С каждым годом Орлов все отчетливее понимал: либо милиция выровняет свои ряды, превратится в воинство, защищающее Отечество, среди сотрудников вновь возникнет дружба, товарищество, духовное равноправие, либо наступит полный беспредел и обществом начнут командовать паханы и авторитеты преступного мира. Да, милиция – организация военная, приказы начальства – закон, но, учитывая, что данное войско обязано вести войну круглосуточно, практически всю жизнь, для руководителя лишней звезды на погонах недостаточно.
Орлов, понимая всю непопулярность своей затеи, подготовился все же к докладу обстоятельно. Генералу следовало начинать, и, когда первый зам открыл совещание, Петр Николаевич застегнул верхнюю пуговицу и готов был подняться, когда кто-то из присутствующих сказал:
– Минуточку, о своих делах и бандитах еще наговоримся. Как вам понравился Коржанов? Грозный генерал потеет и несет какую-то чушь, что его главное оружие не в документах, а в его лысой голове!
– Одиннадцать лет рядом с Президентом, много слышал, видел, и пусть вороги содрогнутся! – хохотнул другой генерал.
– Счастливый человек – мудростью не отягощен, полагает, что найдется следователь, который станет слушать дворцовые сплетни.
– Доказательства есть доказательства, а сплетни, что у пивного ларька, что в приемной Президента, только сплетни.
О повестке дня, докладе начальника главка уголовного розыска забыли, начали горячо обсуждать события последних дней, решая, что из сказанного имярек доказывается, а что нет, будет прокуратура вести расследование или все закончится газетно-телевизионным скандалом.
Больше половины из того, что говорили окружающие, генерал не понимал, не знал называемых фамилий, занимаемых должностей, или не смотрел, или не помнил телевизионного интервью, на которое ссылался очередной «оратор».
Неожиданно с пронзительной ясностью Орлов понял, что опоздал со своим докладом на многие годы, паханы и авторитеты уже правят, ничего поделать уже нельзя. Поезд ушел. Чтобы выросли злаки, сначала надо избавиться от плевел. И начинать следует с него, генерала Орлова, который сидит и молча слушает весь этот бред. Не стучит кулаком по столу, не кричит, не валится с сердечным приступом, а молча слушает.
Орлов тяжело поднялся, взял свою папочку и побрел на выход.
Сначала на него никто не обратил внимания, потом кто-то озабоченно спросил:
– Петр Николаевич, вам плохо?
Он кивнул, потер левую сторону генеральского кителя, прекрасно понимая, что он трус и симулянт, и вышел.
Теперь, сидя в своем кабинете за столом, он взял ручку и аккуратно зачеркнул сегодняшнюю страницу в календаре.
В кабинете бесшумно появился Станислав Крячко, подошел к столу, взглянул на календарь, спросил:
– Врач нужен?
– Психиатр.
– Понял! – Станислав вышел, обнял за плечи молоденькую медсестру с обязательным чемоданчиком в руке, повел к двери.
– Прелесть моя, мы сами решаем свои проблемы.
– У меня приказ…
– Машенька, скажешь, что дала валидол. – Крячко вывел медсестру в коридор.
– Я не Машенька…
– Тем более! – Станислав поцеловал девушку в щеку. – Иди, радость моя. Иди. – Он вернулся в приемную. – Верочка, ни с кем не соединять. Если будет звонить Лев Иванович, вызови меня.
– Станислав, почему вы целуете посторонних женщин? Кофе?
– Обязательно! – Станислав вошел в кабинет, посмотрел на Орлова, который безуспешно пытался открыть бутылку коньяка, отобрал ее, подтолкнул генерала к столу. – Сядь ты, ради бога, не мельтеши перед глазами и руководи. Бутылки открывать позволь профессионалам. Я знаю, что ты ушел с коллегии, знаю! По-человечески я тебя понимаю.
– А как ты меня не понимаешь? – перебил генерал и взял у Станислава рюмку.
– Ты же профессионал, обязан говорить на языке сокамерников. Ну если ты внедрился в банду, то начнешь «выкать» и демонстрировать белоснежный платок? Ты нормально матюгнешься, сморкнешься при помощи пальцев. Что это ты карандашом расчиркался? – Станислав указал на перечеркнутую страницу календаря. – А кто, позвольте спросить, все это будет делать? А ты знаешь, что Гуров банду за горло берет и скоро из них труха посыплется?
– Не надо, даже не смешно! Выгодно им убивать людей – будут убивать.
– Можно спасти хоть одного человека…
– Ты в церковь сходи! Покайся! – перебил Орлов.
– Я в церковь пойду! К черту в зубы заберусь… Но, как говорит мой друг и учитель, меня можно только убить.
