом фар асфальт впереди. – А в поселочке один симпатичный домик. Хозяева в отъезде, ключи вот мне оставили. А я там немного намусорил. Теперь вот хочешь не хочешь, прибраться надо, а то неудобно. В следующий раз могут ведь и на порог не пустить, верно?
В словах Павла Давыдову почудился нехороший намек, но что он имеет в виду на самом деле, выспрашивать было бесполезно. Давыдов лишь сказал:
– Хорошо же, видно, ты там намусорил!
– Это слово здесь не подходит, – угрюмо заметил Павел. – Но нагадил крепко.
Несмотря на нервное напряжение, дорога убаюкала Давыдова, и он неожиданно для себя задремал. А проснулся оттого, что грузовик свернул с шоссе на боковую дорогу. Давыдов понял, что цель близка, но дорожный указатель он проспал, и название поселка по-прежнему оставалось для него загадкой. Вопросов же задавать больше не хотелось.
Вскоре они уже ехали по улицам поселка. Разобраться, что к чему, было трудно. Давыдов видел лишь освещенные окна, силуэты деревьев вдоль заборов, фонари на углах. Людей он почти нигде не заметил.
– Хоть бы дорогу запомнить, – проворчал он, когда Павел повернул руль в очередной раз. – А то как я отсюда буду выбираться?
– Не бойся, мы не отсюда будем выбираться, – успокоил его Павел. – Отсюда мы уедем, как приехали. Потом развяжемся с тачкой и двинем на ближайшую станцию. Там и расстанемся. Дан приказ – ему на запад…
Он вдруг сбавил скорость и затормозил возле дома с темными окнами. Сейчас Павел был предельно серьезен.
– Посиди-ка здесь тихонько, – сказал он Давыдову. – Ворота отопру.
Он открыл ворота и вернулся в кабину. Сдвинув брови к переносице, он завел грузовик во двор и погасил фары.
– Жаль, что не придумали еще бесшумных и невидимых машин для таких неудачников, как я, – сказал он с неподдельным сожалением. – Шуму от нас многовато, но тут уж хоть кровью харкай – ничего не изменишь. Это как кпд двигателя – ста процентов не выжмешь, как ни старайся. Природа не хочет… Ну что же, пойдем, дружище! Может быть, последний раз мы вместе чудим. Жаль, конечно, но жизнь оказалась поганой штукой, Леша! И чем дальше, тем жизнь поганей. Тут тоже свой кпд – никуда не денешься.
Давыдов вышел из машины и с беспокойством огляделся. Темный чужой двор вызывал у него чувство тревоги. Когда Павел отошел, чтобы закрыть ворота, Давыдов почувствовал острый приступ одиночества. Он уже пожалел, что не остался дома.
Вернулся Павел, кивнул Давыдову и сразу пошел к дому. Давыдов поплелся за ним, то и дело озираясь. Павел почти бесшумно отпер дверь, провел Давыдова в темную прихожую, велел подождать. Потом он снова некоторое время возился с замком, наконец распахнул внутреннюю дверь и тихо сказал: "Я мигом". Он исчез, а через несколько секунд внутри вспыхнул неяркий свет. Павел приоткрыл дверь и позвал:
– Заходи! Только не пугайся. Самое страшное уже позади.
Давыдов переступил через порог и обмер. Чтобы не упасть, он даже был вынужден схватиться за дверной косяк. Всего в двух шагах от него на полу лежал труп мужчины с запрокинутым белым лицом.
– Спокойно! – предостерегающе сказал Павел, внимательно глядя на Давыдова. – Этот уже не опасен. Вспомни, как говорил Джон Сильвер – мертвые не кусаются.
– Ты… ты… – хватая ртом воздух, выговорил Давыдов. – Ты убил этого человека!
– Двоих, – сухо сказал Павел. – Посмотри направо.
С ужасом Давыдов убедился, что он прав, – у следующей двери лежало еще одно тело, и тело это было женское!
– Боже, ты убил женщину! – замирающим от потрясения голосом произнес Давыдов. – Зачем? Ты ограбил этих людей?
– Скорее они меня хотели ограбить, – ответил Павел. – И это еще пустяк. Они оставили меня без последних друзей, а вот это уже совсем скверно.
– Кто они? – прохрипел Давыдов.
– Эти самые друзья и есть, – пояснил Павел. – Но нам некогда углубляться в историю. Нам с тобой нужно поскорее убрать отсюда эти останки. И герметичная цистерна будет тут очень кстати, а то они, по-моему, уже стали припахивать.
