— Нахожу, — кивнул Игорь. — И тут есть одна мысль. Носов ведь связан ещё и с Анашиным, и с Булавкиным. Эта цепочка тоже ведёт к Лучинину.
— Тут вы спешите, — заметил Савельев. — Лучинин два раза приезжал рыбачить к Анашину. О Лучинине, видимо, что-то хотел сообщить вам Булавкин. Это ещё не цепочка.
— Но присмотреться необходимо, — мягко возразил Кучанский. — Советую все же не разбрасываться. Вторая цепочка пока гипотетична, а вот первая вполне реальна. Она все объясняет, вплоть до гибели Лучинина.
— Видимо, да, — не очень уверенно согласился Игорь.
Кучанский засмеялся.
— Вам сейчас нельзя сомневаться! — энергично воскликнул он. — Вы вышли на финишную прямую. Как вы теперь собираетесь действовать?
— У меня вот какой план. Глядите.
К одиннадцати часам Игорь все-таки успел вернуться в горотдел. И почти вслед за ним пришла Филатова.
— Да, — сказала она враждебно. — Ухаживал. Руку и сердце предлагал. Он даже к родителям моим ездил, их уговаривал.
— У вас было с ним объяснение?
— Было…
— И что же?
— Он сказал… что я его все-таки полюблю. Отвратительный человек.
Игорь помолчал. Ему было неловко расспрашивать её о таких вещах.
— Вы меня извините, что приходится…
— Я понимаю, — перебила она. — Спрашивайте.
— Он знал о ваших… о вашем отношении к Лучинину?
— Наверное… Во всяком случае, догадывался.
— Это его не остановило?
— Его? Нет. Это не такой человек. Он мягкий и вежливый только с виду. И умеет притворяться. Я же вам говорила.
— А он с вами не говорил о Лучинине?
— Никогда.
— Но, вероятно, ревновал?
— Наверное… Да, конечно, ревновал. Я однажды поймала его взгляд, когда он смотрел на Женю…
Глаза её вдруг наполнились слезами, и она поспешно закусила губу.
— Он писал вам когда-нибудь?
— Да…
— У вас сохранились эти письма?
— Что вы!.. — она удивлённо подняла на него глаза.
— Да, конечно, — смутился Игорь. — Простите. И последний вопрос: он вам говорил что-нибудь о планах на будущее?
— О, у него были самые широкие планы, — Филатова слабо усмехнулась. — Он очень честолюбив. Хотя… Но я вам уже сказала, что он умеет притворяться.
— Ну, тогда ещё один вопрос: вы знаете кого-нибудь из его знакомых вне завода?
Филатова задумалась, перебирая тонкими пальцами косынку, лежавшую на коленях.
— Да, — сказала она, наконец, и посмотрела на Игоря. — Он мне говорил о том самом человеке. Они друзья.
— Он не говорил, где они познакомились?
— Кажется, они когда-то вместе учились.
— Этого не может быть! — воскликнул Игорь, но тут же, усмехнувшись, добавил: — Впрочем, в жизни все бывает.
— Да, — тихо повторила Таня. — В жизни все бывает.
Потом она ушла.
А через несколько минут в кабинет постучала Анна Николаевна Бурашникова, маленькая, очень полная, в круглых очках, тёмные, с сильной проседью волосы были аккуратно собраны в пучок. На руке у неё висела большая потёртая сумка, тонкий ремешок глубоко вдавился в пухлую складку у локтя. Круглое лицо Бурашниковой светилось такой очевидной застенчивой добротой, что могло показаться простоватым, если бы не мудрый, терпеливый взгляд светлых, чуть выцветших глаз из-под очков.
Знакомство с ней произошло быстро, не успела ещё Бурашникова усесться возле стола, взгромоздив на колени свою сумку и вытереть мокрым, зажатым в кулак платком бисеринки пота со лба.
— Заходил, как же, — ответила она на вопрос Игоря. — И наряды смотрел.
— А из бухгалтерии выносил?
— Чего греха таить — выносил. «Хочу, — говорит, — досконально все изучить». Я ему говорю: «Не положено». А он мне: «Сделайте, мол, исключение. Надо подготовиться. Из Москвы комиссия едет». Ну, что ты будешь делать? И чего ему надо? Бухгалтерия его не касается. А Валентина Григорьевича, как на грех, не было, болел он. При нем бы не осмелился.
— Вы и другим позволяете в нарядах рыться?
— Ни, ни. Это уж кто так, понахальнее. И то на моих глазах, — она смущённо улыбнулась. — Никак авторитет не внушу. Все «тётя Аня» да «тётя Аня». Что с ними поделаешь? Но чтобы что пропало, такого не было.
— До первого случая, оказывается, тётя Аня, — усмехнулся Игорь.
