– Валерий! Наконец-то я тебя нашла! Тут столько народу – не протолкнуться.
Он обернулся и увидел Любочку, финансового директора «Планеты» и младшую сестру Аниты.
– Ты один? А Лариса где?
– Она работает, – сухо ответил Риттер. – Лара не любит отвлекаться, когда у нее прилив трудового энтузиазма. А ты здесь с кавалером?
– Тоже одна, – улыбнулась Люба, и Риттеру показалось, что губы у нее дрогнули, будто она собиралась заплакать.
– Ладно, будешь моей дамой на этот вечер. Тебе что-нибудь принести? Выпить, закусить?
– Спиртного не надо, мне еще домой ехать, я за рулем. Водички какой-нибудь с газом… – неуверенно попросила Люба.
– Может, сок? Или кофе?
– Можно и сок. Вишневый. Там, кажется, есть. Или персиковый.
– А из закусок?
– Ничего не нужно, Валерий, я не голодна.
Взяв для нее сок, а для себя виски, Риттер сквозь плотную толпу пробирался к Любе, издалека разглядывая родственницу. По ее виду не скажешь, что не голодна. Скорее ей кусок в горло не лезет. Несмотря на тщательный макияж, выглядела Люба не лучшим образом, и красиво наложенные тени не скрывали потухший взгляд, а тональная пудра только подчеркивала углубившиеся носогубные складки и скорбно опущенные уголки губ. Даже дорогой костюм, обычно плотно обтягивающий ее пухленькую округлую фигурку, казался висящим на манекене, словно был велик на два размера. Похудела Любаша, что ли?
– Ты отлично выглядишь, – бодро заявил Риттер, протягивая ей стакан с соком. – Очень похудела. Или это костюм тебя так стройнит?
– Ерунда, ничего я не похудела, если верить весам, то все мои килограммы при мне.
Она отпила сок и постаралась улыбнуться, но вымученность застывших губ не укрылась от Валерия.
– Тогда я скажу иначе. Ты очень плохо выглядишь, Люба. Что-то случилось? Ты не болеешь?
Риттер никогда без особой нужды не прибегал к таким глупостям, как деликатность и тактичность. Некоторые считали его грубоватым, сам же он называл эту черту своего характера прямотой.
Где-то совсем рядом грянул оркестр, перекричать который не было никакой возможности, и Люба вместо ответа только покачала головой.
– Давай отойдем, – громко произнес Риттер прямо ей в ухо.
Она молча кивнула и двинулась следом за ним. Даже походка у нее стала какой-то тяжелой и неуверенной, отметил Валерий, а ведь Люба всегда ходила легко и стремительно, будто бежала навстречу чему-то неизвестному, но необыкновенно приятному.
Им удалось найти свободный столик подальше от музыкантов, правда, за ним можно было только стоять, но это все-таки лучше, чем ходить по залу с бокалами и тарелками в руках. Ни руку протянуть для приветствия, ни расслабиться.
– Если ты не хочешь рассказывать о своих неприятностях, то и не надо. Скажи только, я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Нет, Валера.
Он молча проглотил «Валеру», хотя в другое время непременно поправил бы ее и напомнил, что не терпит уменьшительных имен по отношению к себе.
– Ну хорошо, я не могу быть тебе полезным. А кто-нибудь вообще может? Если да, то я могу помочь найти такого человека.
– Спасибо, Валера. Мне никто не может помочь. Спасибо тебе за заботу, но тут я сама… Я должна сама справляться.
«Наверняка любовная история, – подумал Риттер. – Тут действительно никто помочь не может. И зря я к ней пристаю».
– Ты справишься, – с преувеличенной уверенностью сказал он, легко потрепав Любу по руке, – ты же умная и сильная. Все пройдет, все забудется, поверь мне. Давай-ка я принесу тебе осетрины, очень вкусная, я уже пробовал.
И, не дожидаясь ни согласия, ни отказа, он решительно направился к буфету. Однако, когда Валерий вернулся к столику, Любы за ним не было. Высокий стакан из тонкого стекла с недопитым вишневым соком стоял в компании с пустым низким толстостенным стаканом, из которого Риттер пил виски. В пепельнице дымилась сигарета со следами красно-коричневой помады на фильтре. Куда это Любаша сорвалась, осетрины не дождалась, сигарету не докурила? Не иначе, в туалет побежала, плакать. Ничего, проплачется и вернется.
