Вот тогда-то Валландер начал по-настоящему осознавать, что находится на окраине совершенно незнакомого мира. Мира Хокана и Луизы фон Энке, с которым он никогда в жизни не сталкивался. Что именно видел и ощущал в эти минуты на лесосеке, он и сам не знал, ему было не за что ухватиться, чутье тоже молчало. Он лишь смутно угадывал, что находится вблизи чего-то, в чем не умеет разобраться.
Вернувшись к машине, он поехал в город, припарковался на Гревгатан, поднялся в квартиру. Молча обошел покинутые комнаты, подобрал с пола у двери почту, отложил счета, которые оплатит Ханс. Переадресовка еще не заработала как надо. Просмотрел письма — нет ли чего неожиданного, но ничего не нашел. Поскольку воздух в квартире был душный, спертый, а у него разболелась голова, вероятно от неважнецкого красного вина, выпитого накануне вечером, он осторожно открыл одно из выходящих на улицу окон. Бросил взгляд на автоответчик. Красная лампочка мигала, показывая, что поступили новые сообщения. Он включил пленку. Мэрта Хёрнелиус хотела бы знать, не желает ли Луиза фон Энке участвовать в литературном кружке, который начнет работу осенью и будет заниматься классической немецкой литературой. И всё. Луиза фон Энке никогда уже не будет участвовать в литературных кружках, подумал Валландер. Ее книги закрыты навсегда.
Валландер сварил на кухне кофе, проверил, нет ли в холодильнике испорченной еды, потом прошел в ту комнату, где стояли два больших Луизиных гардероба. Одежда его не интересовала, он вытащил только обувь. Отнес на кухню, расставил на кухонных столах. В итоге оказалось двадцать две пары туфель плюс две пары резиновых сапог. Они заняли два рабочих стола и мойку. Он надел очки и начал методично осматривать туфлю за туфлей. Отметил, что размер весьма большой и что покупала она исключительно эксклюзивные марки. Даже резиновые сапоги и те были итальянские, причем, как решил Валландер, от дорогой фирмы. Он и сам не знал, что ищет. Но и Линде, и ему показалось весьма странным, что перед смертью она разулась и поставила туфли рядом с собой. Вид аккуратный, думал он. Но почему?
Через полчаса он управился с осмотром обуви. Потом позвонил Линде на мобильный. Рассказал о поездке на Вермдё.
— Сколько у тебя обуви? — спросил он.
— Не знаю.
— У Луизы двадцать две пары, не считая той, что в полиции. Это много или мало?
— Да вроде нормально. Она заботилась о том, как одета.
— Только это я и хотел узнать.
— Можешь рассказать что-нибудь еще?
— Не сейчас.
Невзирая на ее протесты, он закончил разговор и позвонил Иттербергу. К его удивлению, ответил ребенок. Потом трубку взял Иттерберг.
— Моя внучка обожает отвечать по телефону. Сегодня я взял ее с собой на работу.
— Не буду вам мешать. Только один вопрос, который не дает мне покоя.
— Вы не мешаете. Но вы ведь, по-моему, тоже в отпуске? Или я ошибаюсь?
— В отпуске.
— Ладно, задавайте ваш вопрос. Ничего нового, что проливало бы свет на смерть Луизы фон Энке, у меня нет. Ждем, что скажут судмедэксперты.
Валландер вдруг вспомнил про воду.
— Собственно, вопросов у меня два. Первый совсем простой. Если она проглотила столько таблеток, то, наверно, чем-то их запивала?
— Рядом с трупом мы нашли полупустую литровую бутылку минеральной воды. Разве я не говорил?
— Наверняка говорили. Наверно, я слушал недостаточно внимательно. Какая вода — «Рамлёса»?
— «Лука», по-моему. Но я не уверен. Это важно?
— Вовсе нет. Дальше, насчет туфель.
— Они стояли рядом с телом, очень аккуратно.
— Можете их описать?
— Коричневые, на низком каблуке, новые, по-моему.
— Разумно ли предположить, что она надела их специально, чтобы пройти на то место?
— В общем-то туфли отнюдь не бальные.
— Однако новые?
— Судя по виду, да.
— Что ж, других вопросов у меня пока нет.
— Я дам знать, когда получу заключение медика. Лето, дело идет медленнее.
— Кстати, вы имеете представление, как она попала на Вермдё?
— Нет. Пока не выяснили.
— Я просто спросил. Спасибо еще раз.
Валландер сидел в безмолвной квартире, сжимая телефонную трубку, словно последнюю опору в жизни. Коричневые туфли, новые. Отнюдь не бальные. Медленно, задумчиво он принялся убирать обувь назад, в гардероб.