Ему было легко, и просто беседовать с ней, особенно после того тягостного, душу вымотавшего разговора, какой был с Филатовой. Что ж, горе есть горе, никуда от него не денешься, ничем не отгородишься, даже если это чужое горе. Впрочем, Игорь уже привык делить с людьми их горе — такая работа. Что тут поделаешь? А не взвесишь чужое горе на своих плечах, не ощутишь его непомерной горечи, тоски и гнева, что тебе делать тогда на такой работе, какой из тебя прок? И горе Филатовой это теперь и его, Игоря, горе: ведь погиб хороший, нужный всем человек.
Тень пробежала по лицу Игоря, он невольно нахмурился, прогоняя эти, не ко времени возникшие мысли. И видно, Бурашникова заметила, перехватила что-то из них. Она тяжело вздохнула и вытерла платком лицо, будто смывая с него неуместную сейчас, добрую свою улыбку. И толстое лицо её стало сразу напряжённым и задумчиво-скорбным. Она, видно, тоже сейчас вспомнила Лучинина, Игорь готов был поклясться в этом. И он сразу ощутил, что лёгкость и приятность ушли из разговора, вернее, ушла видимость этого, которая появилась было вначале.
— Если надо, так и подпишусь, — вздохнула Бурашникова. — Никто больше взять их не мог, кроме него. Это точно.
— Но это ещё не все, Анна Николаевна.
Игорь достал зеленую папку из прокуратуры и стал листать страницы допросов. Сейчас в этой папке были собраны все протоколы — и те, что были у Роговицына, и те, что передал Раскатов в первый день по приезде Игоря и Виталия в Окладинск.
Наконец Игорь нашёл то, что искал, и, пробежав глазами исписанную страницу, сказал:
— Вы говорили, Анна Николаевна, что видели Лучинина в тот самый вечер. И что шёл он не один.
Бурашникова скорбно кивнула головой.
— Видела, как же. Темно, правда, уже было.
— Как видели, близко?
— Ближе некуда. Мимо забора моего прошли.
— Кто же с ним был?
— Вот не знаю я того человека.
— А если увидите, то узнаете?
— Ой, милый, не скажу. Память у меня только нацифры и документы. Их, ночью разбуди, вспомню. А на личность, ну прямо, никуда. Ей-богу, никуда, — огорчённо повторила она и, словно желая утешить Игоря, добавила: — А насчёт того, точно вам говорю: никто больше взять их не мог. Я так вчера и Валентину Григорьевичу сказала, когда он меня конф… конф… как уж он объявил, не помню. В общем, секретно спрашивал, по душам. Вам одному и велел про то сказать.
— Это очень важно, Анна Николаевна, — кивнул Игорь.
Потом ушла и Бурашникова.
А вскоре на её месте уже сидел, перекинув ногу на ногу и упёршись острым локтерл в колено, худой, усатый Симаков. Поминутно сдувая пепел с сигареты на ковёр и от волнения не замечая этого, он говорил:
— Я, так-эдак, прямо скажу: уважения к нему нету.
Чуть раскосые глаза его в упор смотрели на Игоря, а брови, сходившиеся как бы под углом, придавали этому взгляду какое-то укоризненное выражение.
— …Я пока людям говорю: помогать, мол, надо, так-эдак, — продолжал Симаков. — Но сам все больше вижу: не тому помогаем. Носов во где у нас у всех, — Симаков похлопал себя по шее. — А он чего делает? Мы вот поглядим, поглядим да на партбюро его вытащим, так-эдак.
«Добрый мужик, — подумал вдруг Игорь, — И справедливый. И умница. И все это чувствуют. Потому, наверное, и любят. Но ещё и характер».
— С Носовым ясно, — сказал он. — А вот Анашин откуда взялся?
— Это человек незнакомый, — покачал головой Симаков. — Но уже себя нахалом показывает.
— Кто ж его на завод принял? Ведь судимость у него.
— Ну и что? — Симаков укоризненно взглянул из-под, треугольника бровей. — Вон у нас Валерка Гончаров. Тоже судимость есть. А как вкалывает? На красной доске висит, так-эдак. Никто ему старое и не поминает. И пусть кто попробует!
— Это все верно, — покачал головой Игорь. — Только вы меня не поняли. С судимостью ведь не очень охотно принимают. Нам же самим нажимать приходится. А туг — раз и готово. Почему?
— Э, милый. Всяко, так-эдак, бывает. Кто ж его знал, что он за человек?
— Может, кто и знал. Я вас попрошу, Иван Спиридонович, поинтересуйтесь, как Анашина приняли, у кого он был. А то мне это не с руки. Лишний разговор пойдёт.
— Можно, чего ж.
Они простились. Игорь проводил его вниз и спросил у дежурного:
— Томилии не звонил?
— Никак нет, товарищ капитан, — ответил тот, поднимаясь.
Игорь досадливо кивнул.
Он не мог подавить растущего беспокойства.
— Вас товарищ подполковник просил зайти, — добавил дежурный.
Игорь стал подниматься по лестнице.