Он собрался было отправить в рот аппетитный кусочек рыбы, но внезапно снова накатило раздражение, и Риттер со злостью бросил вилку на стол. Достал телефон, позвонил Ларисе в мастерскую. Никто не ответил. Перезвонил на ее мобильный. Абонент временно недоступен. Отключила? Батарея разрядилась? Или находится там, куда мобильная связь не достает? Например, в метро. Или в каком-нибудь подвале. Хотя у Ларки своя машина, но с этими ее сомнительными подружками, лесбиянками и наркоманками, она может оказаться где угодно. А может быть, она уже дома, мирно пьет чай в компании с Ниной Максимовной или смотрит телевизор? Нет, не может быть, Нина тут же перезвонила бы ему и сказала, что Ларка вернулась, мать знает, как он нервничает, со вчерашнего вечера не может жену найти. Дома она не ночевала, но это дело обычное, хотя прежде она всегда отвечала на звонки и Валерий точно знал, что она спит в мастерской. Целые сутки от нее ни слуху ни духу. Это может означать только одно: пристрастие к наркотикам сделало новый виток, теперь она или дозу сильно увеличила, или употребляет что-то другое, от чего мозги напрочь отшибаются и теряется представление о том, что нужно все-таки хотя бы звонить домой, пусть не приходить, но хоть объявляться, чтобы близкие не сходили с ума от волнения и не искали по подворотням, милициям и моргам.
Но домой он на всякий случай позвонил. И ничего нового не услышал. Нина Максимовна тоже тревожилась, правда, по несколько иному поводу.
– Сынок, приезжай, пожалуйста, – жалобно попросила она. – Я боюсь. Если Лариса такое себе позволяет, то я могу представить, в каком состоянии она явится домой. Я боюсь оставаться с ней одна.
Конечно, мать думала только о том, что будет, когда невестка вернется домой. А Риттеру было все равно, что будет, лишь бы вернулась наконец. Лишь бы нашлась. Или хотя бы позвонила.
Надо ехать в мастерскую, открывать дверь своим ключом и смотреть, что там и как. Может быть, Ларка сдуру передознулась и теперь лежит там одна, без сознания, и некому ей помочь?
Эта мысль приходила ему в голову неоднократно в течение всего дня, и Риттер уже брался за пальто, собираясь ехать, но вспоминал отвратительную картину, которую увидел, когда неожиданно нагрянул в мастерскую вместе с Анитой, и снова вешал пальто в шкаф и возвращался в кабинет. Нет, не готов он столкнуться с этим еще раз. А ведь может быть и кое-что похуже, например, не одна партнерша, а несколько. Или свальный грех, разнузданная оргия. Зачем ему это видеть? Достаточно того, что он вполне допускает: это может быть. Он понимает, почему это происходит, и знает, кто в этом виноват. Не Ларка, а он сам. Он не сделал все возможное, чтобы ей помочь, а сама себе она, дурочка, может помочь только таким вот идиотским способом, подхлестывая воображение и испытывая на прочность эмоции.
Но вдруг с ней беда и она нуждается в помощи? Надо ехать, твердил себе Риттер, быстро проталкиваясь сквозь толпу гостей и машинально раскланиваясь со знакомыми. Надо ехать. Он подойдет к двери и послушает. Если там шум и веселье, значит, с женой все в относительном порядке, он тихонько развернется и уйдет. Если там тишина, он осторожно откроет дверь и войдет. Он только посмотрит. Он не станет устраивать сцены, не будет никого выгонять, не начнет орать и махать руками. Ему только нужно убедиться, что Лара не нуждается в помощи, что она жива. Он даже постарается, чтобы его никто не заметил. Он только убедится, успокоится и тут же уйдет.
А если ее нет в мастерской? Что тогда делать?
По длинному коридору, мимо ресторанов и бутиков, Риттер шагал в гардероб, продолжая автоматически отвечать на приветствия и пожимать руки. Впереди мелькнул знакомый костюм. Любаша?
Он догнал ее уже в гардеробе, когда Люба судорожно просовывала руки в рукава длинного плаща.
– Ты уходишь? – удивился он.
– Ты тоже, – сквозь зубы ответила она, не глядя на него.
– У меня срочные дела, – зачем-то начал оправдываться он. – И потом, я все-таки гость, это не мой праздник. А ты работаешь в «Планете»…
– Я работаю матерью, и у меня маленькие дети.
Люба выглядела не то встревоженной, не то сердитой – Риттер не разобрал. Но ему и не хотелось сейчас вникать, у него свои проблемы, с ними бы разобраться, а Любашино настроение само как-нибудь наладится.
К выходу они шли вместе. И не сказали друг другу ни слова, пока не оказались на крыльце гостиницы. Риттер позвонил водителю и велел подъезжать к входу.
– Где твоя машина?
– Вон там, – Люба показала куда-то в сторону. – Счастливо тебе. Передавай привет Нине Максимовне и Ларисе.
– Спасибо, передам.
Спустившись по ступенькам, Люба обернулась, помахала ему рукой и улыбнулась как-то жалко и потерянно. Валерий помахал в ответ и долго смотрел, как она идет к машине своей новой походкой, тяжелой и безрадостной.
