Павел Иванович невозмутимо пожал громадными плечами.
— Я только хочу сказать, что надо убедиться… гм… в подлинности, что ли. Откуда он у вас, если не секрет?
— От вас у меня нет секретов, — засмеялся Сердюк. — Он из музея.
— Понятно. Но какого именно?
— А черт его знает! Вам не все равно?
— Когда платишь такую сумму, риск должен быть минимальным. А я и так рискую. Покупателем должен быть иностранец, как вы понимаете.
— Это ваша забота.
— Так, так… Значит, из музея, — Павел Иванович задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Что ж, давайте-ка мне его до завтра. Я проверю.
Сердюк насмешливо покачал головой.
— Э, нет. Желаете — проверяйте так. А штучку эту я из рук выпущу только в обмен на деньги.
Они еще некоторое время препирались, уговаривая друг друга и делая вид, что сделка не особенно их интересует.
В конце концов Павел Иванович объявил, что завтра даст окончательный ответ.
Когда он вернулся домой, Татьяна Спиридоновна еще не ложилась. Нервно прижимая руки к пухлой груди, она плачущим голосом сказала:
— Я сойду с ума от тебя. Неужели нельзя было позвонить? Час ночи.
— Ты же знаешь, что там нет телефона, — поморщился Павел Иванович. — Если можно, то чашечку кофе.
— На ночь? Очень полезно!..
Павел Иванович обычно не скрывал от жены свои наиболее крупные комбинации, он даже снисходил порой до того, что советовался с ней, и Татьяна Спиридоновна нет-нет да вдруг подкидывала что-то интересное и не позволяла упустить ни копейки. При этом она каждый раз непременно добавляла: «У нас дети, Павлуша. Ты всегда об этом забываешь». Действительно, взрослые сын и дочь давно жили своими семьями: сын в Ленинграде, а дочь в Харькове. И тот и другая, ни в чем особенно не нуждаясь, тем не менее уже привыкли, что по первой их просьбе родители высылали им солидные переводы. При этом сын, инженер, беспечно говорил жене: «Старики! Им много не надо. Накопили, конечно». А дочь умиленно сообщала супругу: «Мамочка для нас готова на все». Степень искренности всех этих слов уточнению при этом не поддавалась.
В тот поздний вечер, допивая на кухне чашечку кофе, Павел Иванович сообщил жене о своем разговоре с Сердюком.
— Кусок старой кожи, — брезгливо заметила Татьяна Спиридоновна. — Я тебя не понимаю, Павлуша.
Павел Иванович усмехнулся.
— Там, — он со значением поднял пухлый палец, — там за этот кусок кожи заплатят… — и, помедлив для большего эффекта, закончил: — Много тысяч долларов, много. Они малость свихнулись на подобных сувенирах.
— Боже мой! — Татьяна Спиридоновна всплеснула руками. — Но если так, о чем ты думаешь?
Павел Иванович, горой нависнув над чашечкой с кофе, буркнул глухо:
— О новом «динамо» думаю, вот о чем.
Этот странный на первый взгляд термин был хорошо знаком Татьяне Спиридоновне: друг друга жулики обманывали часто и ловко. А уж про «динаму», которую устроил ей этот самый Антонов, она до сих пор вспоминала с сердцебиением. Но сумма, названная Павлом Ивановичем, вызывала сердцебиение еще больше.
— Так надо проверить в конце концов!
— Именно, — кивнул массивной головой Павел Иванович. — Завтра же займусь.
Утром Павел Иванович принялся по телефону наводить справки и вскоре с удивлением обнаружил, что в Москве имеется чуть не десяток литературных музеев и среди них есть музей-квартира Достоевского.
Спустя час сине-серый «Москвич» уже стоял у входа в музей. Павел Иванович с неудовольствием выслушал просьбу какой-то девушки занести свое имя в толстую книгу у входа и, подумав, написал: «Иванов, бухгалтер». Затем он прошел в первую комнату музея, еще толком не зная, как приступить к выполнению своего деликатного замысла.
В первой комнате около высоких витрин с книгами Достоевского стояла небольшая группа людей, и молоденькая девушка в строгом черном костюме что-то с увлечением им рассказывала. «Работник музея», — догадался Павел Иванович и, пристроившись к экскурсантам, стал медленно подвигаться с ними от витрины к витрине. Затем все перешли в следующую комнату.
Павел Иванович не столько слушал экскурсовода, сколько приглядывался к ней. «Смазливенькая, — думал он. — Умненькая, но, кажется, строга». Эх, скинуть бы лет двадцать хотя бы! С такой может оказаться приятно посидеть в ресторане, прокатиться в машине, обнять… Впрочем, и сейчас это было бы недурно. Он заметил, что девушка уже не раз с интересом поглядывала на него. Еще бы, громадный, солидный, превосходно одетый, он монументально возвышался над всеми, невольно притягивая взгляды окружающих.
