– Иди сюда, – она присела на той стороне и смотрела на меня снизу.
– Нет, это опасно, – я покачала головой.
– Не опасней, чем все, что с нами случилось. Иди же! Он скоро поедет!
Я оглянулась. Сзади страшно гудел товарный поезд, скрежеща тормозами. В эту минуту странное чувство закопошилось внутри меня, словно предчувствие свободы, только надо не лезть под этот поезд, а сказать, что я его обойду. Уйти и потеряться. Убежать. Никогда больше ее не видеть. Ну да, как же! Сойти с ума от страха и вины, думать о ней потом каждый день, каждый день уверять себя, что все хорошо, зная, что она уже уменьшилась до размеров насекомого?!
Я присела и полезла под поезд.
Пока мы дотащились к пассажирской платформе, чувство потерянной свободы почти улетучилось. Су потребовала деньги на мороженое и побежала, шаркая туфлями, к киоску на платформе. Я услышала шум сзади, небольшая толпа людей что-то несла, кричали о застрявшей между сходящимися рельсами ноге, особо возбужденным помощникам предлагалось пойти и принести эту ногу. Кучка людей обрастала желающими увидеть чужую смерть, это уже была толпа, она шла на меня, и посторониться здесь было невозможно. Я посмотрела на Су с мороженым, потом меня стали толкать, я вцепилась в кого-то и обмерла, увидев струйку крови на асфальте и изжеванную милицейскую фуражку поверх завернутого в брезент тела. Су тоже попала в это шествие, я видела, как с перекошенным от страха лицом она пытается выбраться, мы кричали и звали друг друга, потом она громко заплакала, это был новый звук, люди возле нее расступились, но теперь я не могла к ней пробраться: сзади наваливались очередные желающие посмотреть.
Я стала толкаться, я даже пыталась кого-то укусить, но, когда выбралась, Су нигде не было. Я побежала по перрону, крича. Я смотрела на уходящую толпу, слезы заливали глаза. Кто-то подергал меня сзади за ветровку. Я обернулась. Это была маленькая девочка – ресницы в полщеки, огромные слезы на них, и под носом сопли.
– Вера! – Она с силой обхватила мою ногу. – Я чуть не потерялась!
Я встала на колени, еще не веря, ощупала руками вспученные джинсы. Туфель не было, кофта доставала до середины икр. Плохо соображая, я стала стаскивать с нее джинсы, шепча:
– Снимем штанишки, и все будет хорошо, не плачь!..
– Давай лучше оторвем, зачем снимать?
Но меня пугали именно стоящие на асфальте колом штанины, кофту можно будет подвязать, и она сойдет за платье, но на джинсы нельзя было смотреть без удивления. Су подчинилась. Все еще не веря, я ощупала руками ножки, провела ладонями под коленками и, только прикоснувшись к ее тельцу, поняла, что это не галлюцинации. Я села на асфальт.
– Вера, – Су тащила меня за руку, пытаясь поднять, – ну что, неужели я уж такая страшная стала?
Я подняла голову вверх, посмотрела в небо и закричала:
– Оставь ее в покое, слышишь! Ты не существуешь, ты выдумка, я плюю на тебя! – Я старательно плюнула вверх.
Вокруг стали собираться люди. Я все смотрела вверх, словно могла получить ответ.
В небе – ни облачка!
Я оглядела собравшихся. Участливые лица, кто-то гладил Су по голове. Особо сочувствующими предлагались разные версии, но самая интересная была про задавленного товарным поездом милиционера: мы – его осиротевшая семья, жена и маленькая дочка. От такого варианта собственной жизни я впала в тихий хохот, который можно было определить только по сильному содроганию тела.
– Она нормальная, честное слово, просто устала, ну не скапливайтесь, пожалуйста, ну что тут интересного! – Су упиралась в живот ближе всех стоящего мужчины и пыталась его отодвинуть.
Я встала, взяла Су за руку, и мы потащились к зданию вокзала. Су вдруг выдернула руку – у меня упало сердце – и побежала к лежащим на асфальте джинсам. Выпотрошила карманы, собрала упавшую мелочь и отдала мне. Я крепко схватила ее за запястье.
Возле касс висели плакаты «Их разыскивает милиция». Мы остановились.
– Су, это ты.
– Вот это да! А за что меня так?
– Тут написано, что ты особо опасная преступница.
– И как это меня угораздило?.. – Она опускает глаза.
– Ты все помнишь? – я приседаю, чтобы видеть ее глаза.
– Не впадай вот так с ходу в приступ материнства, я все помню. Только жить стало не очень удобно. Ты уж помоги.
– Я помогу.
– Ну да, а сама хотела меня бросить там, на рельсах. Хотела?
