но сложные речевые посылы в эти мгновения не уместны.
И вот теперь, глядя в наполненные слезами женские глаза, он вдруг осознал, что в голове у него столкнулись и теперь кружат в дурацком, непрекращающемся танце сразу две мысли. Первая – он расклеился. Размяк. Отвык от всего того, что раньше казалось его неотъемлемой частью, его сущностью. Как отработанный годами тренировок захват правой кисти противника. Как пистолет в наплечной кобуре. Как… как ноги.
Второй мыслью, еще более отвратительной, чем первая, было то, что плачущая женщина вдруг вызвала у него в голове ассоциации с Викой. Последнее время она действительно часто плакала. Слишком часто. И если покопаться немного поглубже в причинах ее слез…
– Так! Факт незаконного осуществления предпринимательской деятельности установлен, – громогласно изрек Мясоедов, придя к выводу, что здесь и сейчас не самое подходящее место для того, чтобы заниматься самоанализом. – Думаю, по таможне вопросы тоже могут возникнуть.
– А я же говорила! – вновь тонко, с отчаянием услышавшего смертный приговор, взвизгнула женщина.
– Поставьте их уже в конце концов на ноги.
Жора укоризненно взглянул на развалившегося в кресле Фишмана. Вот ведь паразит! Всю ситуацию уже просек, но вида не подает, хочет посмотреть, как Мясоедов выкручиваться будет.
– И то верно, – Фишман небрежно переложил ногу на ногу, – отставить упор лежа. Давайте мы с нашими предпринимателями поближе познакомимся. Лицом к лицу, так сказать.
При помощи сильных рук автоматчиков хозяева квартиры в одно мгновение оказались приведены в вертикальное положение. Мужчина, полный, побагровевший до синевы от перенесенного стресса, стоял, уставившись в пол, женщина же, ежесекундно всхлипывая и шмыгая носом, беспрестанно переводила взгляд с Фишмана на Мясоедова и обратно, очевидно силясь понять, кто из них все же главный.
– Вы кто, люди? – иронично осведомился Лёня.
– Моргольцевы, – ресницы женщины, должно быть, рефлекторно отзываясь на упоминание фамилии, стремительно заметались вверх и вниз, – Алла Леонидовна и Борис Михайлович, – она бегло взглянула на мужа. – Документы в прихожей. В секретере, в верхнем ящике.
Едва уловимым движением подбородка Фишман отправил в прихожую одного из автоматчиков. Вернулся тот менее чем через минуту, держа в одной руке два паспорта, и протянул их командиру.
– И вправду Моргольцевы, – с некоторым удивлением в голосе произнес Лёня, пролистнув оба документа. Женщина вновь усиленно заморгала. – Что же нам делать с вами, Моргольцевы?
– Если позволите, – Жора легонько качнул джойстик управления, и коляска выкатилась на середину комнаты. – Алла Леонидовна и вы, Борис…
– Михайлович, – подсказал Фишман.
– Это уже не важно, – буркнул Жора и, угрожающе сдвинув брови, оглядел хозяев квартиры с ног до головы. – Вы что же думали? Что вы невидимки? Что вы под носом у государства будете свои дела прокручивать, а оно так про это ничего и не узнает?
– Я ему говорила… – глаза Аллы Леонидовны вновь налились слезами.
– Не перебивайте меня, – рявкнул Мясоедов. – Не вышло по-вашему. Прохудилась ваша шапка-невидимка. Все! Финиш! Как говорится, не долго музыка играла. А знаете почему?
Выждав несколько секунд и убедившись в том, что ни один из супругов не намерен вслух озвучивать возможные предположения, Жора удовлетворенно кивнул и продолжил:
– Потому что не ту вы пластинку выбрали! С дефектом.
Жора сам поразился, до чего ему понравилась пришедшая в последнее мгновение идея заменить не ту песню на не ту пластинку. Теперь, по его мнению, фраза звучала гораздо сильнее. А вот эта концовка: «с дефектом!» усиливала впечатление как минимум вдвое.
Мясоедов обвел взглядом присутствующих. Лиц автоматчиков, закрытых черными масками, он видеть не мог, зато Фишман подарил ему в ответ одобрительный кивок и даже дважды беззвучно коснулся правой ладонью запястья левой руки, изображая аплодисменты.
– Вам повезло, что мы с вами соседи, живем в одном доме, – сменив тон на более миролюбивый, даже в какой-то степени дружеский, продолжил Жора, – я обратился к руководству с просьбой дать вам шанс выбрать другую пластинку. Поновее.
В глазах Аллы Леонидовны замелькали огоньки разом вспыхнувших салютов, а ее муж начал необыкновенно медленно, словно преодолевая тяжелейшее сопротивление приподнимать голову, явно желая взглянуть в глаза своему спасителю.
– Если уж вы такой деятельностью занимаетесь, – Мясоедов небрежно кивнул в сторону лежащих на полу сумок, – то приведите ее хотя бы в какое-то соответствие с законом. И потом, – голос его вновь стал строже, – на все это хозяйство хоть какие-то сертификаты имеются? С вашего добра люди не потравятся?
– Что вы, – хозяйка квартиры прижала руки к пышной груди, – это же одна полезность! Это же витамины! Каротин! Карбинол! – с каждым выкриком она делала небольшой шажок, все ближе придвигаясь к Мясоедову с явным намерением броситься ему на шею. – Бе двенадцать…
– Давайте без Бе, – перебил ее Жора, предусмотрительно откатываясь на полметра назад. – Вам две недели на то, чтобы привести все дела в порядок. А сертификаты мне лично покажете. Я во дворе каждый день воздухом дышу.
– Да что ж за счастье, что у нас сосед такой душевный оказался, – Алла Леонидовна повернулась к мужу, надеясь разделить с ним восторг и удивление по поводу существования в природе людей столь душевных и отзывчивых, что поверить в то, что они живут где-то рядом, было бы совершенно невозможно, если бы не факт нахождения этого странного человека непосредственно в квартире Моргольцевых.
– Дааа… – попытался выразить свое согласие Борис Михайлович, – но так и не смог произнести ни одного внятного слова. Окончательно побагровев, он кулем повалился на пол, удачно приземлившись головой на сумку с пищевыми добавками.
– Надо скорую вызывать, – констатировал Фишман. Кое-как выбравшись из мягкого кресла, он подошёл к Жоре и дружески похлопал по плечу. – Мы, пожалуй, поедем, а то мало ли, еще врачей перепугаем. Ну а ты, добрый сосед, побудь с хозяйкой.
Фишман взглянул на Аллу Леонидовну, хлопотавшую над мужем. Тот уже успел прийти в себя и теперь бессмысленно хлопал глазами, явно не понимая, где он и что вокруг него происходит.
– Уходим, парни, – скомандовал Лёня и три молчаливые фигуры в черном незамедлительно покинули гостиную. – А тебе, Жорик, хорошего дня!
Помахав на прощанье рукой и скользнув одобрительным взглядом по оттопыренному заду хозяйки квартиры, Фишман вышел из комнаты. Три секунды спустя хлопнула, закрываясь, входная дверь.
Все еще пятница
Оставшись в кабинете одна, Вика взглянула на часы. Без пяти одиннадцать. Десять минут ей понадобится на то, чтобы подготовить ходатайство в суд о заключении Барковца под стражу сроком на два месяца. Еще минут сорок на дорогу, может, чуть больше. Как раз к полудню она будет на месте. Ну что же, хоть что-то