Действительно, только сейчас Давыдов заметил, что в комнате стоит легкий тошнотворный запах. Его затошнило.
– Я не могу, – жалким голосом сказал он. – Я боюсь мертвецов.
– Одному мне не переправить трупы в цистерну, – серьезно сказал Павел. – Ведь их придется поднимать по приставной лестнице, а это уже почти цирковой номер. Ты должен мне помочь, Леша!
– Не могу, – замотал головой Давыдов. – Это твои дела. Я не собираюсь прятать твои трупы. Я не обязан.
– Конечно, не обязан. Я прошу тебя по дружбе.
– Странная у нас дружба, – с раздражением заметил Давыдов. – Всегда в твою пользу.
– Да? Я как-то этого не заметил, – небрежно сказал Павел. – По-моему, все поровну. В конце концов, ты сам выбрал меня когда-то в друзья, никто тебя не неволил. И ты сам выскочил из машины, чтобы обнять меня после долгих лет разлуки. Какие могут быть претензии? Я понимаю, приятно водить дружбу с тем, у кого все тип-топ. Чужие проблемы напрягают. Но я же вот взял на себя часть твоих проблем, и, по-моему, довольно удачно. Ведь ты теперь вздохнул немного?
– Мне жить не хочется теперь! – с вызовом сказал Давыдов.
Павел пристально посмотрел на него и усмехнулся.
– Ну ты удивил! – сказал он. – А кому хочется? Только полным кретинам. На поверхности нас удерживает инстинкт самосохранения. Не будь его, нас бы давно тут не было. Слышал небось о вечном стремлении человека к саморазрушению?
Давыдов сильно потер глаза кулаками, встряхнул головой, будто отгоняя наваждение, и сказал:
– Что ты пудришь мне мозги? Саморазрушение! Жизнь разрушают вот такие чудовища, как ты.
– Ну и еще такие, как Величко, – подсказал Павел. – Но тебя не переубедишь. Давай перенесем наш философский диспут на другое время, а сейчас займемся тяжелой физической работой. Нам нужно сделать все как можно быстрее и аккуратнее. От этого наша жизнь зависит, которая нам вроде бы и не нужна.
Павел засмеялся. От его смеха у Давыдова мороз пошел по коже.
– Я ухожу, – сказал он твердо и даже сам удивился, как здорово у него это получилось.
Он полез в карман, достал бумажник и вытянул из него десять бумажек по сто долларов.
– Вот, забери эти деньги, – сказал он, протягивая руку. – И прощай. Ты прав. Зря я вышел тогда из машины. Но теперь я выхожу из игры. Это окончательно.
Павел медленно подошел, взял купюры и с интересом принялся их разглядывать. Потом свернул и аккуратно спрятал во внутренний карман.
– Как все просто, – задумчиво сказал он, глядя куда-то мимо Давыдова. – Раз – и вышел из игры. Мне бы так…
Он неожиданно, без замаха, но с силой ударил Давыдова в солнечное сплетение. В животе у того словно вспыхнул огонь, дыхание прервалось, и он без стона упал на пол, едва не задев лежащий рядом труп.
Пока Давыдов корчился на полу от невыносимой боли, Павел неподвижно стоял над ним и смотрел сверху вниз с бесстрастным выражением на лице. Когда же Давыдов начал приходить в себя и смог кое-как сесть, тяжело, с хрипом вдыхая воздух, Павел сказал:
– Из этих игр так не выходят, Нобель. Ты в них новичок, поэтому не знаешь правил. Вот ты скептически относишься к моим дружеским чувствам, а ведь, не считай я тебя своим другом, в данных обстоятельствах я бы, не раздумывая, убил тебя, понимаешь? Но я не стану убивать тебя, даже если ты сейчас упрешься и захочешь все испортить. Убивать не стану, но поставлю в такое положение, что ты пожалеешь, что не умер. Я запру тебя в этом доме, включу сигнализацию и исчезну. Рано или поздно тебе придется выбираться отсюда. Тогда сигнализация сработает, и сюда приедут злые, как собаки, менты. И тебе придется рассказать им все, с самого начала, с того момента, как тебя шлепнула в роддоме по заднице акушерка. Ты готов к такой исповеди? Подумай! А ведь услуга, о которой я тебя прошу, – пустяковая. Забросить два трупа в цистерну, а потом утопить машину в пруду. Пруд здесь недалеко, всего в десятке километров. А еще в полутора – железнодорожная станция. Через час-два ты будешь нестись в вагоне поезда все ближе к Москве, а завтра забудешь все, как страшный сон. И меня ты больше не увидишь. Прямая выгода. Ну как, по рукам?