Утром следующего дня он вернулся в Истад. После полудня отвез скверный секатор в супермаркет и сказал, что тот никуда не годится. Поскольку он вопреки своим привычкам раскипятился, а один из тамошних начальников знал, кто он такой, ему за те же деньги предоставили более современную модель.
Когда он приехал домой, оказалось, что звонил Иттерберг. Валландер немедля набрал его номер.
— Вы заставили меня призадуматься, — сказал Иттерберг. — И я еще раз осмотрел туфли. Я не напутал. Они почти совсем неношеные.
— Напрасно вы так беспокоились из-за меня.
— Собственно, я звонил не по поводу туфель, — невозмутимо продолжил Иттерберг. — Осмотрев их, я еще раз внимательно проверил ее сумку. И обнаружил внутренний карман, вроде как тайник. Там лежало кое-что очень любопытное.
Валландер насторожился.
— Бумаги. Документы. На русском языке. И микрофильмы. Что это, я не знаю. Но весьма примечательно, чтобы снять трубку и позвонить нашим секретным коллегам.
До Валландера не вполне дошло, что он услышал.
— То есть у нее были при себе секретные материалы?
— Не знаю. Но микрофильм есть микрофильм, а тайник — тайник. И русский язык. Я просто хотел поставить вас в известность. И наверно, до поры до времени лучше никому об этом не говорить. Пока не выясним, что это на самом деле. Я перезвоню, когда узнаю побольше.
Валландер вышел в сад, сел в кресло. Опять стало жарко. Вечер обещал быть чудесным.
Но его знобило.
Валландер вовсе не собирался держать слово. Решил незамедлительно поговорить с Линдой и Хансом. Семья, безусловно, важнее, чем шведская секретная служба, тут он ни секунды не сомневался. Он расскажет дочери и зятю все, что услышал, слово в слово. Это его долг.
После разговора с Иттербергом он долго сидел в задумчивости. Первая мысль была: нет, что-то здесь никак не вяжется. Нелепость какая-то. Луиза фон Энке — агент русских? Даже если полиция нашла в ее сумке странные бумаги, вдобавок в тайнике, он не мог поверить, что это правда.
Но с какой стати Иттерберг станет звонить и рассказывать небылицы? После недолгих встреч Валландер проникся к нему доверием. Иттерберг никогда бы не позвонил, если б не был уверен.
Валландер понимал, что должен делать. Попытки защитить Луизу, отрицая факты, ничем ей не помогут. Надо принять рассказ Иттерберга всерьез. Каким бы впоследствии ни оказалось объяснение, изложенные Иттербергом факты таковыми и останутся, только вот выводы, вероятно (или обязательно) будут другими.
Он сел в машину, поехал домой к Линде и Хансу. Детская коляска стояла в теньке под деревом, они сидели на качелях и пили кофе.
Валландер сел в садовое кресло, сообщил об услышанном. Ханс и Линда нахмурились, оба с недоверчивой миной. Пока Валландер говорил, в голове у него вдруг всплыло имя — Веннерстрём. Полковник, без малого полвека назад выдавший множество сведений о шведских вооруженных силах. Но каким-то образом связать Луизу фон Энке с этим человеком, который долгие годы, движимый холодной алчностью, ловко занимался шпионажем, он, конечно, не мог.
— Я не сомневаюсь в том, что услышал, — закончил он. — Но не сомневаюсь и в другом: наверняка найдется разумное объяснение, откуда эти бумаги взялись в ее сумке.
Линда покачала головой, посмотрела на мужа, потом прямо в глаза отцу:
— Это действительно правда?
— Я бы, разумеется, не поехал сюда, чтобы рассказывать басни, а не точное изложение того, что сам недавно услышал.
— Не раздражайся. Нам необходимо задать вопросы.
— Я не раздражаюсь. Но избавь меня от ненужных вопросов.
И Валландер, и Линда поняли, что вот-вот вспыхнет совершенно неуместная ссора, и сумели одуматься. Ханс вроде бы ничего не заметил.
Валландер повернулся к нему, увидел, что лицо у него расстроенное, и осторожно спросил:
— Тебя это не наводит ни на какие мысли? Ведь ты знал ее лучше, чем мы.
— Нет, не наводит. Недавно я узнал, что у меня есть неведомая сестра. А теперь вот это. Родители как бы становятся все более чужими. Бинокль перевернут. Они пропадают из виду.
— Тебе ничего не вспоминается? Давние картины? Произнесенные слова, люди, приходившие с визитом?
— Нет. Только больно внутри.
Линда взяла Ханса за руку. Валландер встал, отошел к коляске под яблоней. Над москитной сеткой жужжал шмель. Он осторожно приподнял сетку, посмотрел на спящую кроху. Вспомнил Линду в коляске, вечные страхи Моны и собственную радость по поводу ребенка.
