– Здравствуйте, мисс Форрест, – сказал Карелла, улыбаясь. – Заходите, заходите.
Он открыл дверь и провел девушку в свой рабочий кабинет. На ней был белый джемпер и темно-серая юбка, длинные волосы цвета конопли были стянуты на затылке в конский хвост. Она положила книги и тетради на стол, села, закинув ногу на ногу, и натянула юбку на колени.
– Хотите кофе? – спросил Карелла.
– А можно?
– Конечно. Мисколо! – крикнул он. – Принесешь два кофе?
Из глубины секретарской с другого конца коридора до них донесся голос Мисколо:
– Сейчас!
Карелла улыбнулся девушке:
– Чем могу служить, мисс Форрест?
– Меня почти все зовут Синди, – ответила она.
– Хорошо, пусть будет Синди. Итак, Синди?
– Дело в том... Папу похоронили в субботу, вы знаете?
– Да, я знаю.
– Я прочитала в газетах, что еще одного человека убили. – Как вы думаете, это тот же самый?
– Мы не знаем.
– У вас еще нет никакой версии?
– Мы ищем.
– Я спросила моего преподавателя психологии. Видите ли, я посещаю педагогические курсы. Я у него спросила, что он думает об этих убийствах, – сказала Синди, на секунду замолчала, потом снова заговорила: – Это ведь убийца-снайпер, не так ли?
– Может быть. Так что же вам сказал ваш преподаватель психологии?
– Что он не так много знает о снайперах и даже не знает, изучали ли их вообще. Но у него есть несколько собственных соображений по этому поводу.
– Да? И каких же?
– Он считает, что снайперы очень похожи на любителей подглядывать.
– Да что вы?
– Да. Он сказал, что их динамические схемы почти идентичны.
– Как это – “динамические схемы”?
– Реакция на увиденный в детстве акт грехопадения.
– Акт грехопадения?
– Да.
– А что это такое? – наивно спросил Карелла.
Не моргнув глазом Синди ответила:
– Сексуальные отношения между родителями.
– А!
– Мой преподаватель говорит, что подглядывают все дети, но стараются притвориться, что не смотрят. Снайпер – носитель видимого символа: обычно он пользуется оптическим прицелом, он смотрит, оставаясь невидимым, действует и не попадается.
– Понятно, – произнес Карелла.
– Мой преподаватель говорит, что такой человек действует в основном под сильным импульсом сексуальной агрессивности. Его поступок дает ему сексуальный стимул и даже сексуальное удовлетворение. – Синди посмотрела на Кареллу огромными голубыми глазами – детскими и наивными. – Что вы об этом думаете?
– Я? Не знаю.
– Разве у вас нет психологов? – спросила Синди.
– Есть один.
– Так почему вы не спросите у него, что он обо всем этом думает?
– Все это хорошо для телевидения.
– Значит, я ошибалась, думая, что современная полиция хочет докопаться до психологических мотивов, побуждающих преступников к действию. Мои соображения...
– Бросьте, – сказал Карелла. – Вы слишком юны и милы, чтобы обижаться на старого дурня полицейского.
– Я не юная и не милая, а вы не дурень, – возразила Синди.
– Вам девятнадцать лет...
– В июне будет двадцать.
– И почему же вы не милая?
– Потому что я слишком много видела и слышала.
– Что, например?
– Ничего, – сухо ответила она.
– Но мне интересно, Синди.
Синди собрала свои книги и прижала их к груди.
– Мистер Карелла, не забывайте, что мы живем не во времена королевы Виктории.
– Постараюсь. Но, может быть, вы все-таки объясните, что вы хотели всем этим сказать?
– Я хотела сказать, что в наши дни большинство семнадцатилетних уже видели и слышали все, что можно видеть и слышать.
– Ну и скучно же им, должно быть, – сказал Карелла. – А что вы делаете, когда вам исполняется восемнадцать или девятнадцать?
– В девятнадцать, – ледяным тоном ответила Синди, – вы идете к полицейскому, который объявил вам о смерти вашего отца, в надежде рассказать ему кое о чем, чего он, может быть, не знает и что могло бы ему помочь. И вот тогда, как это всегда бывает с так называемыми взрослыми, вы осознаете, что вас даже не слушают. Это разочаровывает.
– Сядьте, Синди. Что вы хотите мне рассказать о снайпере? Если, конечно, это был снайпер.
– Тот, кто стреляет в людей с крыши, может быть только снайпером.
– Необязательно.
– Он убил уже двоих одним способом!
– Если это он их убил...
– В газетах пишут, что патроны были одинаковые.
– Это может означать очень многое, а может и совершенно не иметь смысла.
– Нет, серьезно, не будете же вы меня убеждать, что верите в простое совпадение?
– Я лишь могу вам сказать, что мы рассматриваем все варианты. Сядьте, прошу вас, у меня от вас голова кружится.