Наконец экскурсия очутилась в большой просторной комнате, где в углу стоял старинный письменный стол. На нем под стеклянным ящиком лежали какие-то предметы.
В это время из маленькой боковой двери высунулась какая-то женщина в синем халате.
— Светлана Борисовна, вас к телефону, — сказала она.
Девушка-экскурсовод смущенно кивнула головой, извинилась перед окружающими и заторопилась к двери.
— Какая милая, — сказал кто-то рядом с Павлом Ивановичем. — Прелесть, какая милая! Не раз уж ее наблюдаю.
Павел Иванович оглянулся. Рядом стояла седенькая старушка, по виду учительница.
— А кто она, эта девушка? — вежливо осведомился он.
— Научный сотрудник, фамилия Горина, — словоохотливо ответила та. — Причем энтузиастка. Вчера, например, из командировки вернулась. Сообщили, что какое-то письмо того времени с упоминанием Достоевского обнаружилось. И уже помчалась.
— Так ведь и обмануть могут, — удивился Павел Иванович.
— Ну что вы! Кому это в голову придет?
Вскоре девушка вернулась. Улыбка еще не стерлась с ее лица. Она подвела экскурсию к письменному столу в углу и сказала:
— А здесь, товарищи, собраны некоторые личные вещи Федора Михайловича. Вот его ручка, вот очки, вот…
Кашлянув, Павел Иванович нерешительно спросил:
— Простите. Но, помнится… или я ошибаюсь. Еще и портсигар тут когда-то был…
Светлана смущенно посмотрела в его сторону.
— Да, был… К сожалению, он затерялся… — и с неожиданной убежденностью добавила: — Но должен найтись.
Павел Иванович вышел из музея, с трудом сдерживая ликование. Итак, все подтвердилось! Антонов на этот раз не обманывает его.
Затем Павел Иванович прикинул, через кого, а главное, кому именно можно будет предложить ценную «находку». О, этот господин не поскупится! И что самое главное — оплата будет не в рублях. Рубли заплатит он, Павел Иванович…
Но тут вдруг новое опасение обожгло его. Мысль возникла так неожиданно, что Павел Иванович, заволновавшись, чуть не проехал на желтый свет светофора. Руки и шея его мгновенно вспотели. А что, если это все-таки «динамо»? Да тот ли это самый портсигар, который пропал в музее? С этим Антоновым надо быть вдвое, втрое осторожнее, чем с любым другим. Опыт, слава богу, уже есть. Ах, если бы какой-нибудь специалист посмотрел этот портсигар! К примеру, эта самая девочка из музея… «Энтузиастка». Куда угодно помчится.
Павел Иванович, взволнованный и осененный новой мыслью, притормозил у тротуара и, откинувшись на спинку сиденья, задумался.
Рано утром Косого привели на допрос.
Он шел, усмехаясь про себя, заранее зная, что ничего не скажет и уж нипочем не сорвется. Нет, шалишь. Да и разговор будет теперь о последнем деле, об ателье, и, конечно, о Ваське.
С пистолетом попутал знатно и еще попутает. Пистолет-то не его, Васькин. А сторожа там, в ателье, ударил не он, а Кот. Тут уж Косой ничего на себя не возьмет. Дудки! Не тот случай. А вообще будет что рассказать потом, чем пофигурять. И авторитет будет. Да, все это будет, если… если не «отломится вышка». Тогда фигурять придется перед господом богом.
Морозец прошел по коже: умирать было неохота. Может, и зря он это, с Васькой…
И еще Косой думал о «начальнике в очках». Опять небось станет залезать в душу. А вообще-то хватка у него дай боже и нюх, как у собаки. В колонии дал бы жизни! А такие там, между прочим, теперь появляются. И, по рассказам, все больше. Небось и он, Косой, нарвется на такого там. Была не была, лишь бы не «вышка».
Потом Косой подумал о Попе. Этот гуляет, этот на свободе. Слава богу! Если возьмут, тот рубанет под него, Косого, так, что закачаешься. Все на него повесит…
Он не успел додумать об этом, привели.
Перед кабинетом Цветкова милиционеры задержали Косого, и тот, который был помоложе, приоткрыл дверь.
— Товарищ майор, Косов доставлен на допрос.
И Косой услышал знакомый спокойный голос:
— Пусть обождет.
— Сиди, — сказал ему милиционер постарше.
Косой уселся в уголок на скамью, приготовился ждать. Милиционеры уселись поодаль. Потом тот, который был помоложе, спросил:
— Курить нет?
Другой похлопал по карманам, досадливо ответил:
