не клеилось. Казалось обманом. Ведь они зарыли тут подделку, двойника. Так как же настоящий Кёниг мог оказаться здесь?
– Кто ты такой? – снова задал вопрос Антон. Он смотрел на старика, выискивая в нем что-нибудь чуждое. Разглядывал его руки, стараясь заметить под кожей витки стальных тросов.
Кёниг снова поднял руку. Его скрюченный палец опять указывал на развалины.
– Там, – сказал он. – И заканчивается твой путь, не так ли?
В темных окнах плыли детские лица. Белые пятна. Словно дыры от пуль.
– Вавилоны? – спросил Антон.
Старик отвернулся от него. Теперь Антон видел только его профиль, залитый кровью от выстрела.
– Мертвые дети, – сказал Кёниг. – И он, – его трясущийся палец указал на темный проем двери. – Он тоже там. Вместе с ними.
В темноте там кто-то стоял. Какая-то огромная фигура, подпирающая плечами покосившуюся дверную раму. Антон почувствовал на себе тяжелый взгляд.
– Что это за тварь? – прошептал он и потянулся к кобуре, но вспомнил, что давно лишился пистолета. Он посмотрел на старика. – Зачем ты искал Вавилоны? Ты искал его?!
– Именно тут, – снова повторил старик, – и заканчивается твой путь.
Он боится открыть глаза, – понял Антон. – Боится того, что увидит.
– За что они убили тебя?
– Сны, порой, реальнее, чем настоящая жизнь.
– Но ты не спишь, – сказал Антон. – Ты умер.
Старик повернулся к нему и открыл глаза. Его роговица была мутной, как бывает у трупов. И где-то там, в этой мути, плавал деформированный зрачок, похожий на кошачий глаз.
– Но если я умер, тогда что тут делаешь ты?
У Антона заломило в боку. Он схватился за больное место и понял, что истекает кровью. Попытался зажать рану, но кровь лилась сквозь пальцы горячими ручейками.
– Твою мать, – он опустился на колени. Кёниг смотрел на него с интересом. Разглядывал мертвым взглядом.
– Сожми свой глаз, – сказал старик.
– Что?.. – выдохнул Антон.
– Сожми свой глаз! И ты поймешь…
Рукой, заляпанной в крови, Антон сдавил себе глаз. И на секунду увидел бездну. Огромное, темное пространство, в котором вращалось бесчисленное количество галактик. А потом Антон сблевал. И понял, что кто-то подставил ему ведро. И он уткнулся в него, и вся та бездна, открывшаяся ему, оказалась замкнутым пространством оцинкованного ведерка. Он оторвался от затхлой темноты и посмотрел на старика. Тот глядел на него не мигая.
– Что я должен был увидеть? – откашлявшись, спросил Антон.
– Бездну.
– Я увидел ее.
– Ты видел ведро с блевотиной, – сказал старик. – Не такой бы ты хотел видеть загробную жизнь. Посмотри.
Он развернулся к Антону. Вполоборота, но этого хватило, чтобы стал заметен черный шрам, пролегающий по дряблому телу – от горло до пупа.
– Что они с тобой сделали?
– Когда я закрываю глаза, я вижу бездну, – ответил Кёниг. – Я падаю сквозь нее и не чувствую больше ни стыда, ни боли. Но когда я открываю глаза, я вижу это. Его. Тех мертвых детей. Я снова возвращаюсь в резервацию. В этот ад.
– Что делают в Вавилонах? Что внутри у всех этих детей? Что внутри у тебя?
– Я не знаю, – ответил старик. – Я видел бездну, когда они делали это со мной. Когда она это делала.
– Она? – переспросил Антон.
– Она. Часть его…
Они вдвоем посмотрели на темный дверной проем. Фигура все еще стояла там. Сверлила их взглядом. Охраняла свою территорию.
– Ты должен уйти, – сказал Кёниг. – Здесь место для снов.
– Ты умер.
– Сны порой, реальнее, чем настоящая жизнь.
Антона тряхнуло. Еще раз. И еще. Так, что внутри все сжалось от боли. И он открыл глаза. И увидел перед собой Анино лицо.
– Живой, – выдохнула она. – Живой…
На ее скуле зацветал желтым цветком синяк. А черные волосы спадали на татуированные плечи. Ее горячие слезы капали Антону на лицо. А ему казалось, будто это дождь смывает с него прошлую жизнь.
Позади девчушки маячило лицо Гая. Осунувшееся. Заросшее щетиной. Измученное, но такое счастливое.
Были еще какие-то люди. Кружились тенями. Антон, было, приподнялся, чтобы разглядеть их, но сил почти не осталось, и он рухнул обратно на кушетку. Заметил только полную чернокожую женщину, с электродами дефибриллятора в руках. И понял, что его только что вернули к жизни.
Он вспомнил место, где был. Кёнига. И мертвые лица в окнах. Он вспомнил, о чем говорил со стариком. Но все случившееся ускользало от него, как дурной сон. Он должен был рассказать кому-то. Пока еще было можно. Пока он еще не забыл.
Он схватил девчушку за руку и подтащил к себе. Зашептал высохшими губами. Поначалу она отпрянула, хотела вырваться, но потом остановилась, замерла. Она слушала. По спине ее бежали волны мурашек, ей стало холодно от его слов. То, что она услышала – она предпочла бы не знать. Но он говорил. И она слушала.
– Что он тебе сказал? – Гай поднялся по ступеням, и встал рядом с Аней под брезентовым навесом. Там, внизу, где он только что был, царила прохлада, а на улице творился полуденный ад. Раскаленное добела небо, казалось, вот-вот начнет прогорать до черноты. И все в этом месте полетит к чертям.
Наверное, – подумалось Гаю, – это будет самый справедливый исход.
Он поглядел на старый, изъеденный коррозией жбан из-под пива, лежавший в пыли, в тени от брезента. Он был похож на космическую капсулу, упавшую в степи. Не хватало только серпа и молота на боку. Вместо флага СР на жбане проглядывались буквы «БАЛ…КА №».
– Аня? – позвал Гай. – Ты меня слышишь?
Девушка вздрогнула. Обернулась.
– Мне холодно, – сказала она и обняла плечи руками.
– Холодно? – Гай удивленно вскинул брови. – Да брось, на улице настоящее пекло.
– Мы можем ошибаться? – спросила она.
– Насчет?
– Насчет всего этого, – она обвела взглядом ржавые поезда, здания складов, бетонные гаражи. Все вокруг утопало в песке. – Про резервацию.
Гай достал измятую пачку сигарет и зажигалку со звездой. За время, проведенное здесь, ему удалось привести ее в порядок и заправить. Он чиркнул колесом. Крепко затянулся.
– Я никогда не ошибался насчет резервации.
Он посмотрел на людей, бродивших с оружием вдоль поездов. На фоне черных, проржавелых составов, они были едва уловимы. Лишь длинные дула винтовок отбрасывали тонкие тени на песок. Гай поднял взгляд на вышки с прожекторами – там тоже были люди. Просматривали горизонт в окуляры снайперских винтовок.
– Вдруг все это… именно то, чего мы заслуживаем? – спросила Аня.
– В определенном возрасте приходишь к такому выводу, но потом… перестаешь верить в подобную чепуху. Смириться… с тем, что ты должен платить по чужим счетам… – Гай покачал головой и почесал заросшую щеку. – Хуже этого