Синди резко села и снова бросила книги на стол. Хотя она и была девятнадцатилетней девушкой, которая все видела и слышала, в этот момент она выглядела просто девятнадцатилетней девушкой.
– Хорошо, – сказала Синди. – Допустим, что моего отца и этого человека убил один и тот же тип; допустим, что это действительно снайпер. Тогда, мне кажется, вам следует рассмотреть, не действовал ли он по сексуальным причинам.
– Мы не преминем это сделать.
Синди вскочила и собрала свои книги.
– Вы смеетесь надо мной, детектив Карелла, – гневно сказала она. – И это мне совсем не нравится!
– Нет же, я вовсе не смеюсь над вами! Я все понял, что вы сказали. Неужели вы думаете, Синди, что мы никогда не имели дела с подобными типами?
– Что?
– Я вас спросил: неужели вы думаете, что полиция никогда не имела дела...
– Ох!
Синди снова села и положила книги на стол.
– Мне и в голову не пришло. Простите меня.
– Да ничего.
– Нет, действительно, простите меня. Конечно. Вы конечно, должны видеть кучу всякого. Мне так стыдно.
– Во всяком случае, Синди, я рад, что вы пришли поговорить со мной.
– Правда? – быстро спросила она.
– Нам не часто приходится видеть здесь симпатичных и умных ребят, а это оказывает хорошее влияние.
– Хорошая девчонка с соседней улицы, да? – спросила Синди со странной улыбкой. Она встала, пожала Карелле руку, поблагодарила его и ушла.
* * *
В женщине, которая брела по Калвер-авеню, не было ничего от хорошей девчонки с соседней улицы. Ей был сорок один год – выцветшие светлые волосы, слишком ярко накрашенные губы и щеки. На ней была черная юбка в обтяжку, которую она испачкала рисовой пудрой, когда красилась. Грудь ее, высоко задранную лифчиком, чрезмерно облегал довольно грязный белый пуловер. В руке у нее была черная кожаная сумочка. Она выглядела совсем как проститутка, и не без оснований...
Денек выдался трудный. Она была проституткой и к тому же пьяницей. Она проснулась в шесть утра. Летучие мыши и крысы вытанцовывали сарабанду в ее грязной меблированной комнате с осыпающимся потолком, а увидев, что в бутылке, стоявшей рядом с кроватью, не осталось ни капли, она быстро оделась, тем более что под одеждой редко носила что-то кроме лифчика, и вышла на улицу. К полудню она набрала денег на бутылку дешевого виски; к часу дня бутылка была пуста. В четыре часа она проснулась, летучие мыши и крысы возобновили свой танец по комнате; бутылка у кровати была пуста. Она надела лифчик, пуловер, черную юбку и черные босоножки на высоком каблуке, напудрилась, ярко намазала губы и слишком ярко нарумянилась. Теперь она ходила взад и вперед по знакомому тротуару, на город мало-помалу спускались сумерки.
У нее вошло в привычку ходить по этому тротуару каждый вечер, потому что на углу Калвер-авеню и Пятнадцатой Северной улицы был завод, рабочие которого кончали работу в половине шестого. Когда ей улыбалась удача, она подхватывала клиента, платившего ей четыре доллара за быстрое удовольствие, а при большой удаче парня удавалось заполучить на ночь, и он платил сумасшедшую цену – пятнадцать долларов в звонкой американской монете.
В этот вечер она чувствовала себя в ударе. В этот вечер она смотрела на мужчин, группами выходивших из заводских ворот на углу улицы, и чувствовала, что скоро вытащит главный приз. Чуть-чуть удачи, и парню захочется немного выпить перед тем, как лечь в кровать. И кто знает, вдруг он безумно влюбится в нее. Какой-нибудь мастер или даже директор... с ума будет сходить по ее волосам, глазам и увезет ее с собой в огромный особняк в шикарном пригороде; у нее будет горничная, дворецкий, и любовью она будет заниматься только тогда, когда захочет... и... не смеши меня!
Но все-таки... она чувствовала себя в ударе. Она все так же была уверена в удаче, когда пуля пробила ее верхнюю губу, разбила зуб, прорвала трахею и разворотила огромное выходное отверстие в затылке.
Пуля расплющилась о кирпичную стену здания, возле которого она упала, убитая наповал.
Пуля была от “Ремингтона-308”.
Гарри Уолач жил или чаще всего бывал в одной компании с проституткой по имени Бланш Леттиджер, – той самой женщиной, которая была убита вечером тридцатого апреля. Полиции не составило труда найти его. Все знали дружка Бланш. Его забрали на следующее утро в бильярдной на Сорок первой Северной, привели в комиссариат, усадили и начали задавать вопросы. Он был высокого роста, хорошо одет, с седеющими висками и проницательными зелеными глазами. Он попросил у детективов разрешения закурить, зажег пятидесятицентовую сигару и, когда Карелла заговорил, преспокойно устроился поудобнее на стуле, снисходительно улыбаясь.