– Убьют, – равнодушно сказал Орлов и выпил.
– Убьют! – согласился Станислав. – Но только с тобой, с Гуровым. Я могу насчитать немало парней. На Руси убивали издревле, однако еще люди остались.
Орлов выпил вторую рюмку, жестом велел коньяк убрать. Дверь приоткрылась, Верочка внесла кофе, поставила поднос на стол для совещаний, пошла к двери.
– Спасибо за кофе, девочка, – сказал Орлов. – Я на месте. Жизнь идет своим чередом.
– Ясно, мой генерал! – Верочка попыталась щелкнуть каблучками и вышла.
– Так, говоришь, Лева зацепился? – спросил Орлов.
– Молчит, но, судя по взгляду и порой скользящей улыбке, зацепился, – ответил Крячко.
– Присмотри за ним, Станислав.
– Не понял? – Станислав развел руками.
– Старайся не оставлять одного, будь рядом.
– Так он мгновенно поймет и прогонит.
– Не уходи. Начнет ругаться, скажи, я велел.
…Гэбэшник ушел, прислуга давно убрала номер. Иван сел в кресло, включил телевизор, звук убрал, безразлично смотрел на волооких красавиц и тщательно причесанных мужчин, которые бесконечно выясняли отношения. Вскоре он перестал их замечать, закрыл глаза.
Никакой видеосъемки, это ясно. Покойнику доллары не нужны, да и платить их никто не собирается. Ведь зарекался работать с гэбэшниками, осел. Солидные деньги за пустяковую работу… Бежать следовало и не оглядываться. Может, только на деньги и не клюнул бы, пытался оправдать себя Иван. Хорошие документы соблазнили. Если они кассету с моими показаниями получат, ликвидируют моментально. Но и отказаться нельзя, поговорят немного и опять же ликвидируют. Они бы меня давно ментам сдали, боятся, что я их контору засвечу. Хотят, чтобы я рассказал все, но лишь до определенного момента. Им пленка нужна, которую можно монтировать, мои живые показания для них – самострел.
Так и не найдя из создавшегося положения выхода, Иван заснул.
Григорий Котов сидел в своей квартире, смотрел на беременную жену влюбленно, пил чай, изображал внимание, но рассказа жены не слышал.
Настя, так звали жену Котова, была русской красавицей, каких в застойные времена любили рисовать в обнимку с трактором. Грудь, коса, бедра, голубые глаза и на щечках ямочки. Беременность Настю не портила, несмотря на восьмой месяц, была практически незаметна.
Познакомилась она с Котовым в Шереметьеве, где Настя работала буфетчицей в депутатском зале. Диву можно было даваться, гадая, как это такая красавица подпустила к себе костлявого, сутулого, с длинным носом Гришу Котова. Да и он, сорокапятилетний холостяк, старый сыщик, прекрасно осведомленный о своей внешности, никогда бы и не решился ухаживать за тридцатилетней красавицей, вокруг которой мужики вели постоянную войну.
Но Котов выполнял задание Гурова, разыскивая человека, и имел все основания считать, что хорошенькая буфетчица разыскиваемого знает, но называть не желает. Если ухаживания Гриши за Настей были заранее обречены на провал, то разработка буфетчицы опытным опером являлась делом иным.
Он был упорен, последователен, на работе никогда не стеснялся, а ума, обаяния Григорию Котову было не занимать. Осада Помпеи продолжалась три с лишним недели, велась круглосуточно, по всем правилам науки. Ночью, когда она сдалась, Гриша и Настя объяснились в любви, на следующий день подали заявление в загс.
Григорий был так счастлив, чуть было не забыл доложить Станиславу Крячко о выполнении задания.
Только дураки убеждены, что красивые женщины в личной жизни счастливы. Настя вышла замуж в девятнадцать, развелась в двадцать один, до тридцати отбивалась от мужиков, которые в своей агрессивности и прямолинейности были не очень и виноваты. Настя родилась не психологом, не аналитиком, а женщиной, которая понимать нормальных мужиков не желала, а тихо их возненавидела. У Котова было задание, что объект – женщина роскошная, опер заметил сразу, но через три дня перестал ее внешность замечать.
В общем, финал истории был предрешен и закономерен.
Они поженились, любили друг друга, ждали ребенка, а сейчас пили чай. Жена рассказывала о ценах и быте, муж думал, что Лев Иванович Гуров мужик мировой, сыщик полугениальный, но упрямее самого Григория Котова, что в природе еще не встречалось.
– Ты меня слушаешь или нет? – сердито спросила Настя.
– Очень внимательно, – ответил Гриша и повторил последнюю фразу жены: – Утром ты встретила Лялю, которая сто лет назад была твоей сменщицей…