– Хотела, – кричу я. – Ты тогда еще была вполне самостоятельная, по крайней мере сама могла себе сопли вытирать, – я расстегиваю платье-кофту и вытираю ее майкой-рубашкой маленькую мордочку. – Знаешь что, нам надо попасть побыстрей к тебе в квартиру. У меня есть некоторые соображения насчет твоих превращений, просто поверь мне, что все будет хорошо. Поняла?
– Поняла.
Рядом остановились двое стариков. Су вдруг показывает, став на цыпочки, на свою фотографию и радостно сообщает:
– Это я!
Один из стариков присаживается на корточки и начинает убеждать, что лучше ей подрасти «хорошей и красивой девочкой».
– Я уже была хорошей и красивой. И все у меня было в порядке, все было вроде правильно, и что? В этом нет ничего справедливого. Сейчас я маленькая и все неправильно. Откуда вы знаете, что лучше?
Я дергаю Су за руку:
– Оставь дедушку в покое!
– Я просто разговариваю!
– Ты особо опасная преступница. Здесь написано, что ты вооружена.
Один из стариков достал конфету. Подтаявшую, шоколадную.
– У тебя, детка, все еще впереди, – он укоризненно посмотрел на меня.
– У меня все уже было! – Су раздраженно топнула ногой.
Старик опять присел на корточки, тронул Су за подбородок:
– Ты говоришь о прошлой жизни? Кто тебя научил? И кем же ты была до своего рождения?
– Я была дорогой и красивой проституткой, самой ласковой и глупой, – Су тронула старика пальцем снизу за подбородок – его жест, – или самой умной, как кому хотелось. Меня передавали только лично, только знакомым!
Старик резко встал, второй потащил его за рукав, они уходили. Су опять раздраженно топнула ногой и закричала:
– А еще я два раза убила кагэбэшника, а теперь я особо опасная преступница!
– Прекрати истерику, – сказала я.
– Будь проклят этот мир, в нем нет места детям! – изрек старик, подняв вверх руку.
У входа в вокзал, взвизгнув, затормозила машина. Я дернулась на этот звук, отмечая, что начинаю чувствовать опасность.
– Су, иди ко мне на ручки, вот умница, вот так, – я протягиваю руки, она радостно прыгает на меня, обхватив руками и ногами по-обезьяньи, и испуганно смотрит в лицо: мое сердце стучит на весь зал. – Опасность, – шепчу я, – держись крепче, может быть, придется бежать.
Сначала я с самым беспечным видом выхожу на платформу, осматриваю народ. Эти двое в строгих костюмах и галстуках, у них нет багажа, они оглядываются, пробегая легкой трусцой по платформе. Я быстро иду к железнодорожному мосту, потому что на другой платформе, по то сторону моста стоит поезд, и проводники приготовили красные флажки. Вот мы уже на мосту, а внизу двинулись вагоны поезда. Осторожно спускаюсь по ступенькам, а потом быстро бегу за поездом.
– Помогите! Женщина отстала! – кричат из вагона.
Проводница и кто-то из пассажиров втащили нас в вагон на площадку, и я еще долго не могла отцепить ладонь от поручня. Этот парень, в прикиде для торжественных случаев, бежал профессионально, но наш вагон был последним!
– Кагэбэшник, твой скворешник на Дзержинской погорел, был ты дятел, стал пострел! Наш пострел везде поспел, настучал и улетел! – верещит Су, подпрыгивая от возбуждения у меня на руках. – Раз-два, раз-два, оторвалась голова, руки-ноги отлетели, быстро бегать не умели! Э-э-э! – Она высовывает язык, я шлепаю ее и спускаю с рук.
Платформа кончилась. Похоже, что по рельсам он не побежит.
– А вот ты бегаешь классно, что и говорить, – похвалила меня Су. – Ты всегда носи меня спереди, я буду охранять тебя сзади.
– Вы из какого вагона? – опасливо косится на Су проводница.
– Да нас чуть не убили! Мы же спасались, вы думаете, кто это был? Это был наемный убийца! Вы все сами видели, это как в кино, только он не герой, он не успел, а мы – герои, – верещала Су. Я вытаскивала деньги, и руки мои дрожали.
Свободных мест не было. Мы сидели в купе у проводницы. Дребезжали пустые стаканы на подносе. Су бегала по полке, размахивая руками и корча страшные рожи: она рассказывала проводнице про невероятные приключения. Начала, конечно, с того, что была самой красивой и дорогой… Я безучастно смотрела перед собой: мне было все равно, тем более что говорила она правду. Проводница сначала хваталась за щеки ладонями и испуганно ойкала, потом посадила Су на колени, прикрыла ее голые ноги одеялом и только досадливо отмахивалась от тревожащих ее пассажиров. Она подарила Су носки. Надела на грязные ножки. Засыпая, я увидела ее с флажком: приближалась станция. Она взяла клятву с Су, что та дождется ее и не заснет, расскажет дальше. Су поклялась, укрыла меня одеялом и села у самого окна, лицом в стекло, в ночь, в накатывающие огни встречных поездов.
